Год маркетолога - Игорь Симонов Страница 8

На выходе мы расстались неожиданно быстро. Я совсем забыл, что и у нас существует такое понятие, как VIP-сопровождение. Из двух табличек с фамилиями, которые держала в руках девушка в униформе, одна предназначалась Насте, другая – немолодой паре с тремя сумками «Луи Виттон». Я даже не успел прочесть фамилию Насти. Она улыбнулась на прощание, будто бы даже виновато, и пошла за девушкой, помахав мне рукой: «Я сама тебе позвоню».

Может быть, оно и к лучшему. Сказка закончилась, и это была чудесная сказка. Что можно делать с такой девушкой за пределами самолетного салона, я представлял себе плохо. Хотя очень к месту вспомнились слова Андрея, которые тот вычитал где-то: «Если встретишь самую красивую и неприступную девушку, прежде всего подумай о том, что кто-нибудь когда-нибудь ее уже бросал. Хотя бы один раз».

Я полагал, что имел все основания не ехать сегодня на работу, тем более что была пятница. Андрей эти мои предположения подтвердил, сказал, что к середине недели ему нужна грамотная презентация о том, какие великие знания мы почерпнули в Америке. Все это было очень кстати и потому, что я почти не спал, а главное, потому, что нужно было время, чтобы отойти от своего небесного приключения, имевшего столь банальное завершение. В этот момент в такси я, наверное, даже хотел, чтобы Настя мне не позвонила. Что-то совсем невероятное должно случиться, чтобы такая девушка сама позвонила. Как бы ни завораживала эта девятичасовая иллюзия близости, но на высоте десять тысяч метров одни законы, а на земле другие: с VIP-проходом для нее и обычным таксистом для меня. Каждому свое. Какой бы нефтяной или банковский пузан ни встретил ее в VIP-зале, это уже не имело значения. Было лишь ощущение, что с каждым километром шоссе образ ее будет удаляться и останется в памяти просто чудесным произведением художника, которое видишь глазами, а запоминаешь сердцем. Пусть там и остается, в одном из маленьких ящичков, куда никому нет доступа.

Дома все было как обычно. По дороге я купил Ирине большой букет кустовых роз, поставил рядом с вазой пакет с сумкой – когда я доставал его с верхней багажной полки, Настя посмотрела с понимающей улыбкой, – разобрал чемодан и задвинул его в стенной шкаф. От перелета и недосыпа немного кружилась голова, я принял душ, лег на кровать с журналом, в котором рассказывалось об очередном банковском потрясении самой великой экономики мира, и, кажется, заснул.

Пробуждение было странным – в первые секунды я не сразу понял, где нахожусь, почему темно. Но Ирина дома – потому как, кроме нее, некому ходить в соседней комнате. Но почему она в соседней комнате, а не лежит рядом, ласково обнимая. Мы не виделись шесть дней, а для нас обоих это долгая разлука, после которой уже не тянуло, а просто бросало навстречу друг другу. «Ира, – позвал я громко, – Ирина». Ответом была тишина. Я зажег лампу на тумбочке около кровати, посмотрел на часы – семь вечера. Голова с трудом осваивалась с реальностью. «Ира, – еще раз позвал я громко, – ты здесь?» И босиком прошел в гостиную, объединенную с кухней.

Ирина сидела на диване спиной ко мне. Глупая мысль о девушке Насте мелькнула на мгновение – бред, этого не может быть.

– Ира, что случилось?

– Здравствуй, Костя, – она обернулась, и мне показалось, что в глазах ее блеснули слезы. На журнальном столике перед диваном стояла купленная мной сумка. Рядом с ней стояла точно такая же. – Спасибо за цветы.

– Что это значит? – Самое идиотское и самое ненавистное состояние на свете, сравнимое только с бесконечным кошмарным сном. Всем окружающим известно, что ты в чем-то провинился, лишь ты не знаешь, в чем именно. – Ира, пожалуйста, я ничего не понимаю.

