Солнце внутри - Маргарита Зверева Страница 7

– Прошу вас, сэр, – сказал дворецкий и коротко кивнул на поднос.

Я подошел к нему и взглянул на предлагаемый предмет. Это были часы. В отличие от тех маленьких, которые мне оставил Барон в больнице, эти шли и имели всего две стрелки.

– Плюньте, пожалуйста, – сказал дворецкий в мою макушку.

Я поднял на него вопросительный взгляд. Снизу открывался вид на его длинные, кривые ноздри.

– Плюньте на часы, – пояснил он без эмоций.

– Как? – прошептал я одними губами.

– Вы не умеете плевать, сэр?

– Слюной?

– Предпочтительно.

У меня дернулась щека от нарастающего недоумения.

– Прошу вас, – настойчиво покосился на часы дворецкий.

Во рту у меня так пересохло, что собрать даже небольшое количество жидкости оказалось непросто. В конце концов я преодолел себя и свое назойливое воспитание и аккуратно плюнул на сверкающее стекло.

– Благодарю, – сухо сказал дворецкий и протер часы тряпочкой, которая оказалась в другой руке.

Я отступил на шаг назад и застыл, таращась то на него, то на поруганные часы.

– Сколько лет, сколько зим! – послышался раскатистый голос Барона, который показался в одной из боковых дверей.

Он шел ко мне с распростертыми руками, и я уже испугался, что он захочет меня обнять, но он остановился в метре от меня и потер ладони. От больничной потрепанности не осталось и следа. Барон выглядел не просто опрятно или даже шикарно, а по-настоящему аристократично. Поверх белоснежной рубашки была накинута шелковая жилетка янтарного цвета, а на строгого кроя воротнике красовалась овальная малахитовая брошь. На пальцах Барона я заметил два крупных гербовых кольца, сделанных из золота и, по всей видимости, того же малахита. Это я только сейчас восстанавливаю такие, казалось бы, несущественные детали. Тогда мне врезался в память просто весь внушительный образ Барона. Я не думал ни о деньгах, ни о власти, а только о возможных приключениях.

– Вообще-то еще не прошло ни одной зимы с тех пор, как мы с вами познакомились, – робко сказал я. – И даже лето пройти не успело.

– Тс-тс-тс-тс, – поморщился Барон, словно у него резко заболел зуб. – Скажи мне, что ты только что сделал?

– Я… вошел сюда, посмотрел на бабочек и плюнул на часы? – покорно перечислил я свои последние действия.

– Ты плюнул на время, юный мой друг, – хлопнул меня Барон по плечу тяжелой ладонью, повернулся на каблуках и властным жестом приказал мне следовать за ним.

С развевающимися волосами он прошел в одну из комнат, и я поторопился за ним, кинув короткий взгляд на застывшего статуей дворецкого. Мы оказались в просторном, но довольно перегруженном помещении. Мои глаза разбегались во все стороны одновременно, и я не мог долго остановить взгляд ни на книжных полках, возвышающихся до самого потолка, ни на чучеле ревущего медведя, ни на тяжелых занавесках, обтекающих продолговатые окна, за которыми чувствовалась стремящаяся прочь из своего города Москва-река, ни на громадном камине, перед которым стояли обитые кожей диваны, отдающие чем-то почти что животным, ни на клетках с бабочками и мелкими птичками, расставленных вдоль свободных стен. Но нечто все же смогло приковать к себе мое рассеянное внимание. Это был огромный черно-белый портрет старичка совершенно сумасшедшего вида. Его белые волосы стояли дыбом, как будто он только что сунул палец в розетку, а из-под усов тянулся длиннющий язык. Старичок сильно напоминал добродушного спаниеля.

– Знаешь, кто это? – заметил Барон мой взгляд.

Я стыдливо покачал головой.

– Это – Альберт Эйнштейн, – поднял Барон к портрету пузатый бокал с карамельной жидкостью, который, видимо, успел налить себе, пока я рассматривал его жилище. – Слышал про такого?

– Да, – соврал я.

– Величайший человек, – метнул Барон на меня колкий взгляд, явно почувствовав неладное. – Физик. Ты интересуешься физикой?

Я налился краской. Я, конечно, уже слышал такое слово, но ясного представления о его значении не имел.

– Ладно, не столь важно, – вздохнул Барон. – Я все забываю, что ты чертовски маленький и глупый.

Я насупился.

– Но! – ткнул Барон указательным пальцем в мою сторону. – В этом твое безграничное преимущество. Поэтому я и позвал тебя. Присаживайся!

И он сам со вздохом опустился на один из кожаных диванов. Я не очень любил «присаживаться» со взрослыми, как они это называли, потому что обычно за таким присаживанием следовали не особо приятные разборки моего неподобающего поведения, и я, сделав пару шагов, замялся около медвежьего чучела.

– Да не бойся ты, – закатил Барон глаза и щелкнул пальцами над головой. – Магда!

В тот же момент в комнату впорхнула взволнованная худенькая девушка в черном платье и белом фартучке, словно она все это время только и ждала за дверью, что ее позовут.

– Магда, принеси нашему почетному гостю что-нибудь из этой сладкой гадости, за которую дети обычно готовы душу продать, – скомандовал Барон, не смотря на нее. – У тебя нет аллергии или непереносимости или прочей какой-нибудь ерунды? – обратился он ко мне. – А то сейчас все такие нежные. Чуть что, сразу отекают и задыхаются. Мне этого тут точно не надо.

Я покачал головой.

– Ну вот и славно, – кивнул он трепещущей Магде. – Шоколада, питьевого и твердого, птифуров поцветастей и лимонных маффинов. И Виртуэллу.

– Чтобы ее съесть? – побледнела Магда.

Барон хлопнул ладонью по лбу.

– Чтоб тебя съесть! Нет, разумеется! Живую! Смотри мне, глупостей не натвори, а то знаю я вашу женскую логику.

Губы Магды задрожали, и она выбежала мелкими летящими шажками из комнаты.

– Вот дура, – с нежностью вздохнул Барон и зажег сигару. – Но миловидная и неслышная. Не правда ли? Можно сказать, трогательная. Так?

Я наконец сел на второй диван, стоящий под прямым углом к тому, на котором восседал Барон, и пожал плечами.

– Правильно, тебя не интересуют женщины! – поощряюще улыбнулся мне Барон и затянулся сигарой.

– Или девушки, или девочки, – продолжил он, выпустив дым неспешными облачками. – Все одно и то же. Все мимолетно, но нервы треплет изрядно. Нам нужны потрепанные нервы?

– Н-нет, – предположил я и закашлялся.

– Тебе мешает дым? – расстроился Барон. – Вот это зря. Сигары – одна из моих самых любимых отрад в жизни. Но ладно… Успеется.

Я стыдливо молчал и пытался подавить очередной порыв кашля. Барон тем временем и не думал прекращать курить. За спиной послышался стук посуды, и я повернул голову. Раскрасневшаяся и закусившая губу Магда балансировала с подносом с такой горой сладостей, которая в те далекие времена дефицита любому гражданину нашей страны показалась бы муляжом. Но из чашки поднимался пар витиеватыми клубками, а запах шоколада был столь сильным, что в районе сердца у меня что-то начало плавиться и растекаться от невыносимости прекрасного. Как загипнотизированный, я не мог оторвать глаз от подноса, пока Магда не взгромоздила его передо мной на журнальный столик. И только тогда я наконец заметил еще куда более экзотичный предмет.