История моего брата - Зульфю Ливанели Страница 7

– Чему не стоит удивляться? – спросил я.

– Я хочу сказать, что в такой ситуации женщины обычно изменяют. Разве не для этого она и к вам приходила?

– Она не была моей любовницей.

– Какой она была?

– Веселой. Людей привлекала ее энергетика. Ее смех, ее манера двигаться, ее походка – она была полна жизни.

Девушка спросила, была ли Арзу красивой. Я сказал, что она была красивой, даже очень красивой, и сказал так, как будто в чем-то признался. Девушкам обычно не нравится, когда им рассказывают о красоте других женщин. Девчонка на какое-то время задумалась. По лицу пробежали неясные тени. Затем она спросила:

– Вы могли бы быть отцом этого мальчика, как его зовут? Эмир.

– Нет, конечно, – ответил я. – С чего вы взяли?

– Вы уверены?

– Конечно, уверен, – сказал я. – Это не мой ребенок.

Она спросила, откуда у меня такая уверенность.

– Я уверен, – произнес я, – потому что у нас не было тех отношений, на которые вы намекаете.

– Да-а-а, – протянула она, – все проясняется. Убийство ревнивым мужем.

– Я не понял, что у вас проясняется.

– Ну, муж узнал, что у его жены с вами связь.

– Прошу меня простить, – сказал я. – Не сердитесь, что я смеюсь, но если бы вы познакомились с Али, то вы бы сразу увидели, какая это глупая теория. Он не может ни на кого поднять руку не то что с ножом, но даже с кисточкой.

– Нечего смеяться надо мной.

– Милочка, не стоит сразу обижаться. Ваши предположения совершенно неверны. Я просто немного улыбнулся, – сказал я.

– А может быть, все наоборот.

– Что значит «наоборот»?

– Может быть, это не ревнивый муж, а ревнивый возлюбленный.

– То есть вы называете убийцей меня?

– Почему бы и нет?

– Послушайте, вы так искренне злитесь, что мне снова хочется смеяться, и вы снова на меня разозлитесь. Точнее говоря, вы слишком быстро обижаетесь.

Мои слова прозвучали как предупреждение, и в комнате воцарилось молчание.

– Теперь моя очередь, – сказал я. – Кто вы? Чем занимаетесь? Есть ли у вас муж? Кто ваши родные?

– Я обязана вам отвечать? – напряглась она.

– Да, – сказал я. – Слово есть слово. Я вам все рассказал, теперь и вы обязаны мне все рассказать.

Она облизывала губы, не зная, с чего начать. Затем, судя по всему, решив, чтобы все это поскорее закончилось, начала быстро-быстро рассказывать. Она сказала, что изучала журналистику в Мраморноморском университете и, закончив его, начала работать корреспондентом в газете, а одновременно поступила в магистратуру. Нет, она не замужем, живет вместе с родителями, ее отец – зубной врач, у него частный кабинет в Кадыкёе, а мать – домохозяйка. У нее нет братьев и сестер, она – единственный ребенок. Убийство в Подиме – ее первое большое задание, которому она сразу придумала именно такой заголовок. Если она выполнит его с успехом, то ее положение в газете упрочится.

– У вас есть возлюбленный?

Этот вопрос застал ее врасплох. Она растерялась и, широко раскрыв глаза, переспросила:

– Что вы сказали?

– Я спросил, есть ли у вас возлюбленный.

Это совершенно меня не касается! Как я осмелился такое спрашивать, какой же я странный человек! Гневно ответив мне, она внезапно заметила, что диктофон по-прежнему включен, и воскликнула:

– Ужас какой-то! Я, оказывается, записываю сама себя. Видите, до чего вы меня довели.

– Что я такого сделал, что вы так разозлились? – усмехнулся я.

Девушка ответила, что я действую ей на нервы, что перехожу границу и вообще она ни разу в жизни не встречала такого вредного человека, как я. Сейчас она встанет и уйдет отсюда и постарается никогда больше даже не вспоминать об этом визите. К тому же с чего это я вдруг настойчиво отказываюсь отвечать на вопросы о моем брате Мехмеде? Можно подумать, из простого желания защитить его? Будто это у него была связь с Арзу, и поэтому я не желаю говорить, где он сейчас находится, и пытаюсь это скрыть.

В сердцах произнеся все это, она запихнула диктофон в сумку, вскочила и направилась к выходу. Я вежливо открыл перед ней дверь, ей не пришло в голову пожать мне на прощание руку (и хорошо!), она даже не сказала «до свидания». Но едва она сделала шаг, как я тихонько проговорил вслед:

– В том доме находился еще один человек.

Она остановилась. Выждав какое-то время, девчонка, не поворачиваясь ко мне, спросила:

– В каком доме?

– В доме Арзу и Али. Возможно, именно он и даст ответ на ваш вопрос об убийстве из-за любви и ревности.

Она повернулась ко мне. Глаза ее сверкали. Она яростно смотрела на меня.

– Кто же это? – спросила она.

– Вот и попытайтесь узнать. А если не получится, то приходите сюда после обеда. Я вам расскажу очень интересную вещь. Вы просто изумитесь.

– Прийти еще раз? Ну уж нет. Вы, наверное, совсем с ума сошли. Я сюда шагу больше не сделаю.

Я расхохотался и повернулся к своему псу.

– Керберос, – сказал я, – давай вежливо попрощаемся с нашей разгневанной гостьей.

Керберос весело залаял в ответ и помахал хвостиком. Девушка заметила:

– У вас все старинное, даже кличка собаки. Это и есть тот самый Керберос?

– Да, – ответил я.

Так я их познакомил.

Уже долгое время Керберос охранял мой дом. Он не обладал тремя, пятью либо семью головами, как его мифологический тезка Цербер, но его единственная огромная голова была такой страшной и уродливой, что хватало одного его взгляда на неприятного гостя, чтобы тот сделал ноги. Пес был огромным. Так как он не помещался в будках фабричного производства, то мне пришлось пойти к плотнику и в итоге заказать настоящую собачью виллу.

Керберос, уши которого были подрезаны, чтобы в случае борьбы волки не смогли схватить его за уши, был самым огромным экземпляром кангала – турецкой пастушьей собаки – и выглядел сущим чудовищем.

Пока я провожал журналистку, пес бросал на меня взгляды, словно желая сказать: «Ну, ты опять молодец». Я знал, что девушки ему нравятся, и приходы Арзу ему тоже нравились. Сейчас было видно, что он очень доволен визитом этой девчонки. На Хатидже-ханым, конечно, он так не смотрел. Мошенник делал такую морду, будто он ее и женщиной-то не считает.

– Нечего так на меня смотреть, – сказал я ему. – Это была просто журналистка.

В ответ пес осклабился, и только я знал, что это означало всего лишь улыбку. Остальных его оскал просто пугал. Потом он наклонил голову и лег на землю. Этот пес был хитер как лис. И меня он понимал очень хорошо.