– Я тоже, – дрогнувшим голосом сказала моя любимая жена.

– Откуда эта сумка? – тупо спросил я.

– Какая? – Теперь она смотрела мне прямо в глаза, и я понял, что где-то сильно облажался. Хотелось быстрее узнать где, но она не торопилась объяснять. Ей хотелось поделиться совсем другими чувствами. – Тебе совсем неважно, о чем я прошу тебя, тебе совсем не важно то, что происходит со мной? Сумка – это мелочь, но ведь дело не только в сумке, это проявляется во всем.

– Ирина, пожалуйста, объясни мне, я с ума сойду, я ничего не понимаю...

– Костя, – она старалась говорить как можно спокойнее, но видно было, как тяжело ей это дается. – Я просила тебя купить сумку. Я сказала, что если это сложно, то не надо. Я показала тебе ее на сайте, спросила, нужно ли записать артикул, ты сказал – нет, но я точно, точно не просила покупать сумку, которая у меня уже есть. Которую мы покупали вместе с тобой в ЦУМе, после Нового года, на распродаже, когда вернулись из Австрии... Костя, зачем ты это делаешь?

У меня закружилась голова. Я сел на край дивана, хотел машинально взять ее за руку, но рука ускользнула. Я еще раз посмотрел на две одинаковые коричневые сумки, потом на Ирину. Она тихо плакала, отвернувшись от меня.

– Прости, любимая, – вырвалось из меня. – Прости, я ничего не понимаю, это какое-то наваждение, пожалуйста, прости... Мне кажется, я с ума схожу.

И это было правдой, это было самым точным определением моего состояния. Я склонил голову ей на плечо, она не отодвинулась. Так мы просидели молча несколько минут.

– У меня плечо затекает, – шепнула Ирина.

– Прости, – я поднял голову и повернулся к ней.

– Простила, просто понять не могу, как такое может быть.

– Поверь, я тоже не могу. Это несчастный случай. Давай поедем и купим тебе все, что захочешь.

– Не в этом дело.

– Я знаю. Все равно давай.

– Не сегодня.

– Хорошо. Тогда пойдем поужинаем куда-нибудь. И выпьем. И ты меня совсем простишь.

– Только если много выпью.

Мне было ужасно неловко и даже стыдно. Я совсем по-другому представлял себе нашу встречу. Как известно, самый негативный эффект дает несоответствие ожиданий и реальности. Чем больше разрыв, тем больше негативный эффект. Если рынок позволяет занижать ожидания – занижай их. Один из основных принципов маркетинга. Не распространяется на бытовые продукты. Применим только в нишевых сегментах, к которым, может быть, уже пора отнести и человеческие отношения, если, конечно, хватит цинизма рассматривать их в рыночном пространстве.

Мы жили с Ириной в центре Москвы в квартире, доставшейся мне от отца и с тех пор десятикратно выросшей в цене. Поэтому пойти в ресторан означало для нас буквально «пойти». И мы прошли минут десять по грязному слякотному городу, немного замерзли, согрелись текилой, согрелись разговором, улыбками, прикосновениями рук, сначала осторожными, бутылкой вина, нормальной едой, одним десертом на двоих – это важно, мы так делали с самого начала, это была уже одна из семейных традиций, когда мы ужинали или обедали вдвоем. Постепенно возвращалось привычное ощущение того, что мы – это мы, что мы вместе, и Ира уже в голос смеялась моим рассказам. Она работала редактором фотоотдела в каком-то толстом журнале, где фотографии занимают семьдесят процентов объема, и объездила много стран, но Америка оказалась как-то не по пути, и теперь Ирина с удовольствием слушала историю о том, как зависает западная программа у робота-официанта в гостинице, когда за завтраком ты последовательно отказываешься сначала от воды, потом от апельсинового сока, потом от странного напитка, называемого кофе.