Записки неримского папы - Олег Батлук Страница 7

Артем, не проявлявший особого интереса, вдруг бросает жевать диван, стремительно подползает к брату и замирает. Пока тот декламирует таким вот немилосердным образом про тонущий мячик и далее, сынок не шевелится, хотя поза крайне неудобная, до степени йогической. Когда брат утомляется окончательно и откладывает книжку, Артем буквально бросается к ней и начинает судорожно листать страницы. Всем своим видом будущего интеллектуала и доктора филологических наук малыш как бы при этом восклицает: «Иосиф Александрович, любезный, как же это я вас сразу на узнал…»

* * *

Жена уехала утром по делам. Я остался с Артемом, и мне впервые пришлось укладывать его на первый полуденный сон (обычно это почетная обязанность жены). А для этого предусмотрена целая цирковая программа. Перед тем как положить в кроватку, малыша нужно сначала покачать на руках, восседая на большом фитбольном мячике и подпрыгивая на нем. При этом необходимо включить поющий ночник с тремя детскими песенками в ротации. Если Артем долго не засыпает, это еще то музыкальное изнасилование получается. Хорошо хоть, что там не полный репертуар Стаса Михайлова записан – все три его песни.

Я сосредоточился на выполнении концертно-развлекательной программы. Не без страха. Во время этих молодецких прыжков верхом на мяче существовал риск растрясти свои уже не прочно закрепленные внутренние органы. В разгар действа я решил посмотреть, какое впечатление это производит на сына. И даже на несколько секунд перестал скакать.

Артем лежал у меня на руке и улыбался мне во всю мощь своего шестизубого рта. Потом он начал причмокивать и смешно жмуриться, а сквозь причмокивание и зажмуривание продолжал улыбаться. Где-то внутри меня вдруг разлилось целое озеро такого теплого и стопроцентно очищенного чувства, что у меня даже побежали по спине мурашки. Нежность, любовь, привязанность, преданность – это все какие-то полуслова, а прелесть этого чувства была в том, что оно не нуждалось в словах.

Я смотрел на спящего шестизубика и думал о том, зачем люди вырастают. Мир был бы так прекрасен, если бы состоял из детей.

* * *

У Артема – период клоунских рожиц. Не знаю, есть ли такой официально в педиатрии. Может, называется по-другому. Это когда малыш тестирует мимику и лепит из своего лица-колобка разные умопомрачительные конструкции. Всех это забавляет, а мне мешает. Бывает, сижу я в экзистенциальной прострации, думаю о чем-то грандиозном. И такое внутри меня метафизическое напряжение, что еще немного дихотомий – и пукну, пардон. Глаза с поволокой, гляжу в бездну. И вдруг передо мной выплывают два неодинаково сощуренных глаза, разнонаправленные брови, раздутые щеки, нос набекрень и рот дудочкой – это Артем принес свое очередное новое лицо показать. Каждый раз застает меня врасплох и ставит в неудобное положение. Ведь окружающие не видят моей метафизической бездны, а только слышат, как я пукаю от неожиданности, пардон.

* * *

Я же был суровый мужик. Вместо зарядки гнул подковы, ездил на работу на танке, а на завтрак ел гвозди. Что со мной стало? Например, недавно увидел свои носки рядом с Темкиными на батарее в ванной и чуть не прослезился. Теперь гадаю, действительно ли это настолько умилительно, как мне кажется, или отцовство окончательно размягчило мне мозг?

* * *

Русские пословицы не дураки сочиняли. Есть в них глубокая практическая мудрость. Недавно почувствовал ее на кончиках пальцев, что называется. На примере идиомы «тянуть одеяло на себя».

К утру я оказался на краю кровати, в ногах жены. Она перенесла Артема ночью к нам, и он в результате своего привычного полночного плана «Барбаросса» вытеснил меня с занимаемого плацдарма. Под утро стало очень холодно: из-под окна задувало. А одеяло одно на всех. И оно уже как бы само собой распределилось без учета меня. На мою долю достался краешек, сущий лоскут. Целиком поместиться под ним не было никакой возможности. Только если делегировать какую-то часть тела. Сначала я сунул туда нос. Потом колени. Бесполезная часть тела – колени, надо сказать, в теплообмене не участвуют. Затем правое полужопие, после – левое. Весь объект не вписывался. Наконец я достиг неустойчивой нирваны, хрупкого катарсиса – уместил сразу и пятки, и пальцы рук. Начал относительно согреваться. Ну, как относительно – относительно полного замерзания начал согреваться.

Так вот, к пословицам и идиомам. Лежу я и думаю, какой я хороший и мудрый человек, не стал тянуть одеяло на себя, и мне в награду тоже досталась толика тепла. В этот момент неведомая сила окончательно сорвала с меня покров. Это Артем, мой короткометражный шкет, перевернулся во сне и утянул часть одеяла за собой, лишив меня последних спасительных миллиметров. Песни у русского народа, кстати, тоже хорошие, лирические. «Там, в степи глухой, замерзал ямщик…»

* * *

Поймал себя на мысли, что начинаю побаиваться Артема. Раньше для меня это был просто некий веселый кулек. Захотел поднять себе настроение – достал из коробки, устал – засунул обратно, в детскую комнату к жене.

А теперь мелкий становится все пропорциональнее, все больше напоминает прямо реального человека, и, страшно даже сказать, у шкета появилось собственное мнение. Иногда вдруг ловишь на себе его взгляд. И смотрит он так прицельно, целенаправленно, как через оптику снайперской винтовки. Чувствуешь себя словно мастеркард, вставленный по уши в платежный терминал: по твоей спинке бежит холодок считывающего сканера. Смотрит так, будто произносит про себя знаменитую реплику Саввы Игнатьевича: «Да-а-а, пора тебя брать».

* * *

В доме в последнее время разговоры про кризис, про сложные времена, про экономию. Артем, видно, все это слушает. Потому что мы заметили, как он начал прятать еду. Ест детское печенье – кусочек заныкает под комод. Как белка. А недавно спрятал под кровать целый поильник с водой. Ребенок запасается простой водой! Думает, наверное, что у нас совсем все плохо. Надо прекращать эти разговоры.

* * *

Артем на старости лет полюбил соску. Год к ней не прикасался, выплевывал, если давали. А тут сам находит – и в рот. Я ему говорю: «Ты чего, старый, сбрендил? Тебе уже скоро на завод работать, а ты к соске тянешься». Причем мелкий сосет эту соску, как будто курит сигару. У него это целый перформанс. Периодически Артем достает соску изо рта и мечтательно крутит ее в пальцах, причмокивая. И взгляд у малыша – этакого светского льва, денди. Так и мерещится, как он произносит, разминая соску-сигару в пальцах: «А вы были на выставке Серова? Шарман, шарман!»

* * *

Артем постоянно бормочет какое-то словосочетание. Иногда слышится вполне нейтральное «ути-ути-ути». А иногда, даже вздрагиваешь: «Путин-Путин-Путин» – ни больше ни меньше. Откуда? Я эти зомби-каналы даже не включаю. Неужели с «Карусели» надуло?

* * *

Это очень странно, но я пока не вижу Артема как отдельную личность. Я воспринимаю его как абсолютно органическое продолжение себя самого. Тот же я, только маленький. Тот же я, только со смешными короткими ручками и ножками и с бумагой на попе. Какое-то слегка шизоидное ощущение. Подозреваю, в нем много женского. Видимо, я частично повторяю материнское восприятие. Возможно, оттого, что ребенок поздний. А может, я всегда был – того, немножко бабой…