Зимний дом - Джудит Леннокс Страница 74

— Это мой рождественский подарок. Не спорь.

Элен не захотела снимать платье, и они отправились пить чай с ячменными лепешками в уютное кафе на главной улице. В дамской комнате Майя собрала золотистые волосы Элен в узел, сколола его шпильками и предложила подруге свою губную помаду. Когда она возвращалась в зал, чей-то голос окликнул:

— Эй, красотка, не хочешь сегодня вечером сходить в кино?

Майя надменно прошла мимо, но Элен оглянулась на столик, за которым сидели трое мужчин, и поняла, что мужчина с усиками обращался именно к ней. Девушка мгновение смотрела на него, не зная, что ответить, а затем покраснела и догнала подругу.

Майя довезла ее до дома, попрощалась и поехала в Кембридж. Когда Элен открыла входную дверь, раздался гонг к обеду. По дороге в столовую она увидела свое отражение в тусклом стекле, прикрывавшем репродукцию, и в отполированной до блеска темной мебели. Помаду она стерла еще в машине, но осталась в новом платье; волосы все еще были собраны на макушке. Она поцеловала отца и села на свое место. Тем временем Айви принесла суп и вышла из комнаты. Только тогда Джулиус Фергюсон открыл рот:

— У тебя новое платье, Элен?

— Его мне купила Майя. — Элен понимала, что оправдывается. — Подарила на Рождество.

— В самом деле? — Отец посмотрел на дочь и неодобрительно поджал алые губы. — Майя всегда так элегантна…

Элен разозлилась, но промолчала, потому что в это время Айви принесла второе. Когда служанка ушла, она спросила:

— Значит, тебе не нравится мое новое платье?

— Я не уверен, что это подходящий наряд для молодой девушки, — с осуждением сказал священник.

— Не так уж я и молода. Мне уже двадцать четыре. Почти старая дева, — злобно ответила она.

Элен пыталась не думать о Хью. Хотя это случилось больше года назад, она не могла не думать о Хью и не вспоминать то, что они сказали друг другу.

Джулиус Фергюсон продолжал солить баранью котлету, а потом коснулся салфеткой уголков рта; в последнее время эта привычка начала сильно раздражать Элен.

— Глупости, — мягко сказал он. — Для меня ты всегда будешь маленькой девочкой.

Она не могла есть. В комнате было тихо; Элен слышала тиканье часов и остро ощущала пустоту, окружавшую дом. Они сидели вместе, как уже было тысячу раз, и будут сидеть вместе еще тысячу. Возможно, до конца жизни. Пока она или он не умрет. Так же, как двадцать пять лет назад он сидел с Флоренс, прислушиваясь к тишине, окруженной пустотой.

Он сказал:

— А уж такая прическа не идет тебе и подавно. Она делает тебя старше. И, боюсь, проще.

Последняя выставка Мерлина прошла в здании заброшенной фабрики на Уйатчепеле. Робин, пришедшая туда с Джо, увидела, что часть оборудования еще находилась на своих местах: портреты висели на токарных станках, а на кроваво-красное «Распятие» следовало смотреть с вершины вагранки.

Чарис Форчун схватила Джо за руку и потащила танцевать; Робин пошла искать Мерлина. В конце концов она нашла его на винтовой лестнице. Голова Мерлина лежала на коленях у какой-то рыжей, руки сжимали бутылку шотландского. Рыжая спала мертвым сном.

— Мерлин… — Робин наклонилась и поцеловала его в обе щеки. — Это чудесно. Просто чудесно.

— Ты так думаешь? — Он угрюмо посмотрел на толпу. — Как ты считаешь, они пришли смотреть картины или напиться на халяву?

— Думаю, и за тем и за другим, — честно ответила Робин. — Ты что-нибудь продал?

— Четыре, — с отвращением сказал он. — Я написал портрет Майи. Хочешь посмотреть? — Мерлин выбрался из объятий рыжей и шатаясь встал на ноги. — Он там.

