Черное солнце - Юрий Луговской Страница 70

Вопросы все про тот же плен.

Кто захватил?

Куда привели?

Сколько их было?

О чем они говорили?

Что просили Диму сделать?

Сколько дали денег?

Чем кормили?

Кого он еще видел в лагере?

Где находился лагерь?

Лечил ли он боевиков до похищения?

Как его коллеги общались с чеченцами?

Кто из чеченцев предупреждал его об опасности?

Что он знает о террористическом акте на стадионе в Грозном 9 мая?

А о взрывах жилых домов в Москве?

Как он относится к теракту на Дубровке?

Что говорил ему об этом Михайлов?

Часто ли он встречается с Михайловым?

В каких они отношениях?

О чем говорят?

Знает ли он его семью?

Дима вышел на улицу выжатым как лимон. Как будто у него высосали всю энергию. Он стоял и тупо смотрел вниз, на Кузнецкий мост, его любимую улицу Москвы. Раньше, находясь здесь, он всегда знал, что делать. Времени у него всегда было мало, и он быстро успевал забежать в эзотерический магазин, который теперь находился в Доме художника, посмотреть на развале новые книги, которые стоили тут порой дешевле, чем в магазине, перебрать кассеты у старичка-коллекционера музыки ретро и обязательно купить одну-две. Старик сам составлял сборники, и подобраны они были с отменным вкусом. Пиаф, Элвис, Армстронг, Хампердинк. И самые лучшие, самые мелодичные и любимые песни. Он спускался ниже по Кузнецкому, забегал на минуту в ЦУМ, чтобы купить хрустящего мороженого, которое продавалось только там и в Цирке на Цветном бульваре. Когда у него вдруг оказывались в кармане деньги, это было, как правило, после какой-нибудь удачной операции, ему оплатили, заранее оговорив сумму (на это начальство закрывало глаза, знало, что иначе вообще никто работать не будет, если не частная практика, слава богу не советское время, когда заставляли коньяк в унитаз выливать), — если у него были деньги, он заходил в кассу Большого театра и позволял себе купить один билет на любимый балет. У спекулянтов, которые сразу атаковали его у театра, он никогда не покупал — он испытывал к ним брезгливость, слишком уж они были далеки по своему поведению от того высокого искусства, на которое продавали билеты втридорога.

Любовь к балету привил Диме Саша, и Дима примерно раз в год устраивал себе такой праздник — покупал за большие деньги билет на классический балет и, сидя в партере Большого, наслаждался каждым мгновением жизни. Пребывая после балета в приподнятом настроении, он часто шел домой пешком, доходил до своей квартиры на улице Алабяна примерно за час. По дороге сочинял стихотворение и вспоминал Маяковского. Владимир Владимирович тоже писал стихи на ходу. Потом из дома звонил братьям и рассказывал, какой он счастливый, как он великолепно провел сегодня время. Они слушали его и удивлялись: почему он ходит один, почему у него до сих пор нет девушки? Странный у них все-таки братец, не от мира сего. Ему бы родиться в XIX веке и быть чеховским врачом, доктором Астровым, тогда врачам платили лучше и уважения к ним было больше.

Хотя тут братья были не правы — Диму уважали все, кто его знал. Он купался в этой всеобщей любви и в своей работе, которую обожал. Он был настоящим трудоголиком. Он все время проводил на работе, хоть рабочий день оканчивался у него в четыре часа. Раньше десяти вечера он из больницы не уходил, а иногда и оставался там ночевать.

Но сегодня, глядя на свой любимый Кузнецкий мост, он не знал, куда пойти, что делать, куда податься. Впервые в жизни у него возникла мысль завалиться в пивной бар и сидеть там и пить пиво, знакомясь со случайными людьми. Он огляделся в поисках какого-нибудь кабачка, но ничего подходящего не заметил. Либо шикарные рестораны, либо какие-нибудь «Елки-Палки», куда ходят, чтобы хорошо поесть. Нет, это все не то. Ему бы куда-нибудь типа «Ямы», о которой рассказывал ему Павел. В студенческие времена его брата, когда Павел еще учился в МГУ на психологии, он рассказывал, что они со студентами всегда ходили в «Яму» — так называли они пивбар «Ладья». Это был очень демократичный пивной бар, где кружка пива стоила сорок копеек. Надо было бросить две монетки по двадцать, а тарелка креветок — полтинник. На пять рублей можно было хорошенько набраться и вкусно поесть, а на десять — просто упиться вусмерть, что иногда Павел с друзьями, начинающими психологами, и проделывал. Там даже можно было поиграть в шахматы — со своими досками и с часами приходили спивающиеся мастера спорта, чтобы заработать денег на пиво. Они играли с форой во времени — себе ставили три минуты, сопернику — пять и легко обыгрывали его, потому что соперник пытался подстроиться под их быстрый ритм, не понимая своего преимущества — он ведь имел на две минуты больше. Проигрывали этим пивным мастерам очень быстро, но к концу дня иногда удавалось все же их обыграть: на свои гонорары от побед они напивались так, что, несмотря на весь свой опыт, делали непростительные ошибки. Зевали ферзей, путали фигуры.

По рассказам брата, «Ладья» была где-то в Столешниковом переулке. А вдруг она и сейчас там есть, подумал Дима, пойду-ка посмотрю, хотя наверняка там теперь уже не сидячка, а респектабельный пивной бар. Но деньги у него были, и он пошел вниз по Кузнецкому мосту.

Увидев надпись «Ладья», он остановился. Неужели и правда он пойдет в пивной бар? А почему бы и нет? Но тут его метания прервала трель его мобильного телефона, который он включил еще в поезде. В трубке — незнакомый, но такой приятный, такой мелодичный голос.

— Дмитрий?

— Да, это я…

— Я звоню, потому что я обещала.

Гульсум! Это она! Она позвонила! Дима еле сдержался, чтобы не закричать от радости.

— Как хорошо, что вы позвонили! Гульсум! Я думал о вас все это время! Ждал вашего звонка и решил, что, если не позвоните, я найду вас в университете на Ленинских, то есть Воробьевых, горах.

— Но сейчас каникулы… — голос был слегка удивленным. Гульсум не ждала такого всплеска эмоций.

— В сентябре, — почти прокричал Дима, — я собирался искать вас осенью. Но вы позвонили. И я просто счастлив.

В трубке молчание. Дима спохватился. Сейчас еще испугается, подумает, что я пьяный или сумасшедший, и повесит трубку. Нет, не подумает, она меня видела и знает, что я нормальный. И раз уж позвонила…

— Гульсум!

— Да.

— Давайте увидимся.

— Давайте, — на этот раз Гульсум последовала своему желанию. Борис был далеко, а если даже и близко, она не собиралась всю свою жизнь посвящать его делу. Она не отказывается от него, но если ей чего-то очень хочется, почему она должна себя останавливать? Тем более что делать в Москве ей все равно нечего. На подготовку к заданию уходил далеко не целый день, а только вечер и ночь.

Для этого она старалась посещать концерты в ночных клубах, где играли рок-музыканты, которые должны были выступать на фестивале в «Лужниках». Эти группы давали концерты довольно редко, тем более в летний период, но все же три раза она попала именно на тех исполнителей, которые были заявлены в афише рок-фестиваля. Правда, кроме знакомств, выйти на более близкий контакт ей пока не удалось. Может быть, музыканты не очень этого хотели… По крайней мере они не вели себя так, как будто если не увидят больше Гульсум, то умрут.