Пережить зиму в Стокгольме - Агнета Плейель Страница 8

Потом — бродяжничество и встреча с Полем Верленом. Да, с этим слабым, ненадежным и плаксивым любовником. И лихорадочный диалог между землей и небесами, между неразумной девой и князем тьмы, внезапно прерванный возгласом страдающего ребенка:

БОЖЕ МИЛОСЕРДНЫЙ,

СПАСИ МЕНЯ,

Я ТАК ГРЕШЕН!

Слова ребенка, между семнадцатью и девятнадцатью годами совершившего революцию в поэзии, жгут как огонь до сих пор. И последующие нехорошие, страшные годы в Африке: покаяние, мольба о прощении за обесценивание, за жестокие стихи. Он больше не пишет. Хочет оправдаться в глазах матери, стать достойным. Пытается придать реальному золоту ценность, которую раньше искал в символах.

В реальности эксперимент закончился плохо. Сначала следуют безуспешные с самого начала попытки разбогатеть: караваны, контрабанда оружия, неудавшиеся экспедиции, а возможно, и торговля рабами. Ему не удается ничего. Одиночество, как ураган, опустошает душу. Он старается, чтобы письма к матери, Витали, звучали утешающе: меня здесь уважают, я накоплю денег, чтобы вернуться домой, жениться и завести детей. Он не позволяет себе ничего, даже нормальной одежды зимой в горах. Когда показалось, что наконец-то он на пути к деньгам, — начинает гнить нога. Он бинтует ногу, сжимает зубы, пытается не думать о боли и подвергает себя еще большим нагрузкам. Он надеется, что это пройдет. Потом ему становится ясно, что не пройдет. Кошмарное путешествие к сомалийскому побережью, когда его несут на носилках, сделанных им самим, в ужасных условиях, под проливным дождем или в палящую жару — она не могла об этом даже читать. И об ампутации ноги в Марселе. Он жаждет любви, он был как ребенок при свидании с матерью. И эта последняя горячечная поездка в Шарлевилль, где младшая сестра выбивается из сил, чтобы выходить обожаемого шального брата. Он почти без сознания, целыми днями сидит в кресле и бредит. Среди ночи он, безногий, встает с кровати и падает. Когда его, точно животное на бойню, опять отвозят в больницу, его парализует. Смерть приходит через три недели после тридцатисемилетия. От этой жизни остались только стихи подростка, непостижимо чувствительного, который головокружительно точно описал иррациональные пути любви, загадки полов, неописуемую жестокость жизни и несовместимые сущности внутри нас, наконец, неутолимую тягу к Богу, в существование которого разум отказывался верить.

Не только стихи, но и его судьба не оставляли ее уже долгое время.

ТЕЛЕФОН

Ночью она подняла трубку, но услышала тишину: телефон не работал. Все то же самое. Она была недоступна и не могла позвонить сама. А за окном — беззвездная тьма.

ХАРАР

Вместе с молодым антропологом, которого она встретила в провинции Каффа, она доехала по одноколейке от Аддис-Абебы до города Джибути на сомалийском побережье. Они переночевали в Диредаве, в бетонной комнате с ржавыми пятнами. Под утро сильно похолодало. Они не нашли, где поесть, зато встретили много продавцов контрабанды, в основном часов и сигарет. В воздухе висел запах дыма. Они взяли напрокат машину с водителем и после тряски по холмам увидели, как белая башня мечети, возвышаясь над городскими стенами, упирается в ясное розовое небо. В этом городе Рембо вел свою убогую торговлю. Первым европейцем в Хараре, за тридцать лет до Рембо, был путешественник Ричард Бёртон, переодетый в женское платье. Но он здесь не задержался, а Рембо был первым, кто здесь поселился, — добродетельный человек, не отказывающий другим в помощи, как потом написал кто-то из жителей.

Сама она в этой поездке тоже была переодета женщиной, беременной на седьмом месяце. Почему только «переодета»? Потому что настоящая женщина, у которой все дома, не будет колесить по миру одна на таком сроке.

