Убийственная реклама, или Тайна работодателя - Юлия Бакирова Страница 77

Толик встал, раскинул руки в разные стороны и закричал громко-громко. Вместе с криком с углекислым газом из его горла вырывалась боль. Он орал, словно пьяный, которого накрыла белая горячка. Он шумел, заглушая голос совести, обвинявшей его во всем, что произошло с Геной. Толик начал хрипеть, когда поток воздуха почти весь вышел. Внутри горла словно потерли наждачной бумагой. Он затих и услышал знакомый голос:

— Твои ноги нашли путь к месту искупления, но лучше бы ты орал в другом месте.

Сказавший это, человек положил руку на плечо Анатолия, хмыкнул, приблизив губы к его уху, и прошептал:

— Ты мне такое божественное дрючево обломил, братан.

Обернувшись, Толик улыбнулся и раскрыл объятия, словно герой фильма о войне, вернувшийся с победой домой.

— Санек! Я тебя вспоминал только что, — пробормотал он, обнимая одногруппника, стоящего перед ним с голым торсом, в джинсах, застегнутых на одну верхнюю пуговицу, с болтающемся ремнем, и выглядывающим из-за пояса кончиком возбужденного члена.

— Осторожнее, Толян, я еще не эякулировал, — вымолвил тот, отстраняясь.

— Мне подождать? — усмехнулся дизайнер, заметив, как колышется сухостой около забора.

— Обяжешь, — ответил Александр, посмотрев через плечо назад, подтянув джинсы. — А ты не торопишься?

— Иди, пока не опал! — махнул рукой Толик, улыбнувшись.

Друг из времен университета, словно кенгуру, запрыгал в сторону сухостоя, крича:

— Готовься, неизвестная планета. К тебе летит огромный корабль с миллионом пришельцев на борту. Открыть врата, принять вторжение!

— Заткнись, дурак! — донесся женский голос до Толика, повернувшегося к полю.

«Кто-то живет как кролик, а кто-то женится», — подумал он, присаживаясь на плиту.

5

— Я злилась, а потом мама дала мне валерьянки, и я заснула, — прошептала Полина, прижимаясь к нему голой спиной.

— Прости, но позвонить я не мог, телефон забыл, — ответил он, обнимая ее, взяв ладонью ее правую грудь, зажав между пальцами сосок. — Я тебе сейчас расскажу, кого встретил.

Он прижался к ней сильнее. Эта поза называется «ложка». Мужчина сзади на боку, партнерша тоже на боку к нему спиной. Им так больше всего нравилось разговаривать по ночам. Он гладил ее, покусывал в плечи сзади, целовал шею, мочки ушей трогал, и они рассуждали на разные темы.

— Я встретил друга по университету. Я в полном безмыслии забрел на пустынное поле, которое обязательно покажу тебе. В этом месте мы часто устраивали группой пикники. Его показал нам Санек. Его я там и застукал с какой-то девкой. Ты прости, но она действительно девка, потаскуха…

— Откуда ты знаешь на все сто процентов, — насторожилась женщина, повернув голову назад.

— А как можно назвать бабу, которая ждет с раздвинутыми ногами, пока ее трахарь бегает разговаривать с другом, а потом снова занимается сексом? Потаскуха она и есть!

— Они при тебе…

— Нет! Я просто стоял смотрел на поле, потом закричал. Из меня вырвалось, словно боль с криком уйти собиралась. Столько всего накопилось…

— Ты не виноват, — перебила она, повернувшись к нему лицом, прикоснувшись губами к губам, но не целуя. — Ты не виноват в том, что он выбрал такой путь. Я долго думала, пока ждала. Ты скрыл от меня правду, и ты был прав. Ты ушел оттуда и снова был прав. Они не имеют права обвинять тебя в том, что Гена выбрал такой путь.

Он взял правой рукой ее подбородок, поцеловал в губы, в шею. Она вдавила ногти в кожу на его спине…

— Я тебя люблю, — хрипло прошептал он, после того, как, конвульсивно дернувшись, кончил.

— А я тебя, я тебя сильно люблю, — убирая челку с его лба, целуя его, ответила женщина, тяжело дыша. Ее тело было мокрым от пота, соленым.

