Тот, кто подводит черту - Галина Артемьева Страница 8

Странно, что ни на детей, ни на клиенток, ни на коллег ее подсознание не реагировало болезненно и бескомпромиссно. Только на мужа.

Леся, будучи медиком, пыталась поставить себе диагноз, чтобы разобраться в себе. Она рылась в томах Большой медицинской энциклопедии, оставшейся от мамы. Это увлекательное чтение вело к ипохондрии – любая страница с описанием болезни приводила в ужас, и симптомы каждого недуга она обнаруживала у себя.

В конце концов, после продолжительных и тяжелых поисков Леся определилась. Ей показалось, что из всего многообразия человеческих немощей к ней больше всего подходит маниакально-депрессивный психоз. Уж очень многое детально совпадало.

Диагноз она примерила к себе уже потому, что это заболевание протекало фазами – периоды депрессий и маний разделялись интермиссиями, то есть состояниями с полным исчезновением психических расстройств и с сохранностью свойств личности.

Описание клинической картины удручало своим безжалостным сходством с ее состоянием:

«Нередко задолго до первой выраженной фазы маниакально-депрессивного психоза появляются субдепрессивные расстройства. Продолжительность этих состояний различна – от нескольких часов до нескольких месяцев; они возникают либо спонтанно, либо связаны с какими-то добавочными факторами (психической травмой, инфекцией, гормональными сдвигами)…»

Вот именно! Психические травмы и сдвиги! Да еще какие! Но кому от этого легче, кто это выдержит?

Леся обнаружила, что страдает маскированной, упущенной депрессией, весьма, как обнадеживал солидный фолиант, распространенным и труднодиагносцируемым заболеванием.

Нападки же на Валеру легко объяснялись психозами, приходящими на смену депрессии.

Настроение от подобного открытия не улучшилось, возникли страх, тоска, чувство вины и безнадежности.

Кроме того, жутко не хватало мужчины. Буквально холодно было одной спать. Спасалась детьми – звала их к себе, читали допоздна, смотрели телик, засыпали вместе: чудовищно неправильно, но иначе сна не было бы вообще, а как тогда работать?

Кстати, работа тоже достала выше крыши. Вооруженная знаниями Леся у всех клиенток, даже самых приятных и относительно молчаливых, обнаруживала теперь признаки депрессий и маний, что вызывало у нее некое брезгливое чувство по отношению к ним, как, впрочем, и к себе. Уж во всяком случае, психические травмы и гормональные дисбалансы были у всех посещающих ее прекрасных дам, как бы благополучны они ни казались.

Вот это да! А куда деваться? Сделать-то что-то можно или нет? Или просто затаиться и выдавать себя за нормальных, благодетельных, добрых, мягких, каких в книгах полно, а в жизни не сыскать?

В общем, Лесе очень хотелось, чтобы работа отвлекала ее от нее самой, а не усугубляла болезненное состояние постоянным общением с сестрами во психозе.

Как ни странно, помощь пришла со стороны Валеры. Его друг, режиссер нового популярного театра, искал талантливого гримера. Долго и безуспешно. Ему нужен был человек творческий, понимающий, обладающий вкусом, тактом, чутьем и талантом. Владеющий искусством последнего штриха, как он говорил. Последний штрих – это как мановение волшебной палочки – превращает актера-человека с его бытовыми проблемами, болячками, нервами, срывами в персонаж пьесы, заставляющий зрителя довериться и перенестись в другую реальность.

Почему-то Валера был уверен, что всеми вышеперечисленными качествами обладает его бывшая жена. Все-таки что-то, видно, он про нее понимал не только плохое.

Режиссер почему-то поверил другу. Леся почему-то согласилась. А что она теряла? Клиентки ее психбольные никуда все равно не денутся. А театр – это ее давняя мечта. Она была уверена, что несбыточная.

Сбылось! Совпало!

Жизнь стала разноцветной, полной неожиданностей, новых лиц и ситуаций.

В театре у нее была своя комнатка с кучей всего, что надо и не надо по работе. Комнатку эту Леся любила гораздо больше, чем свою квартиру, в которой испытала она столько бед и потерь. Дети ее тоже обожали театр, просились в ее каморку ежедневно – у них там тоже поднималось настроение.

Любочка подросла. Яник тянется за сестрой. Люба становится уже девушкой. Красивой, как ее отец. Все у детей есть. Только у их матери нет личного счастья.

Лесе очень хотелось замуж. Опять. И не просто замуж, а по настоящей красивой любви. Она поняла, в чем совершила промах с Валерой. Элементарно. Она его никогда и не любила. Вот и все. Вцепилась тогда, по сути, в первого встречного.

Тут она себя не винила. Правильно сделала. Но, получается, без любви – никак. Хотя и одной любви мало. Женщине нужна крыша. В блатном, мафиозном понимании этого святого слова. Покровительство, защита, опека. За крышевание платят все. Часто очень много. Мало кто из женщин догадывается, что найденная ими крыша тоже потребует с них дань за обеспеченный покой и уверенность. В результате крыша съезжает. Приходится искать новую и обвинять старую в предательстве и непорядочности. Другое дело, когда любовь.

Она цементирует – будь здоров. И крыша прочно держится на надлежащем месте годами и десятилетиями.

Вот о таком ей мечталось.

Самое смешное – и тут не обошлось без Валеры.

У него в последнее время дела пошли в гору, картины начали продаваться, и очень даже активно. За солидные бабки. Он простодушно делился с Лесей наконец-то осуществившимися долгожданными успехами и образовавшимися финансами. Она даже втайне удивлялась, что он такой незлопамятный и отходчивый. На детей ничего не жалеет, помнит, кому что нужно. И ее, Лесю, не попрекает их общим неудачным прошлым, не вспоминает те гнусные словечки, которыми она его гвоздила в припадках немотивированной злобы.

– Видишь, – говорит, – если долго мучиться, что-нибудь получится.

Однажды он зашел к ней не один.

Сначала его спутник показался Лесе даже неприятным: невзрачный, с колючим взглядом, говорит пришепетывая. Лицо и манеры отрицательного персонажа – так она на первый взгляд определила.

Вот тоже – чудеса человеческого мировосприятия!

Валеру, в будущем нелюбимого и гонимого, сразу-то впопыхах обозначила как голливудского красавца, а любовь всей ее жизни выявилась первоначально в облике быдловатого и не очень опрятного мужичка.

– Вот, знакомься, – сказал Валера, – это Саша. Это он помог мне поначалу картины продавать. С него все пошло.

– Здрасте, благодетель! – поприветствовала неприятную личность Леся.

– Саша, это Леся, – обстоятельно продолжал Валера.

Лесю даже передернуло. Валера прекрасно знал, как она относится к своему имени. Для чужих проходимцев она была Лена, Лена, Лена! И нечего посвящать всех и каждого в семейные детали.