Сессия. Дневник преподавателя-взяточника - Игорь Данилевский Страница 8

Правда, во время того же собрания ректор почему-то сказал и явную чепуху. Недобрым словом помянув ушедшего от нас в места не столь отдаленные химика Горелого (фамилия того явно подвела), он громко произнес в микрофон:

– Вот, смотрите! Из-за каких-то четырех тысяч – и три года поселения! Ну, неужели нельзя было, как сотрудникам кафедры информатики или иняза, организовать еще весной курсы и заработать тем самым гораздо большие деньги?!

Наверное, физикам и математикам, компьютерщикам и «англичанам» действительно имеет смысл организовывать такого рода курсы, но что делать при этом почти всем остальным – ассистентам и доцентам кафедр с названиями «Детали машин», «Сопротивление материалов» или «Теоретические основы теплотехники»? Да и четыре тысячи – это на самом деле вовсе не четыре тысячи. А только с одного человека… И даже не за пятерку…

Всё это моментально проносится у меня в голове. Но ректор руку все-таки пожимает, что, несомненно, хороший знак.

– Виталий Владимирович! – обращаюсь я к Бочкову. – Можно мне отвлечь Юрия Анатольевича совсем ненадолго, прежде чем вы с ним пойдете?

Бочков великодушно кивает. Я, отчасти из неподдельного чувства благодарности Прохорову за либеральное к себе отношение, отчасти – из-за желания «подлизнуть» – не без этого, конечно, – говорю ему почти торжественно и витиевато:

– Юрий Анатольевич! Я недавно выписал себе из отличного издательства в Москве уникальную книгу. Автор – Опарин, «Физические основы бестопливной энергетики». Там – про то, что противником абсолютизации второго закона термодинамики был сам Циолковский, а уж у него-то был нюх на открытия! Про то, что существовали аппараты, работавшие вопреки этому закону, которым присуждались первые места на конкурсах и премии, а потом отбирались обратно. Вы не откажетесь, если я и для вас сделаю аналогичный заказ?

– Не откажусь, – говорит ректор серьезным тоном. Бочков при этом недобро усмехается, очевидно, усматривая в происходящем сплошной подхалимаж.

– Тогда отлично! – я даже мысленно подпрыгиваю на месте. – Понимаете, я ведь сам-то занимаюсь не философией, а системными исследованиями. Есть такой закон рекордной универсальности – закон Ципфа-Парето. Описывает абсолютно разные вещи. В его формуле показатель степени для распределения богатства и гравитационной плотности звездных систем один и тот же. А Роджер Пенроуз – это известный математик – утверждает, что в процессе мышления напрямую задействована гравитация. Вот я и подумал: если Циолковский писал, что гравитация способна блокировать действие второго закона, делая энтропию нулевой, то, значит, Пенроуз скорее всего прав, ведь мышление как раз безэнтропийно. И обеспечивается это гравитацией. А закон Парето это косвенно подтверждает…

– ….Ладно-ладно! – почти одновременно прерывают меня Бочков и ректор. Последний при этом с улыбкой произносит напоследок:

– Можете принести эту книгу, я почитаю.

Прохоров и мой непосредственный начальник на всех парах начинают мчаться к В-корпусу. «Потом договорим!» – на ходу машет мне рукой Бочков. «До свидания!» – выпаливаю я вслед им обоим. Ответа не получаю, но меня это нисколько не расстраивает. Мне уже оказано внимание, и я этому рад.

