Все пиарщики делают это! - Дарья Орлова Страница 8

Да что там говорить, если однажды в теплом приморском городеГарик сам звонил нам и нетвердым голосом шептал:

– Аоооо... Даша... я на шестьдесят седьмом километре,пришлите за мной, пожалуйста, машину.

– Гарик... какой шестьдесят седьмой километр? Какаятрасса? Как ты туда попал в шесть утра?

– Тихо, Даш, не ори, голова раскалывается, и телефонразряжается... Ничего не знаю. Проснулся – рядом дорога и столбик: «67 км».

Одним словом, ехать полагалось вместе. Дело осложнялось тем,что Тимур и Капышинский люто ненавидели друг друга. Прямо-таки органически непереносили. Что-то такое у них в свое время произошло – то ли не поделилидевушку, то ли разошлись во взглядах на концепцию государственной политики. Аможет, это была инстинктивная ненависть Капышинского, рафинированногоинтеллектуала, к плебеям-маргиналам в лице Тимура.

У консультантов вообще сложные отношения с народом. Потомучто большинство политконсультантов – так уж складывается – принадлежит к породеэкзальтированных эгоистов, и сложнее всего для них думать о ком-то, кроме себя.Волей-неволей приходится думать о клиенте, потому что клиент платит. Но отизбирателя консультанты страшно далеки. Они не всегда помнят, чем живет народ,сколько зарабатывает, что читает и что смотрит вечерами. Политтехнологикомпенсируют это буйной фантазией.

Порой фантазия дает сбои. Тогда в политических листовкахпоявляются обороты «как мы помним, еще у философа Лосева» или рассуждения оплюсах и минусах японской кухни по сравнению с итальянской. Потому что,объясняют политтехнологи, «все эти рассуждения о коммуналке и нищете людям ужеосточертели, им хочется свежей экзотики»...

Неправда. Людям никогда не надоедает жаловаться насантехников, как женщинам – перебирать воспоминания о беременности, какстарикам – оживлять свою молодость, как сантехникам – пить. Смешно сказать, нопод веселенькую политическую или коммунальную интригу великий русский народспособен сожрать любой мусор – то есть, простите, нашего кандидата. Судимого загрупповое изнасилование или вора в законе, циркового клоуна или опасногопсихопата.

У Тимура, потомственного люмпен-пролетария, есть свои плюсы.Например, он почти всегда нюхом чует, какими сериалами, ток-шоу, ночнымиклубами и прочими именинами сердца живет электорат в любом городе. Но есть иминусы. Много. Перечислять все нет смысла, достаточно вспомнить, что у Тимурапередние зубы золотые, и его несколько раз жестоко били за воровство напредвыборных кампаниях. Сама не видела, но с удовольствием бы посмотрела. Ктому же Тимур раза четыре за вечер озвучил похабные шутки в наш с Васькойадрес.

Поэтому Гарик поспешил выпроводить нас обеих из офиса вместес Капышинским, глупо хихикающих, вручив бумажку с адресом дома, ключи и велевнайти во дворе серебристый «ниссан» с водителем.

«Ниссан» оказался привозным «сэконд-хэндом» с правым рулем(в Сибири такого японского старья много). На месте водителя расселась Блондинка– на руле лежали ее двухсантиметровые ногти с рисуночком в сиропном духе.

– Да, это я вас повезу, – голосом резиновойигрушки сообщила Блондинка, – я – Виолетта.

Мы икнули в унисон.

– Осторожно, не сядьте на масика!

На сидении лежал плюшевый заяц. Синего цвета.

– Вы уверены, – шепнул Капышинский, – что онанастоящая?..

– Надо ее потрогать.

– Иголочкой потыкать! – радостно заржала Васька.

Тимур, как выяснилось, встретил Виолетту в ночном клубе. Тамона искала свое истинное «я». Тимур сообщил, что президент Путин лично поручилему найти в Северске заблудшие души, пока он, Путин, слишком занят вступлениемв ВТО и другими проблемами. Виолетта ответила, что, в общем-то, Путин ейнравится – у него сексуальные уши. Тимур обещал устроить ее на веселую работу –и вот в результате она весь августовский день проторчала в пыли, не сделаламаску для ногтей, пропустила «Сашу и Машу», а сам Тимур так и не объяснил, вчем будет состоять ее новая работа.

– Не может быть, чтоб настоящая, – резюмировала я.

Город Виолетта знала плохо, водила еще хуже, к дому мыприбыли сквозь тернии, но дом заново впечатлил всех.

В комнате, которую Васька припасла для меня, все сияло крахмальнымсветом, как в раю: недвусмысленных размеров кровать, необъятное зеркало изолоченый иконостас в углу. Солидный Господь для солидных господ. (Привет В. О.Пелевину!)

– Ох, Вась, а чего тут так много Боженьки? Мне передним даже переодеваться неудобно.

– Привыкай. Тут в каждой комнате так духоподъемно. Идаже в бильярдной. Хозяин, как ты понимаешь, грешил без меры. Еще скажиспасибо, что иконы, а не лица невинно убиенных и ограбленных. И мальчикикровавые в глазах... Бог с ними, Дашка, побежали лучше смотреть камин синкрустацией!

– В виде лика Божьего? – мрачно ухмыльнулась я.

– Не богохульствуй.

Камин тихо сиял – судя по всему, в доме было кому разжечькамин, позаботиться о туалетной бумаге и даже выстирать носочки усталым политтехнологам.Он был великолепен, как Лувр, как Шанхай, как лосось-гриль под мятным соусом.Мы зарылись пузиками в ковер и смотрели на огонь. Васькина кожа казаласьтемно-персиковой от огня, а глаза были цвета вишневого варенья.

– Ты думаешь о том же, о чем и я?

– О чем? – вяло уточнила Василиса.

– В каких словах обрисовать электорату радужные дали.Как дать им понять, что Петров любит их безмерно и придет, как добрыйцарь-батюшка.

– Ага... только я совершенно об этом не думала. Ядумала – интересно, сколько лет Перцелю?

– Тридцать семь? Тридцать четыре? Тридцать пять?

– Баба ягодка опять...

– Он заказчик.

– Но ведь не кандидат.

– Еще не хватало – соблазнить будущего президентаРоссии!

– А что, – мечтательно потянулась Вася, – этобыло бы... роскошно.

У нас есть один-единственный нравственный принцип – незаводить романов с заказчиками и кандидатами. Юной женщине немыслимо сложноиметь достойную репутацию в политическом закулисье, а о какой репутации можноговорить, если за тобой тянется амурный шлейф?

Страшно сказать, когда я была почти ребенком иорганизовывала встречи с народом для своего первого в жизни кандидата вОблдуму, меня несколько раз настойчиво просили надеть юбку подлиннее. По меретого, как обретались длинные юбки, опыт и репутация, наш с Васькой нравственныйпринцип стал накрепко въевшимся атавизмом – вроде детской привычки не наступатьна собачьи какашки и трещины в асфальте.

– Какой еще роскоши тебе не хватает, ВасилисаПрекрасная? – хитро вполз в каминный зал Гарик. – Чего еще, послетого, как мы привезли тебя в этот роскошный дом, где ты окружена нами?!