Шахта - Михаил Балбачан Страница 74

Куроедов сжал зубы и зажмурился. Потом все же не утерпел и быстро глянул. Клименко, весь перекрученный, вдавился глубоко в щель. Правое плечо его быстро-быстро ходило. Лицо фельдшерицы было совершенно белым, черточки закрытых глаз и черные дырочки ноздрей резко выделялись на нем. Время загустело и тянулось вязко, как смола. Клименко всхлипнул и пробормотал:

– Всё, тащите.

Они разом бросились к нему и потянули. Придавленная фельдшерица елозила под могучим Чуриковым. Что-то затрещало и оборвалось, наверное, недоразрезанная штанина. Тело Федора Ивановича легко вышло из-под камней.

– Носилки спускайте, – приказал Куроедов тем, кто был наверху. Там мерцало теперь не меньше двадцати огоньков. Лена достала новый жгут и заново перетянула изувеченную ногу. Забинтовала обрубок. Спустили наконец носилки. Клименко положили на них, стали осторожно привязывать. Он лежал молча, дозволяя делать с собой все, что требовалось. Сразу после него подняли фельдшерицу, потом – Куроедова и Купченко, последним – тяжелого Чурикова.

Словно тугая пружина разжалась в груди у начальника ГСС. Страшный свод не висел больше над его головой. В клети Клименко вяло спросил его:

– Как там остальные? Нашли?

– Нашли, обошлось всё, живы-здоровы.

– Все?

– Все.

– И Кудимов?

– И он, – соврал Куроедов, чтобы не огорчать увечного.

– Это хорошо.

– И не говори!

Июльская жара немилосердно утюжила степь и все, что было разбросано по ней: шахты и поселки, города и хутора. Каждому, от важного начальника до курицы, казалось, что мучение это длится целую вечность. И действительно, небывалое, по словам стариков, пекло продолжалось уже почти три недели. Ночь тоже не приносила облегчения – раскаленные за день солнцем терриконы до самого утра отдавали свой жар неподвижному пыльному воздуху. Мозги у всех совершенно расплавились, окна и двери круглые сутки распахнуты были настежь, мужики взяли моду подолгу плескаться после смены под прохладным душем, но помогало это мало. Утомленные люди двигались через силу, как сонные мухи. Что до самих мух, то они, как раз, чувствовали себя прекрасно, умножились до чрезвычайности, жужжали и ползали повсюду, к тому же принялись кусаться. Кроме них, одни только пацанята, не вылезавшие из речки и черные, как негры, вполне удовлетворены были жизнью. Всё и вся тянулось к воде, особенно ближе к вечеру, когда над отвалами, улицами и помойками сгущалась насыщенная едким дымком горячая хмарь.

В такой вот погожий денек одна дружная компания наметила провести свой законный выходной, как говорится, на лоне природы. Состояла она из начальника шахты № 23-бис орденоносца товарища Слепко Евгения Семеновича, главного маркшейдера той же шахты товарища Левицкой Елизаветы Сергеевны, начальника Восточного участка товарища Романовского Феликса Ивановича, а также рядового инженера Скрынникова. Цель мероприятия заключалась в том, чтобы культурно отдохнуть, конечно, искупаться, ну и там, само собой, закусить. Для всех, кроме разве что Сашки Скрынникова, первая половина года выдалась очень напряженной. Текучка заела до невозможности, и хотелось как-то отвлечься, тем более такая стояла жарища и лето перевалило уже за половину. Договаривались они еще за неделю, а как дошло до дела, так и понеслось. Хозяйка Романовского, бабенка довольно заводная, но как раз сидевшая с грудничком на руках, устроила супругу жуткую сцену. Феликс Иванович обвинен был в злостном пренебрежении обязанностями отца семейства, склонности ко всяческим загулам и безобразнейшему пьянству. Все это было не так уж безосновательно, но в данном конкретном случае, учитывая солидный состав участников, совершенно абсурдно. Романовский защищался как лев, наглядно продемонстрировал ей, что и водочки-то у него была одна только поллитровка, а на остальных, в этом смысле, надежды никакой, тот же Сашка, скажем, халявщик известный. Он как человеку ей объяснил, что идет вовсе не по своей охоте, а исключительно по причине высокой политики и служебной субординации, но, позорно разбитый наголову, принужден был к прополке огорода.