— Стоит ли после такого продолжать рассказ о встрече на поле? — откидываясь на спину, произнес Толик, правой рукой погладив низ ее живота, выдохнув.

— Давай, все равно не уснем, — отозвалась она и громко сглотнула.

— Санек пришел через несколько минут после того, как пошел, извини за выражение, дотрахать свою девчонку. Ту я даже не видел, она осталась ждать его там, они выбрались с ночевкой и с несколькими бутылками разнообразной выпивки…

— Ты пил пиво, — сказала она, прикрыв груди согнутой в локте левой рукой.

— Да, он притащил с собой. Он так смешно шел, как я тогда, — он привстал на локтях, посмотрел на нее, — Ну, когда мы сделали это с утра, перед работой! Я тогда шел как медведь вперевалку, ноги не сгибались.

Она улыбнулась. Ее волосы, разметавшиеся по подушке, серебрил лунный свет, проникавший в окно сквозь раскрытые шторы. Толя продолжил:

— Мы поговорили о том, кто и чем сейчас занимается. Я сказал, что собираюсь пожениться и что у меня будет ребенок. Я не мог сдержаться. Так хотелось ему сказать, что у меня все отлично. Тогда он спросил: «Так чего же вы, сэр, подобно оголодавшему волку, воете на не проявившуюся еще луну?» Это был удар ниже пояса. Я уже выпил и все рассказал. И о том, как ночевал у тебя, а потом Генка обманул тебя, украл деньги и телефоны…

— Стой! — она пристально посмотрела на него, привстала. — Ты хочешь сказать, что он подстроил то воровство? И ты знал об этом?

— Я догадался, когда нашел свой телефон у нас на съемной квартире, — повинился Толя, потупив взор, подумав: «Нельзя пить, нельзя!»

— Почему ты мне не сказал! — возмутилась она, отворачиваясь, перейдя на шепот: — Ты слишком много от меня скрываешь, тебе не кажется? Я скоро перестану тебе доверять, а это равноценно прекращению всех отношений между нами…

— Перестань, я очень прошу, перестань, — прикоснувшись к ее спине губами, затараторил он. — Я не хотел говорить тебе об этом, мне было стыдно. Я боялся, что ты подумаешь, что мы все такие, все приезжие. Если бы я сказал, что он наркоман, что он ворует, то в наших отношениях все могло измениться…

— Все равно не нужно было врать, — сбросив с себя его руку, сказала женщина и убрала со лба светлые локоны.

— Полиночка, прости. Это последнее, что я могу сказать по данному вопросу, — отстраняясь от нее, отозвался мужчина.

Его горячее тело отодвинулось, по ее спине пробежал холодок, а вместе с ним появилось осознание того, что он может уйти, а она останется одна и никогда не простит себе разрыва, потому что сильно полюбила, потому что у них будет ребенок. Поняв это, она повернулась к нему, схватила его голову руками, привлекла к себе, прошептав:

— Я прощу, но только не лги мне больше, очень прошу, не лги.

— Ладно, — ответил он, целуя ее в левый висок. — Я продолжу?

Она кивнула, сползла ниже, прижавшись щекой к его груди, слушая биение сердца, пытаясь угадать, сколько в нем любви к ней.

— Я все рассказал Саньку, а он ответил, что Генка всегда выглядел как последний гопник. Я психанул. Странно, да? Я должен был бы обрадоваться, ведь эти слова равноценны поддержке, это все равно что услышать: «Толян, ты поступил единственно верным образом». Но я психанул на него, сказав, что не ему судить Генку. Они в универе не ладили никогда, поэтому я так сказал. А он рассмеялся, хлопнув меня по плечу, и произнес: «Ты словно больной, которого излечили, а он требует вернуть все на круги своя, потому что не знает, как жить без болячек в будущем». Так и сказал! Еще назвал меня мазохистом, потому что я переживаю по этому поводу. У меня прямо кулаки чесались поругаться с ним, поспорить, а он парой предложений заткнул все мои страдания и возражения. Это судьба. Судьба привела меня туда, чтобы успокоить.