Чертово колесо - Михаил Гиголашвили Страница 8

— Из-за него она и повесилась, между прочим!

— Где сейчас этот Чурчхела?

— Кто его знает? Подох, наверное, где-нибудь… Он же все на Украину за кокнаром ездил…

Опять вспомнили Сатану и Нугзара — гуляют, небось, с бабами, колются, видео смотрят, фирму курят, а ты сиди тут и жди, когда от татар приедут… Привезут ли еще?.. Неизвестно.

Из туалета неслись харканье и хрюканье. Потом Черный Гогия вылез и обвел всех бессмысленным взглядом из-под черных, сросшихся бровей. Его спортивная куртка была вся загажена.

— Уф-ф-ф… — протянул он тоскливо, делая суставчатыми мосластыми руками какие-то движения и повалился на кушетку.

— Что с тобой, Гогия? — забеспокоились все.

Труп был тут никому не нужен. Один Бати безучастно смотрел на мучающегося гиганта.

— Ох и ломает его! — пожалела Гогию Анка, мокрой грязной тряпкой отирая с него блевоту.

— Где же они, в конце концов?! — встревожено произнес Серго, меряя мастерскую шагами. — У меня совещание в четыре. Как я там в ломке буду сидеть?

Что-то вспомнив, он кинулся к телефону, почти вырвал его из рук Бати, долго набирал номер, так же долго просил кого-то позвать, ждал, опять долго просил кого-то кому-то что-то передать. Бати принялся ругать бандитов:

— Кинули — и все! А мы? Мне тоже в торг надо… Сколько, кстати, денег дали Гуге и Ладо?

Художник принялся считать:

— Гогия дал триста рублей. Тугуши — сто. Серго — свои сто и пятьсот чужие. Анка — пятьдесят. У самого Туги был чужой стольник. И ты дал сорок три…

— Сорок три? — возмущенно переспросил Тугуши, вертя рыжей головой. — Уж и не помню, чтобы Бати хоть раз положил что-нибудь круглое! Всегда у него то двадцать семь рублей, то двадцать восемь… Сегодня вот сорок три. А сам миллионами ворочает у себя в магазине! Как ни войдешь к нему — полки пустые, покупателей нет, а продавцы стольники считают…

— Тебя не спрашивают! — огрызнулся Бати. — За своей задницей следи!

— Как это меня не спрашивают? А заход будешь требовать полный! — закипятился Тугуши.

— Да кто ты такой, сопляк, чтобы мои заходы считать? — Бати встал вплотную к Тугуши. Он не любил Тугуши, как, впрочем, и всех остальных на свете.

— Хватит, без вас тошно! — попросил Серго.

Минут двадцать все в молчании бесцельно бродили по подвалу. Самое страшное — ждать. Намного легче бегать, ездить, искать самому, чем сидеть и ждать, ждать, ждать…

Тут Черный Гогия со стонами попросил его поднять. Тугуши и Художник потащили его в туалет, сгибаясь под тяжестью громадной фигуры, обвисшей, как труп. Одна рука гиганта волочилась по полу, другой он цеплялся за шеи парней, хлюпая носом и пуская слюни. Лицо его искажала идиотская улыбка, но потухшие глаза были угрюмы и злы.

— А когда они уехали? — тоскливо спросила Анка.

— Да часов шесть, не меньше…

— Может, они в Гянджу дернули?

— Они к Сайду собирались, в Казах, — уточнил Художник.

— К Сайду?.. Да у него лекарство негодное, — поморщился Бати.

— Кто тут уже о кайфе думает?! Лишь бы ломку снять, — отозвался Серго. — И что за жизнь проклятая?! Даже наркотиками не могут обеспечить население!.. Спичек — нет, пасты — нет, мыла — нет, кайфа — нет! Одна перестройка кругом недоделанная… Ее не хватало! Раньше хоть лекарство было! А сейчас ничего нет!

В туалете что-то громыхнуло, упало. Дощатый пол мастерской вздрогнул.

— Гогия навернулся! — поспешил на шум Художник.

Из туалета доносились стоны. Потом вылез Черный Гогия. Качаясь, он по стенке дотащился до кушетки. Ежился, вздрагивал, делая руками такие движения, будто что-то набрасывает на себя. Его бил озноб, и кушетка скрипела под его громадным телом.

В этот момент раздался стук в дверь. Художник кинулся открывать. На пороге возник мужчина в возрасте, одетый в белоснежный костюм и черное шелковое кашне с узорами. Он снял темные очки, оглядел мастерскую, нашел глазами Серго и спросил у него упавшим голосом, брезгливо не переступая порога:

— Не приехали еще?

— Пока нет… Ждем.

Мужчина в растерянности сложил дужки очков.

— Что же делать? И не звонили?

— Нет.

— Клянусь двумя внуками, никогда в жизни больше с вами не свяжусь! Мальчишки! — покачал он седой головой и, не слушая объяснений Серго (это был его знакомый, какой-то чин из Совмина), вышел, громко хлопнув дверью и бросив напоследок: — Я буду у себя в кабинете.

— Рассердился! — сказала Анка.

— Рассердился, ничего себе! Пятьсот рублей дал, а лекарства нет. Вы бы видели его компанию — все уже дедушки, на тысячи берут… Сейчас, видно, у них кончилось, вот и обратился ко мне. А я подвожу, неудобно, — проговорил Серго.

— Да ты просто сломать оттуда надеялся, а лекарства нету и ломать неоткуда! — злорадно заметил Бати, опять берясь за телефон и передразнивая Серго: — «Неудобно»!

Серго махнул рукой, ничего не ответил. Все ходили из угла в угол. Изредка кто-нибудь приближался к окнам и с тоской осматривал пустой двор, где суетились воробьи, валялись разморенные кошки и две женщины развешивали белье на веревках. Разговаривать ни о чем не хотелось. Бати от нечего делать рассматривал картины на стенах, которые потускнели и местами даже закоптились от бесконечных варок.

— Продаешь их? — спросил он наконец. Художник замялся.

— Охота тогда тебе их малевать! Кому они нужны?

— Он для себя рисует. Что ты понимаешь?! — вступилась за Художника Анка.

— Ох, ты тут большой специалист по кларнету! Будешь еще много рассуждать! — злобно оборвал ее Бати.

— В живописи она мастер! — засмеялся Серго. — Ты спроси ее, куда она дела рисунки Гудиашвили, которые тот дарил ее бабке, известной пробляди?

— Куда она могла их деть? Проширяла, наверное…

— Она сделала с них копии, а подлинники продала евреям, которые в Израиль сваливали. Так?

— Так, — подтвердила Анка, и улыбка возникла на ее иссохшем лице. — Потом в Азию поехала, в Бохардын… Ну и ширялась же я там полгода!.. Прямо в маковом поле!

Все опять стали подходить к окнам, всматриваться в пыльных кошек, слушать, не грохочет ли машина Туги, которую по глушителю было слышно за версту. Духота стояла адская. Сырые стены не давали дышать. Из кухни воняло. Ожидание и неизвестность невыносимы. Вдобавок нет воды, туалет смыть нечем.

Так прошло еще около часа.

Вдруг Анка, стоящая у окна, крикнула:

— Приехали!

Все с грохотом повскакали, кинулись к окнам. Действительно, из запыленной машины устало вылезали Туга и Ладо.

— По рожам видно — пустые! — со злобой определил Бати.