Последовавшая за презентацией нового шефа летняя сессия оказалась настолько успешной, что я смог на заработанное три раза слетать в Европу, – причем не в какие-нибудь дешевые, хоть и красивые, страны типа Чехии, а в дорогие вроде Португалии и Франции, – и один раз из этих трех еще вывезти туда свою избранницу. Лафа повторилась и в зимнюю сессию «Две тысячи девять». Жизнь мне казалась прекрасной как никогда. И вот после всего этого я начинаю видеть шефа только в плохом настроении. Он разговаривает со мной медленно и негромко при его холерическом темпераменте; почти без мата, обилие которого у него является признаком если не доверия, то хотя бы того, что он считает нужным демонстрировать это самое доверие. А недавно он начал обращаться ко мне на «вы». Мои отношения с ним не просто испортились – самих отношений-то практически не осталось, и я гадал, чем это могло быть вызвано. Тем, что к нему приходили трое моих задолжников, которые принципиально отказывались мне платить, а сами сдать не могли ввиду отсутствия необходимого объема оперативной памяти в голове? Вряд ли: он и раньше понимал, и даже знал наверняка, что у меня мало кто получает зачет или экзамен бесплатно. Не потому, что я такой ужасный монстр, а потому, что самим нашим учащимся тинейджерам так проще – отдал немного «мани», и никаких проблем. Так или иначе, но его настроение ничего хорошего мне не сулило. Оно означало лишь то, что он не позволит мне на этот раз просто так, запросто собрать со студентов деньги, пообещав им беспроблемную сдачу. Тем более, в условиях, когда нас строго обязали принимать экзамены не поодиночке, а парами, это грозило тем, что в комиссию со мной будет назначена какая-нибудь Ягирова, которая уже однажды чуть не испортила мне малину. И рядовая, казалось бы, формальность (обычно никто друг к другу на экзамены не ходит, а просто подписывает, не глядя, ведомости, а если нет того, кто к тебе назначен, всегда можно подписать у кого-нибудь другого) могла обернуться реальным присутствием человека, который будет топить всех моих липовых отличников и отличниц направо и налево. Что и вынудило меня опять заняться ремеслом, которое, как мне казалось, я уже безвозвратно оставил в прошлом – рейдерством на различных кафедрах нашего отнюдь не маленького вуза в интересах заинтересованных студенческих лиц.

В подтверждение моих подозрений ближайший помощник Бочкова – Руслан Трофимов, который отвечает на кафедре за распределение учебной нагрузки, в том числе и за график взаимного присутствия на сессии, теперь, в самый канун хлебной жатвы, тоже начал мне «выкать». Хотя до этого, конечно, был со мной только на «ты» и при встрече улыбался первым. Держит нос по ветру, одним словом. Шеф на «вы» – значит, и он тоже.

Поэтому мне и нельзя сейчас рассчитывать на сбор денежных средств с голодающего студенческого населения. По крайней мере, только на него. Надо поработать и по частным заказам: пришел – захватил внимание нужного человека – поставил оценку страждущему балбесу. В общем, побыть какое-то время вузовским пиратом.

Заперев аудиторию Д-406, я прохожу по коридору четвертого этажа, то и дело слыша с разных сторон «Здрасте!» Я даже не пытаюсь определить, кто именно со мной здоровается – просто отвечаю всем аналогично «на автомате». Спускаюсь на первый этаж, но прежде, чем сдать ключ на вахту и отправиться по своим враждебно-захватническим делам, заскакиваю в сортир.

В туалете и нашего, и всех остальных корпусов по сравнению с вузовскими уборными времен моей юности непривычно чистые стены. В том смысле, что на них практически нет надписей, как раньше – стишков или «разводок» типа «Посмотри налево», «Посмотри направо». Иногда эти письмена оказывались весьма изобретательными. Я до сих пор помню вид начертанной в кабинке поэмы «Садко», из которой мне врезался в память кусок про то, что «Садко разделся догола, и с корабля – бултых! Мелькнула жопа с яйцами, и океан затих». Впрочем, зачем сейчас это, если появилось новое могучее средство – Интернет? Где можно вдоволь испражняться на стенах электронных – форумах, чатах и гостевых книгах – и даже создавать сайты единомышленников. Простор для творчества: от прозаического «Ах…еть аццки иблись мы с этими далбаёпками в суботу» до фундаментального «PIDAROV.NET».