Bella Германия - Даниэль Шпек Страница 8

Старик оживился, будто, рассказывая, сбрасывал груз десятилетий. Я почти видела его молодым человеком, трясущимся через послевоенный Мюнхен на старом мотоцикле.

Вероятно, к тому времени многое успели восстановить, но все же город наполовину лежал в руинах, камни еще не одно десятилетие хранили следы катастрофы. Тысячи и тысячи бездомных, бесконечные вереницы грузовиков, вывозивших строительный мусор за город, на Обервизенфельд, где вырастали окутанные пылью каменистые холмы. Позже на этом месте разбили Олимпийский парк.

Ребенком я каталась там на гоночном автомобиле, не подозревая, что холмы под моими ногами не природного происхождения. В тот самый день, когда я увидела отца, – первый и последний раз в жизни. Всего несколько часов после полудня – а потом он исчез навсегда.

Итак, в то прохладное летнее утро перед ним расстилалось пустынное шоссе. Мюнхен остался позади. Винсенту предстояло впервые в жизни покинуть пределы Германии – через перевал Бреннер, ворота на юг. Далее – Верона, Бергамо… Я знала эти названия из рассказов подруг, мама возила меня повсюду – но только не в Италию. Где только ни доводилось мне проводить школьные каникулы – во Франции, Португалии, Чехословакии, даже в Южной Америке. Только на Италии, чьи пляжи мои одноклассницы освоили еще в раннем детстве, лежало табу. Негласное, но тем не менее…

Нет, я не чувствовала себя обделенной. И вообще не могла понять, почему все вокруг бредят Римом и Флоренцией. Почему там и кофе вкусней, и парни симпатичней. Это потом, уже в Лондоне, я открыла для себя итальянский дизайн. И поразилась его элегантной простоте, удивительному, идущему от древних ремесленных традиций чувству пропорции и материала.

Что касается молодого Винсента, у него Италия могла ассоциироваться разве что с лирическими воспоминаниями Гёте, знакомыми ему по урокам немецкого языка в школе.

На перевале Бреннер дул холодный ветер. Италия встретила путника не яркостью апельсиновых рощ, а бесплодным лунным пейзажем. По дороге он обогнал развалину с дымящимся радиатором – немецкие туристы в груженном поклажей «фольксвагене» пытались преодолеть альпийский перевал. На границе Австрии и Италии стояли вооруженные американские солдаты – напоминание о том, кто контролирует молодую демократию в побежденной Европе.

Первым, что поразило его по ту сторону Альп, был свет. У Винсента словно пелена спала с глаз. Солнце палило все жарче, и он все быстрей мчал по серпантинной дороге, пока не остановился на променаде у озера Гарда. И стоило ему снять мотоциклетные очки, как у него перехватило дыхание. Впервые в жизни Винсент увидел пальму. До сих пор пальмы были для него чем-то недосягаемым и связанным с роскошными круизами по южным морям, доступными разве что американским миллионерам.

И вот теперь пальмы были прямо перед ним – он мог коснуться пальцами их шелестевших на теплом ветру тонких листьев. Волны били в гранит набережной, играли на воде солнечные блики. На пьяцца резвилась ребятня, в воздухе терпко пахло лимонами. Винсент стянул кожаные перчатки, глубоко вдохнул и внезапно понял, что имел в виду Гёте.

Это трудно выразимое словами внезапное, невозможное, бьющее через край смешение всех вдруг пробудившихся чувств.

До Милана он добрался почти к закату, солнце стояло низко, на горизонте собирались дождевые тучи. Многоцветный ландшафт сменился серыми каньонами улиц.

По сторонам дороги потянулись безликие предместья, бетонные блоки домов, прерываемые шести-, десяти-, двадцатиэтажными башнями деловых центров, шикарными магазинами, футуристическими выставочными павильонами и прочими храмами в честь золотого тельца. Этот Милан не имел ничего общего с «прекрасной Италией» из песни Рудольфа Шурике [5] «Капри-рыбаки». По восьмиполосной трассе бульвара, оглушительно грохоча, текли потоки мотоциклов. Современный мегаполис жил в ритме биржи, банков и фабрик.

Винсент отыскал на карте свой отель в центре города. Он окончательно потерялся в городской сутолоке, когда сгустившуюся темноту прорезал свет уличных фонарей и разноцветные огни витрин замерцали со всех сторон. Какими жалкими задворками показался ему в этот момент Мюнхен, да и вся Германия.

Внезапно он очутился на огромной площади. Люди муравьями сновали на фоне гигантского собора, тут же вздымались ворота в галерею Виктора Эммануила, с дорогими модными магазинами под стеклянным куполом. Сияли безупречно симметричные аркады витрин. Услужливые официанты в черных костюмах подавали аперитивы. На крышах сверкала реклама – «Чинзано», «Кампари», «Кока-Кола»… И повсюду элегантность, строгость архитектурных пропорций. А ведь в рассказах его старших коллег, ветеранов Африканского корпуса, «итальяшки» представали исключительно как придурковатые раздолбаи.

Винсент глядел во все глаза, не понимая, откуда взялась эта ложь. Перед ним по пьяцца фланировали мужчины в строгих костюмах, женщины в модных шляпках и стильных шалях. Их казавшееся врожденным чувство стиля не нуждалось ни в модных изысках, ни в показной роскоши. Многовековые традиции естественным образом вливались в современность. И все – полные достоинства, которого попросту не было в послевоенной Германии, если вообще оно когда-то там существовало.

Начался дождь. Миланцы раскрыли зонты, задвигались быстрее. Стоя с мотоциклом посреди быстро редеющей толпы, Винсент вдруг вспомнил, что сегодня день его рождения. Он давно перестал отмечать этот праздник – с кем, собственно? Никого из родных не осталось. Но на душе у него вдруг сделалось светло и радостно, словно он внезапно открыл для себя самое естественное человеческое счастье – просто жить.

И в самом деле, война позади. Из руин поднималась новая Европа. У него нет долгов, а значит, он свободен. Винсент вдохнул свежий, влажный воздух. Молодой человек двадцати четырех лет, в этот момент он исполнился решимости сотворить из своей жизни нечто необыкновенное.

– Capo ingegnere Ermenegildo Preti! Il progettista Dottore Marco Gobini! Pierluigi Raggi, capo ufficio technico! Gianfranco Sassi, soprintendente della catena di montaggio… [6]

Инженеры – в костюмах и при галстуках – выстроились шеренгой, чтобы поприветствовать немецкого коллегу. Сам Ренцо Ривольта, владелец «ИЗО», персонально представил каждого.