Пытаясь отыскать следы Рембо, она, очень взволнованная, чувствовала под руками толчки ребенка. Взобралась по лестнице дома, где, как утверждалось, жил Рембо. На всех этажах под грязными тряпками лежали больные кашляющие люди. Прошлась по рынку, где фигуры в белых одеяниях были похожи на фотографии, сделанные Рембо. Других его следов она не нашла. Он ничего не оставил. Солнечные лучи скакали по белым стенам, точно удары сердца. Отец ребенка оставался в Стокгольме. Он был против ее поездки в Африку. Не чтобы сделать наоборот, а потому что ей этого очень хотелось, она все-таки поехала. Какое суматошное упрямство у этой будущей молодой матери!

МНЕ ПРЕДСТАВЛЯЛОСЬ ОЧЕНЬ ВЕРОЯТНЫМ, ЧТО КАЖДОЕ СУЩЕСТВО ЖИВЕТ НЕСКОЛЬКО ЖИЗНЕЙ…

— писал поэт. Она ездила в Харар в одной из своих жизней, сбежала туда, как будто это было реально — прожить несколько жизней в одной. Возможно, она повторяла ошибку поэта, веря, что ответ на загадку можно найти в окружающем мире. Из Харара она одна поехала на север. Вечером со своим животом стояла у американской военной базы в Асмаре. СТАНЦИЯ КАГНЕВ. Высокие железные ворота. Нищие. Американские солдаты с автоматами на плече обыскивали персонал, среди них было много потомков солдат Муссолини, оставшихся здесь после итальянской оккупации. Попытка беременной европейки проникнуть за ворота была пресечена. Из Асмары она поехала на автобусе в Массаву, на Красное море. Дорога серпантином, горные пики — серебряные полоски на фоне неба. Через равные промежутки времени солдаты Хайле Селассие останавливали автобусы и обыскивали пассажиров — нет ли оружия. По ночам шли военные действия против эритрейских партизан. Солдаты не обращали внимания на беременную европейку. Никто не сделал ей ничего плохого. В Массаве ей встретились два молодых, моложе ее, американских солдата из Кагнева. Они вместе взяли напрокат лодку с угольно-черным гребцом. Бродили целый жаркий день по мягкой песчаной отмели и собирали моллюсков. Небо было синее, как кобальт. Под этим небом жил и Рембо. Он приехал в Массаву из Адена. Был задержан французским послом, нашедшим его облик подозрительным: изношенная одежда, стертые черты лица. Сама она лежала на кровати, опершись на локоть, в старом, еще колониальных времен, итальянском портовом отеле, когда-то элегантном, теперь заплеванном, и читала биографию, написанную Энидом Старки. Но в основном лежала с закрытыми глазами. Было невыносимо жарко. Солнце лизало треснутые окна. Вентилятор не спасал. Под рукой она чувствовала, как толкается ребенок. Она была счастлива.

МНОГО РАЗ СЛУЧАЛОСЬ,

ЧТО Я РАЗГОВАРИВАЛ С МГНОВЕНИЯМИ ИХ ИНЫХ ЖИЗНЕЙ…

— писал поэт. С ней тоже часто такое случалось. Она говорила с мгновениями сущностей других людей, не желавших признавать в себе эти сущности. Различала порывы ветра, подводные течения и перепады, которые люди и сами порой не осознавали и оттого избегали ее. Она была ранимой и защищалась непропорционально бурно — но от чего? Она чувствовала себя нелюбимой. Когда она сообщила, что беременна, будущий отец ребенка смотрел в сторону. Пожал плечами. Решай сама. Она постаралась скрыть разочарование. Когда недомогание первой половины беременности прошло, она уехала в Африку.

ЭТОТ ЧЕЛОВЕК НЕ ВЕДАЕТ,

ЧТО ТВОРИТ, ОН АНГЕЛ…