Сокровища Кенигсберга - Александр Косарев Страница 8

– Если я не ошибаюсь, гауптман Хайнц...

– Зильберт, – подсказал сообразительный начальник охраны.

– Да-да, Зильберт, – якобы вспомнил Вист, – подскажите мне, пожалуйста, сколько под вашим началом здесь находится людей?

– Докладываю, – щелкнул тот каблуками. – Два оператора грузового лифта, четверо солдат поставлены на разгрузке и еще шесть человек развозят грузы на тележках. Затем двое дизелистов при электростанции и трое собаководов со своими овчарками.

– Итого сколько?

– Всего восемнадцать человек, вместе со мной, разумеется.

– А на какое же количество личного состава у вас здесь рассчитано жилое помещение?

– Спальных мест имеется сорок восемь, а запасов продуктов и воды хватит на месяц для расчетного количества в девяносто семь человек.

«Отлично, – подумал Вист, – здесь и моя команда спокойно разместится, да и доктор Роде будет под присмотром».

– Покажите мне сейчас, гауптман, как вы здесь разместились, – попросил он уже вслух.

– Прошу сюда, – капитан повернулся и двинулся по пока еще не заваленному ящиками проходу, между проложенными вдоль всего зала путями узкоколейки, давая на ходу необходимые, по его разумению, пояснения.

– Здесь, господин оберштурмбаннфюрер, на площади тысяча шестьсот двадцать два квадратных метра, производится размещение поступающих согласно полученным указаниям грузов. Вон там, – показал он вперед рукой, – расположена центральная лифтовая шахта грузоподъемностью в двадцать тонн, а вот за этой дверью, что справа от Вас, находится наша казарма.

– Прекрасно, прекрасно, – устало пробормотал Вист, – но лифт мы, пожалуй, осмотрим несколько позже, а пока проводите нас в жилое помещение.

Они попетляли некоторое время между ящичных штабелей и скоро вышли к широкой двустворчатой двери, обшитой обычным листовым железом. Отворив ее, они оказались в несколько более узком, но примерно столь же длинном, как и предыдущий зал, помещении казармы.

– Это что за свалка при входе? – обратил Вист внимание гауптмана на хаотично наваленные по обе стороны двери груды разнокалиберных ящиков, канистр и мешков.

Начальник охраны заметно смутился.

– Никак не успеваем разобрать все это, господин оберштурмбаннфюрер, все силы моих солдат брошены на размещение государственного имущества, а тут ведь лежат наши припасы, продукты, посуда, вода, патроны да много чего, даже специальные консервы для собак есть!

– Возьмите это на заметку, – снизил тон Вист, – негоже разводить такой свинарник в казарме.

– Так точно, – обрадовано поддакнул Хайнц, – все сделаем в лучшем виде.

Они прошли дальше. Посреди подземной казармы стояли в линию два десятка сдвинутых попарно столов, окруженных скамейками, разногарнитурными стульями, а вдоль стен были установлены двухярусные солдатские кое-как заправленные, койки с валяющимися на некоторых из них кителями, ремнями и прочей солдатской амуницией. В конце казармы виднелись точно такие же, как и в начале ее, двустворчатые железные двери. Увидев несколько свободных коек, безмерно уставший Вист уселся на одну из них и с наслаждением вытянул гудящие от ходьбы ноги. Конечно, следовало бы завершить осмотр, но его тело уже отказывалось повиноваться. Последний раз он был в этом подземелье три месяца назад, когда здесь еще и электричества-то не было, и ходил по нему с фонарем в сопровождении специально выделенного ему проводника из службы подземных сооружений Кенигсберга, который так же, как и этот капитан, нудно вещал о квадратных метрах, запорах для водонепроницаемых дверей и ориентировочных разметках в галереях подземного лабиринта.

– Гауптман, – измученным голосом произнес он, – пришлите сюда дневального, пусть принесет нам какой-нибудь ужин и воды. Мы здесь у вас отдохнем часов до пяти, если Вы не возражаете.

– Что Вы, господин оберштурмбаннфюрер, сочту за честь. А ужин мой денщик сейчас Вам подаст.

– Надеюсь, не из собачьих консервов? – крикнул вслед уходящему Зильберту Вист, вызвав у своих подручных гомерический хохот.

Проснувшись от громкого стука, директор музея вначале никак не мог спросонок сообразить, кто это так колотит по его двери. Но, вспомнив в этот момент вчерашнюю прощальную фразу Виста, поспешно поднялся и, накинув на пижаму домашний халат, торопливо зашаркал к двери. На пороге стоял подвозивший его вчера вечером мотоциклист Гюнтер, кажется, и изображал всем своим видом крайнюю степень нетерпения. На улице стоял еще полный мрак. Увидев, что директор музея еще даже не одет, лейтенант даже притопнул ногой от досады.

– Доктор, – громко зашипел он, – мы уже должны были прибыть с Вами в замок, а вы все еще в пижаме! Господин уполномоченный будет крайне недоволен нашим опозданием!

– Ничего, ничего, молодой человек, – пробормотал, зевая, искусствовед, – я ему все сам объясню, ведь ваш начальник очень милый и культурный человек, он не будет ругаться.

– М-да-а? – недоверчиво протянул лейтенант, вспомнивший, как вчера этот берлинский культурный уполномоченный так треснул по уху уронившего ящик с картинами фольксштурмовца, что беднягу еле-еле откачали.

– Подождите меня буквально десять минут, – попросил лейтенанта Роде и, не дожидаясь ответа, засеменил обратно в спальню. Он успел одеться и даже написать короткую записку жене, чтобы она не беспокоилась за него в том случае, если он задержится. В этот момент на улице резко зарокотал двигатель мотоцикла, и Роде поспешил к выходу. Накинув у вешалки пальто, он вышел на темную улицу и, горестно вздохнув, запер за собой дверь, снова открыть которую ему довелось только ранним утром десятого апреля.

Оберштурмбаннфюрер Вист проснулся без посторонней помощи. Он медленно поднял часы к глазам и повернул их так, чтобы на них падал свет от далекой лампочки на столе у дневального. Стрелки показывали без семи минут пять. – «Отчего же я проснулся?» – подумал он, с трудом поворачиваясь на жесткой солдатской койке. Он чутко прислушался, но в подземелье было тихо, только где-то вдалеке слышалось слабое собачье тявканье.

«Трое собаководов, – вспомнил он доклад начальника охраны. – И что же они здесь делают, эти собаководы? Под землей!» – подумал он, поднимаясь и нехотя натягивая на себя уже несвежее, пыльное и пахнущее едким потом обмундирование. С трудом засунув отекшие за ночь ноги в сапоги, Вист поднялся и толкнул сопевшего на верхней полке Карла:

– Вставай, толстяк, пойдем сосиски кушать.

Тот всхрапнул и резко сел на койке. Вист усмехнулся. Его всегда забавляла эта способность своего помощника подниматься столь странным образом. Причем в девяти случаях из десяти Карл продолжал спать и дальше, только уже сидя. В это время у ночника завозился дневальный. Он уже увидел, что оберштурмбаннфюрер встал и, помня приказ гауптмана о всяческой помощи уполномоченному ГУИБ, поспешил к нему.

– Где здесь у вас клозет? – задал ему самый насущный на данную минуту вопрос Вист.