Другие люди. Таинственная история - Мартин Эмис Страница 8

— Мэри, присядь-ка тут. Знаешь, милая, я очень удивлюсь, если к концу вечера мы не срубим пару монет. Уф! Парни, конечно, немного грубоваты, но тут уж ничего не попишешь. Уайти просто штаны намочит, когда тебя увидит — если он, конечно, сегодня подгребет. Да он накинется на тебя как последний кобель. Нет, просто натягивай, вот так. Тебе ведь трусики не нужны, в такое-то время года. Да я думаю, у меня и не найдется чистой пары. В любом случае, они-то возражать не станут. А? Что? Давай просто заправим. Я тебе говорю, им померещится, что снова Рождество пришло, как только ты там появишься. Вот так. Ну - ка, взгляни-ка теперь на себя.

Шерон распахнула дверь шкафа, и Мэри увидела в ней себя. Она поспешно отвернулась.

— Что случилось? Ну, посмотри же. Полюбуйся… Вот так. И только попробуй теперь сказать, что я о тебе не забочусь. Да ты просто офигенно смотришься, я тебе говорю. Такая фифочка! Вот те зуб, когда мы зайдем в пивнуху, у них у всех просто слюнки потекут.

Зайти в этот дом было непросто, но еще сложнее оказалось оттуда выбраться.

Шерон предупредила Мэри, что она должна быть готова в любую минуту живенько выместись из дома. Когда они спускались вниз по лестнице, мистер Ботэм, сложив руки на груди, уже сторожил у входной двери.

— А вы, милая особа, никуда не пойдете, — заявил он, — Вы остаетесь дома.

Последовала небольшая потасовка, и вот уже к ним по коридору неверной походкой устремилась миссис Ботэм, готовая внести свою лепту в назревающий скандал. Мистер Ботэм божился, что его дочь переступит порог дома только через его труп. Несмотря на эти заверения, Шерон его переступила, и Мэри последовала за ней.

— Бога ради, Мэри, останься, — голосила миссис Ботэм, — не ходи с ней! Ты об этом пожалеешь…

Мэри ничуть не сомневалась в правоте миссис Ботэм. Все, с чем она столкнулась, подтверждало ее подозрения относительно домов. Попасть в них непросто, а если уж попал, выходить оттуда, скорее всего, не стоило.

«Пивнуха» оказалась питейным заведением, одним из тех редких мест, куда людей пускают без лишних вопросов. Поэтому в помещении была проведена соответствующая работа, с тем чтобы сделать пребывание здесь как можно более тяжелым — в первую очередь для органов чувств. Иначе сюда ходили бы все подряд — или, раз оказавшись внутри, оставались бы навсегда. Тут царила затхлая духота, пропитанная запахами пива и опилок; к тому же использовалось какое-то непостижимое приспособление, истязающее слух. Волны звука норовили навалиться и отхлынуть весьма хитроумно, через морочащие голову краткие промежутки, не давая времени опомниться и собраться с мыслями. Все здесь громко взывало к замене: разноцветные стаканы, высящиеся горой над предназначенной для них раковиной; коробчатые устройства с клацающими откидными дверцами, у которых тоже были свои желания и требования. Даже воздух жег глаза до слез. Заведение уже давно было набито битком, но при этом во входе никому не отказывали. В этом разрастающемся направо и налево помещении с высокими потолками посетители объединялись в шатии и братии, демонстрирующие силу и избранность, иногда размыкавшиеся, чтобы принять вновь прибывшего, и смыкавшиеся за уже ушедшим. Все они играли с тем, что — как полагала Мэри — зовется огнем.

— Само собой, я никакая не нимфоманка или навроде того, — заверяла ее Шерон, поглядывая в сторону двери, — По-моему, это такое тупое выражение, как ты думаешь?.. Ну где же они? Я просто, как бы сказать, люблю провести время.

