Тук-тук, это хирург! - Фунус Фестус Страница 8

— Да пошел бы ты на, привязался, бля, мотивчик.

Повторять не заставил, ухожу, куда послали. Я не большой любитель ходить в морг. Из секционной доносится:

— Парень крепко побухал, да побухал…

Пьеса восемнадцатая

У входа в реанимационное отделение встревоженная родня:

— Скажите, у вас в морге есть специалист по макияжу? А то мы можем привести из города.

Не понимаю, о чем речь.

— Ну нам этот нужен, визажист, ну тот, который трупы в порядок приводит. Нам сказали, что наша мама у вас, что она в очень тяжелом состоянии. Понимаете, она в молодости была красавицей, в кино снималась, кстати, Екатерину Вторую играла, вы должны помнить. Она бы не хотела плохо выглядеть на похоронах.

— Эта профессия называется — ретушер. Он есть у нас, профессионал. Можете не волноваться. Только ваша мама хоть и на искусственной вентиляции легких, но в сознании. Могу разрешить пройти на несколько минут, сами спросите, как ее одеть на похороны. Говорить, конечно, не может, но может написать. Халат наденьте.

Выходя через пару минут из палаты, дочка интересуется диагнозом, перспективами. Предлагает достать любые лекарства.

Бабушка пролежала 2 месяца на ИВЛ, еще месяц провела в палате с трахеостомой. Удалось выходить, выписалась домой. Через 3 месяца ее насмерть сбило машиной. От судьбы не уйдешь.

Пьеса девятнадцатая

Подтверждается одна из известных теорий: если человек хочет жить, убить его практически невозможно. На днях выписали товарища. История болезни в трех томах. Вот краткое резюме. Поступил пациент, назовем этот процесс — «лечиться», еще в начале октября. Смертельно пьяным. Полежал в изоляторе на полу до утра, проснулся — начал буянить, каких-то червей из волос доставать. Нормальное дело — белая горячка. Наши чудотворцы его связали. Успокоили так, что пару дней мужик провел в глубоком наркозе. Кто ж знал, что он не только пьяный, но еще и жестоко отхераченный. Пришли на работу в понедельник, смотрим — тело в полном релаксе, на ИВЛ, только вот живот почему-то раздувается. Пытаемся разбудить — буйствует. До вечера требуем от зав. хирургическим отделением: посмотри на клиента, ну не нравится его живот. Ну а тому, понятное дело, связываться не хочется. Не его пациент, зачем ему проблемы. Помрет еще, так пусть лучше за терапевтами числится. Только ночью уговорили дежурного хирурга посмотреть. Да, говорит, что-то тут не так, давайте на стол.

Из живота вываливаются черные кишки. Тромбоз. Ладно, давайте сделаем резекцию, чисто для патологоанатома, пусть ему будет красиво, товарищ все одно не выживет.

Нашли кусочек тонкой кишки, сантиметров 30, по цвету вроде более-менее жизнеспособный, подшили к сигмовидной, остальное все вывалили в тазик. Зашили. Сижу в операционной, жду: перекладывать на кровать или сразу свалить на железную каталку. В подвал. Септический шок, адреналин льется в каких-то непонятных дозах. Живет. Студентов дежуривших позвал, посмотрите, вот как человек выглядит в терминальной фазе септического шока, некрасиво выглядит, весь в черных пятнах. Ну, раз те пришли, давайте переложим на кровать, пусть в реанимации лежит, ждать тут ночью неохота. До утра не дотянет.

Утром смотрим — а он живой. И давление есть, даже без адреналина. И просыпаться начинает. Ну нет, милый, ты поспи, чего тебе в сознании на своих похоронах делать. Три дня прошло — все нормально. Остатки кишочков работают, будто мужику не весь кишечник вырезали, а какой-нибудь аппендикс. Тут уж зав. хирургией заинтересовался, давай возьмем еще раз, проверим. Снова в живот залезли: все там чисто, только просторно стало внутри, не тесно. Ладно, посмотрим, что будет.

По ошибке жене о смерти товарища сообщили, та скандал устроила, а он все живой.

Проснулся, стал есть. Ел забавно. Наши исследователи стояли с секундомером, отмечали, сколько времени занимает пассаж пищи по остаткам кишечника. Интересно. После глотка пища через 30–40 секунд оказывалась в памперсе. В неизмененном виде. Но мужик стал жрать в таком количестве, что всасываться что-то успевало, только санитарка дерьмо выносила ведрами. Похудел, конечно, килограммов на 40. Зато переворачивать стало удобнее.

Но это еще не беда. Оказалось — одно легкое ушиблено. Началась пневмония, абсцесс. Пришел торакальный хирург, посмотрел. Да, говорит, тут без резекции легкого не обойтись. Но только мы его не возьмем, не перенесет. Попробуйте так: переворачивайте его почаще, пусть откашливает. Объяснили мужику задачу: ложись на бок и кашляй, мокроту не глотай, ты откашливай, откашливай. А мокрота литрами. И откашливает сразу с двух сторон. Пришлось кровать боком поставить к стенке, чтоб хоть сзади откашливал не на середину палаты. И ведь откашлял одно легкое, поправляться начал. Предложили ему еще раз в кишочках покопаться, анастомоз переделать. Для того, чтобы после еды до толчка добежать успевал, но мужик сказал «спасибо, я как-нибудь с этим справлюсь». Поблагодарил за помощь, коньяк притащил, закуску. Молодец, не конфет принес, а колбасы, копченых изделий. Понял, что пища должна быть сытной и ее должно быть много.

День святого Валентина

До Дня святого Валентина еще далеко, но хочу рассказать одну историю любви, пока она еще не стерлась в памяти.

Неделю назад в реанимацию доставили молодую женщину. Не сказать что очень уж молодую, но все еще мечтавшую выйти замуж. Жених за несколько дней до свадьбы проломил ей череп бутылкой из-под шампанского «Князь Голицын». Как будет написано в протоколе, во время внезапно вспыхнувшей ссоры, последовавшей вслед за совместным распитием спиртных напитков. Три дня невеста пролежала дома в отключке, пока жениха не насторожил столь долгий и глубокий сон. На четвертый день он вызвал «Скорую» и отправил невесту одну в свадебное путешествие. К нам в реанимацию. Свадьба должна была состояться на следующий день.

Трепанация черепа. Вместо фаты — шапочка Гиппократа. Три дня глубокой комы. Просыпается. Озирается по сторонам. Видно, как в мозгах начинается аналитический процесс. На пятый день заговорила. Неожиданно здоровается со мной:

— Здравствуйте, доктор. А вы меня не помните? Я что, опять у вас в реанимации?

Если честно — не помню. Но поддержать позитивный настрой нужно.

— Ну как же, прекрасно вас помню. Вы же у нас лежали.

На животе — грубый рубец от лапаротомии. Поэтому продолжаю смелее:

— Помню, вам же еще тогда операцию делали.

Больная в восторге, что осталась в моей памяти. Приходится подыгрывать:

— Только, если честно, забыл, что за операция была. Помню, что-то серьезное с вами было.

— Ну конечно, доктор, ведь два года уже прошло. Как же вы всех нас помнить можете? Меня тогда жених избил, вам пришлось мне кишку зашивать. И селезенку удалили. Я ведь чуть не умерла.

Тут я действительно стал вспоминать. Была история. Жениха, кажется, посадили. Спрашиваю:

Конец ознакомительного фрагмента

Купить полную версию книги