Со Слепко вышла другая история. Жена его, Наталья, только рада была, чтобы супруг немного где-нибудь отдохнул, и с вечера еще заботливо собрала ему все, что требовалось. Сама она в ту пору тоже сидела дома с трехмесячным ребенком, а кроме того не терпела всех этих выпивонов у костра. Слепко рассчитывал забежать на шахту, быстренько глянуть, что там и как, и тогда уже со спокойной душой идти купаться. Но на шахте его ждали нечаянные хлопоты в лице Юсупа Галямова, нового начальника Южного участка. Парень работал как зверь, упирался, можно сказать, рогом, но во все тонкости обстоятельств вник еще не совсем. Когда Слепко подошел к конторе, неистовый Юсуп как раз потрясал кулаками перед понурым носом главного инженера Зощенко и гневно вопрошал, почему лесной склад не дает лесу и какие такие могут быть лимиты, когда участок едва выкарабкался из тяжелейшей аварии и весь лес ушел на восстановительные работы, а теперь они ему, видите ли, говорят, что больше не дадут! Это же форменное вредительство, он этого самого начальника склада, с его постной рожей, насквозь видит, а если главный инженер по каким-то своим причинам вредителя этого покрывает, то и с ним тоже найдется кому разобраться. Крик был прекрасно слышен на улице. Начальник шахты решил проблему за полчаса. Пять минут ушло на то, чтобы распорядиться об отпуске леса сверх лимита, а остальное время – на суровое внушение желторотому дебоширу, принесшему в итоге самые исчерпывающие извинения Зощенке. Потом Слепко зашел на минутку в свой кабинет, но там ему пришлось целый час препираться по телефону с трестом. В это время за дверью столпились посетители. Позабыв обо всех и всяческих пикниках, Слепко собирался уже спускаться в шахту, где его окончательно закрутил бы обычный водоворот.

Сашка Скрынников, с утра облаченный в белые брючки и голубенькую футболочку со шнуровкой, окончательно потерял терпение. Отправившись на розыски, он обнаружил дорогого товарища начальника, как всегда, в густом дыму. Но Сашка есть Сашка. Черт его знает, как это у него получилось, только через несколько минут дым рассеялся, все как один посетители осознали, что их ничтожные проблемы прекрасно потерпят до завтра, а телефон заглох. Вдвоем они вызволили Феликса из домашнего плена, благо суровая тюремщица его перед начальством таки робела. Левицкая, не терпевшая необязательности, встретила приятелей кислой миной и попыталась даже захлопнуть дверь у них перед носом. Сашка тут ничем помочь не мог, он почему-то боялся ее до смерти. Девушка она была некрасивая, по шахте ходила совершенно мужиком, а в разговорах больше помалкивала, но идти на реку без нее никому почему-то не хотелось. Оставив подчиненных дожидаться в сенях, Слепко довольно бесцеремонно вломился в девичью светелку. Что там он с ней сделал – неизвестно, только буквально через пару минут он вышел, а Левицкая крикнула веселым голосом, чтобы «мальчики» подождали, а она – «сейчас, одну минуточку, только».

Так что был уже скорее вечер, то есть часиков пять пробило, когда они, миновав многочисленные группы живописно отдыхавших трудящихся, нашли наконец местечко сравнительно малолюдное, но вместе с тем довольно приятное. Солнце жарило еще вовсю, и воздух обманчиво мерцал над верхушками терриконов. Река там круто изгибалась, разливаясь ленивым омутом, и тут же рядом на каменистой отмели шумно вскипала мелкими бурунами. И вроде бы даже легкий ветерок шевелил серебристую листву плакучих ветел над черной, зеленой, прозрачной, золотистой бегущей водой.