А время шло — и она все больше и больше нуждалась в том, чтобы его провести. Шерон здесь знали, ценили и верили в нее: у нее был открыт кредит. Несколько минут умильного попрошайничества у стойки бара каждый раз увенчивались новой порцией пивка. Мэри тоже получила пенистую черную жидкость, настолько открыто враждебную ее нёбу, что после нескольких осторожных глотков поставила кружку обратно на стол и больше к ней не прикасалась. Но Шерон все было мало: похоже, ей нравилось притупляющее действие алкоголя, а глаза ее все плотнее прикрывала неотступная поволока времени.

— У меня от этого настроение улучшается, — пояснила она, — Ведь в этом нет никакого вреда, правда? Удачно повеселиться, как говорится.

Высказывания подруги приковывали внимание Мэри сильнее, чем можно было бы ожидать. Вред, удача и время были как раз теми вещами, о которых она страстно хотела узнать побольше. В устах Шерон они, конечно, приобретали чересчур личный характер и поэтому не особо проясняли, что тут к чему. Но они подсказывали Мэри, что где-то рядом притаилась речь, язык, готовый открыть ей свои тайны и правила. Каждое узнанное ею слово давало ощущение возрождения, ежеминутного возвращения цельности, как будто, словно пчелиные соты, восстанавливались поврежденные ткани. Уже сейчас она осознавала, что язык несет в себе некий порядок — порядок, которого лишены другие увиденные ею явления жизни — будь то тень, промелькнувшая на тусклой стене, машины, выжидательно построившиеся в очередь, или мимолетный шепот воздуха, при попытке мысленно следовать за которым только голова разболится… Мэри казалось, что чтение тоже может оказаться ключом к порядку, который правит миром, и она была преисполнена рвения испытать свой новый навык на практике. Правда, почитать в пивнухе было особенно нечего. Разве что несколько объявлений о стоимости того или сего да пару-тройку высказываний вроде: «ТЫ не обязан быть чокнутым, чтобы здесь работать, — хотя ТАК легче!» или «ДА, с тобой непросто. НЕМНОГО поработав над собой, ТЫ мог бы добиться, чтобы с тобой стало НЕВЫНОСИМО!»

— Блядь! Ой! — взвизгнула Шерон, — Простите великодушно. Пролилось на платье. Обычно грубо не выражаюсь. Хотя, в общем-то, все мы ругаемся. Правда же?

Шерон снова отправилась к стойке. Она долго пропадала, однако на этот раз ее шарм не принес желаемого результата. Шерон тяжело опустилась на стул.

— Блядь… — повторила она. Спустя какое-то время она с выражением сдержанного достоинства и оценивающе уставилась на оставленную кружку Мэри. Ее рука протянулась через стол. — Ума не приложу, что это у нас за мертвый сезон.

Мэри быстро огляделась по сторонам и прислушалась. Она никак не могла понять, почему все вокруг повторяют словцо «блядь», разные его производные и целый ряд других, сходной эмоциональной окраски. Эти словечки не походили на все остальные слова, хотя люди, их употреблявшие, делали вид, что те ничем не отличаются от остальных. Они произносили их так часто, что казалось, будто беспрерывно блеет сам воздух.

Посреди зала яростно толкались двое мужчин, а несколько зрителей радушно ободряли их криками, которых все равно практически не было слышно. Мэри подумала: если это мертвый сезон, что же будет, когда он оживет?

— Понимаешь, с некоторыми парнями, — грустно продолжала Шерон, — это, знаешь, как разряд молнии, да? Это просто сильнее вас обоих, сечешь? У меня вот такой разряд случается с некоторыми мужиками. Если честно, почти что со всеми. Я так думаю, просто повезло. Я… — в этот момент Шерон шумно рыгнула. Она попыталась прикрыть рот рукой, но не успела. — О-ой… Прошу прощенья… То есть я просто люблю хорошо провести время. Что ж тут плохого? Но иногда они такие скоты, скажи? Беда в том, что если ты не с одним и не с двумя, а я такая, то обязательно подхватишь эти мерзкие болячки. Тогда тебе, типа, пора завязывать. А я — не могу! И с какой такой стати? Я ж молодая здоровая девка!