Робин взяла его за руку, и они стали пробираться между танцующими. Она увидела дюжину знакомых лиц — Дайану Говард, Ангуса, Фредди и целую кучу подруг Персии из кружка Блумсберри. Но когда они добрались до портрета, Робин перестала слышать болтовню и музыку. Майя была в белом. Тут был намек на перья, волны и безоблачное небо Болот.

— Я назвал его «Серебряный лебедь», — сказал Мерлин. — Ты помнишь?

Конечно, она помнила. Ее первый поцелуй. Она и Мерлин стояли на веранде зимнего дома и смотрели на воду, а Майя пела.

Мерлин засмеялся.

— Робин, я тебе не говорил, что пытался соблазнить ее? Конечно, когда закончил картину. Мне было интересно.

— И?..

— Она чуть не отморозила мне яйца. Жаль беднягу, который в нее влюбится.

За последний год Робин редко видела Майю. Конечно, она слышала о том, как покончил с собой служащий торгового дома «Мерчантс». Но когда заходил разговор на эту тему, Майя отвечала таким ледяным тоном, что умолкала даже любопытная Робин. Это углубило пропасть, которая пролегла между ними после смерти Вернона; пропасть, которая теперь казалась Робин непреодолимой.

Мерлин сказал:

— А где этот… Как его… Сын Вивьен? Она уже была здесь, с Дензилом. Я пытаюсь убедить его купить мое «Распятие».

— Фрэнсис на собрании. А Джо где-то здесь. Он приедет в Блэкмер на Рождество.

— И я тоже, — заплетающимся языком пробормотал Мерлин. — Захвачу вас обоих. А теперь, дорогая Робин, я собираюсь надраться в стельку. Только четыре, черт бы их всех побрал…

Мерлин вернулся к рыжей и бутылке виски. Кто-то сунул в руку Робин стакан с пивом, кто-то другой пригласил ее танцевать. Играл джаз-оркестр; музыка эхом отражалась от стен огромного здания. Кружась по комнате, Робин думала о событиях уходящего года. О возвращении Фрэнсиса из Америки, о замечательном летнем отпуске, который они провели на континенте, и о решении Фрэнсиса сделать политическую карьеру. О выходе в свет книги, которую они с Нилом Макензи написали в октябре; книга была встречена доброжелательно, но сдержанно. Хотя Робин испытала гордость, открыв сигнальный экземпляр, но писать еще одну книгу ей не хотелось. Теперь она зарабатывала себе на жизнь, служа на полставки в клинике и время от времени проводя краткосрочные социологические исследования. К Робин начало возвращаться прежнее беспокойство, и это ее пугало.

Она танцевала с Гаем, с Джо, а потом с Селеной, которая в очередной раз сломала лодыжку. Селена кружилась на одном месте, опираясь на плечо Робин, хохотала и пила пиво. Кто-то настежь распахнул огромную двойную дверь в дальнем конце помещения, чтобы все увидели силуэты церквей и офисов на фоне оранжево-черного лондонского неба. Часы пробили полночь; Робин прислонилась спиной к двери и попыталась отдышаться. Вдруг кто-то тронул ее за локоть:

— Фрейлейн Саммерхейс?

— Да?

Она подняла глаза. Рядом стоял бедно одетый темноволосый мужчина с худым лицом. Робин улыбнулась:

— Здравствуйте, герр Венцель. Рада видеть вас снова.

В этом году канцлер Германии Адольф Гитлер объявил себя диктатором. Вслед за тем начались преследования «неарийцев» и политических противников режима. Из Германии хлынул поток беженцев — евреев, коммунистов, социалистов, художников и интеллектуалов. Многие из них хотели, чтобы им позволили остаться в Британии. В свободное время Робин собирала средства для созданного лейбористами и Советом тред-юнионов Фонда международной солидарности и несколько месяцев назад познакомилась с политическим беженцем из Мюнхена Никлаусом Венцелем.