Мертвый эфир - Иэн Бэнкс Страница 8

Когда я вытаскивал его из кармана пиджака, зазвучал и сигнал на телефоне у Эйми, это была какая-то классическая мелодия, которую я знал, но не мог вспомнить название.

— Ха-ха, — рассмеялась она, — вот уж действительно синхронность.

Я тоже рассмеялся и посмотрел на дисплей моего телефона; это был мой режиссер, звонивший из офиса. Услышав, что поблизости зазвонили еще два мобильника, я обратил внимание, что и стационарный телефон в пентхаусе, кажется, тоже трезвонит, и смутно подивился, какая такая спешная причина могла заставить сразу столько людей получить срочные вызовы, да еще в такое время, днем, в начале третьего, в сентябрьский вторник.

— Да, Фил, — сказал я в трубку.

Эйми тоже отвечала на свой вызов.

— Что?

— Что?

— Нью-Йорк?

— Что именно?

— Где?

— Всемирный торговый центр? А разве?..

— Самолет? Какой, типа аэробуса, что-то в этом роде?

— Ты хочешь сказать, два этих здоровенных… мм… небоскреба?

Кул двинулся в дом сквозь толпу, в которой то и дело оживали все новые телефоны; на лицах гостей появлялось озадаченное выражение, атмосфера стала меняться, среди присутствующих пробежал холодок. Кул направлялся в главный «объем», не переставая говорить с кем-то по своему сотовому.

— Да… да… Сейчас включу телевизор.

— Теперь эти — «Наполовину человек, наполовину вялый крекер». Ихтемочка к «Миссия невыполнима» [9]. Давненько мы ее не крутили, Фил. Ты на что-то намекаешь таким названием?

— Не я, босс.

— Точно, Фил?

Я посмотрел на него через стол. Мы находились в нашей обычной студии на радиостанции «В прямом эфире — столица!». Меня окружали сплошные мониторы, кнопки и клавиатуры, словно я торговал на товарной бирже. Вот какими они стали, наши студии, за тот относительно короткий срок, который я провел в удивительном мире радиовещания. Приходилось все время искать взглядом главные орудия моего труда: два CD-плеера. В нашей студии они располагались справа от меня — сверху, между экраном для сообщений, поступивших по электронной почте, и экраном, на котором высвечивались подробности относительно человека, позвонившего на радиостанцию, — как раз они-то, эти плееры, и напоминали мне иногда, что я не какой-то «пиджак», заигравшийся на рынке фьючерсных сделок, а настоящий диджей. Однако больше всего помогал не заигрываться в бизнесмена микрофон, торчащий прямо передо мной на главном пульте.

— Именно, — ответил Фил, мигая за толстыми стеклами очков; очки Фила имели массивную черную оправу, как у Майкла Кейна в роли Гарри Палмера [10]или у Вуди Аллена в роли Вуди Аллена.

Фил Эшби был крупный, спокойный, вечно какой-то помятый парень с густыми непослушными волосами, преждевременно приобретшими цвет соли с перцем (проблескам седины в них, по его словам, он всецело обязан мне, хотя у меня имеются фотографии, разоблачающие эту клевету); в голосе легкая картавость уроженца западных графств; речь его казалась замедленной, тягучей, почти сонной, что позволяло мне звучать выигрышно на его фоне, хоть я никогда ему об этом не говорил. Популярная на станции шутка объясняла его заторможенность тем, что он слишком увлекается транквилизаторами, тогда как я постоянно торчу на спиде [11], отчего вечно тараторю; и что в один прекрасный день мы можем махнуться своими снадобьями, и тогда оба придем в норму. Фил вот уже год как являлся моим режиссером на радиостанции «В прямом эфире — столица!». Еще два месяца — и я установил бы свой личный рекорд в номинации «Долгожитель эфира». Как правило, меня с треском выгоняли где-то в течение года после какого-нибудь высказывания, которого, по чьему-либо авторитетному мнению, совсем не следовало высказывать.

— Лало.

— Что? — Теперь настал мой черед моргать.

— Лало, — повторил Фил.

Поверх мониторов и электронной аппаратуры я видел только его голову. А если он утыкался в газету, то я не видел даже и головы.

— Это один из телепузиков? Я спрашиваю лишь оттого, что знаю, какой ты по этой части эксперт.

— Нет, это Лало Шифрин. — Он замолчал и пожал плечами.

— Здесь в эфире должно раздаться громкое пожатие плечами, Фил.

У меня имелись звуковые эффекты для многих молчаливых междометий Фила, из которых и состоял присущий ему язык жестов, но я еще продолжал подыскивать звук, который передаст его пожимание плечами.

Он приподнял брови.

— Отлично! — Я взял старомодный механический секундомер с покрывавшего стол сукна и нажал кнопку. — О’кей, Эшби, начинаю отсчет мертвого эфира, и он продлится до тех пор, пока ты не сумеешь объяснить поподробней.

Я бросил взгляд на большие студийные часы, висящие над дверью. Еще девяносто секунд, и наш эфир кончится. Через тройное стекло я наблюдал, как в операторской, где когда-то в старые добрые времена скромно посиживали себе режиссеры, среди наших ассистентов развивается вялотекущий конфликт — перестрелка бумажными самолетиками. Билл, новостной диктор, вошел в операторскую, и было видно, как он кричит и машет на них сценарием.

— Лало Шифрин, — принялся терпеливо объяснять Фил посреди царящей по нашу сторону тройного стекла тишины, — Это он сочинил исходную тему к «Миссия невыполнима».

Я нажал кнопку секундомера, и он перестал тикать.

— Четыре секунды; попытка не удалась. Итак, Лало. «Исходную» — в смысле, к сериалу [12], да?

— Да.

— Молодец какой. И при чем туг это, дорогой слушатель? Фил нахмурился.

— При том, что есть всякие попсовые деятели, имена которых звучат как-то уж очень по-детски.