Улыбайтесь, сейчас вылетит птичка - Владимир Качан Страница 8

И пусть бармен посмотрит понимающе и спросит: "Еще? " И ты с улыбкой кивнешь, и тебе еще нальют и даже принесут, и сок апельсиновый будет рядом стоять, и еды пока - никакой; и уборщица пройдет мимо, елозя тряпкой и тихо ворча:

"Ходят тут, шляются, вздыхают, счастья ищут, дураки... "

Словом, кто выпивал в одиночестве, тот понимает... И догадывается, что продуктом такого брожения может оказаться... да что там " может "! должно оказаться вино творчества (пардон за пафос).

Так вот, все это у нашего героя было. И искало выхода. И случайно нашло...

Однажды в группу фильма "Молодые " постучался молодой человек - такой с виду неспортивный, застенчивый, даже смурной молодой человек в очках и с гитарой.

Уж и не знаю, нужна ли им была в фильме песня, но он ее предложил. Какая-то тайна стояла за ним, и на мрачном, сосредоточенном лице должно было угадываться трагическое тавро гения. А кто не угадает, тот просто слеп и глуп. И недостоин общения.

Все поначалу посмотрели на вошедшего с видом: а этому-то что здесь надо?

Тут надо отметить, что вот чего не было у работников "Мосфильма ", так это скромности или робости, скованности в общении или того хуже стеснительности.

Они были простые ребята, и все эти глупости только мешали работе.

А помогало как раз прямо противоположное, то есть раскованность, беззастенчивость, обаятельная детская фамильярность и так далее и так далее, ряд можно продолжить...

Деликатности вот еще у них не было. Поэтому на вошедшего посмотрели с тенью любопытства, означавшей, что ему дается секунд десять, чтобы заинтересовать.

Не заинтересует - пошел вон...

Но ему, однако, удалось. Без вежливых формальностей, не здороваясь и не представившись, он прошел сразу в угол с таким видом, будто не они ему, а, наоборот, он им позарез нужен. Мол, они его уже давно достали, оборвали ему телефон, и все время только мешают тому " волшебному ", что творится у него внутри. Словом, с видом " ну так уж и быть, только отстаньте " молодой человек молча сел на свободный стул, не спеша расчехлил гитару и великодушно пробормотал заинтригованной группе, что он для них тут кое-что набросал.

Щедрые брызги таланта на недостойной ниве кинематографа! Группа такого подарка не ждала, но, повторяю, была заинтригована: странный, необычный тип, нетипично себя ведет...

И тут он им выдал! Он исполнил песню под названием "Пушкин " (" Тает желтый воск свечи... " ), опус номер - уж и не помню какой - Леонида Филатова и Владимира Качана. Выдал, разумеется, как собственное озарение (ведь для того и пришел) и в манере, скажу без ложной скромности, автора читаемых вами строк.

Магнитофонные записи автора тогда уже вовсю крутились по Москве, и склишировать его манеру пения было просто. Так или иначе паренек и на группу, и на режиссера впечатление произвел. И вот как спел - так оно в конечном итоге на экран и попало. Автор увидел это кино по случаю, лишь через несколько лет, но не сильно опечалился тем, что еще одну " народную " песню кто-то присвоил.

Да и Филатов тоже, когда узнал об этом, лишь небрежно отмахнулся : "А! Ну и черт с ним, сочиним чего-нибудь еще ". И, правда, сочинили...

Но если и была какая-то бледная тень досады, то только оттого, что в исполнение песни "Пушкин " он решил добавить слезливости, и это ее не улучшило.

К слову, этим грешили многие авторы и исполнители песен, будто имея в виду определенную цель - выбить слезу. Хоть оголтелым сантиментом с дрожью в голосе, хоть доской - неважно, но - выколотить. Как спела одна эстрадная девушка: "Скатилась в шляпу мелкая монета, а следом по щеке - огромная слеза!

" Прямо водянка какая-то! Огромная слеза - и тоже в шляпу...

Однако чаще всего плакать было не от чего и незачем. Один знакомый сказал по этому поводу фразу исчерпывающую: "Творчество многих наших бардов - это ностальгия по неосознанному ".

Но это так, апарт, отошел на полминуты с тропы в кусты рядом... продолжим.

Последний эпизод. Через несколько лет я приехал на гастроли в какой-то город, кажется, в Казахстане. Индивидуальные были гастроли, так сказать соло. По линии Бюро пропаганды киноискусства (представьте, было такое бюро). И это "бюро" давало возможность артистам зарабатывать деньги, рассылая их поодиночке со своими программами по большим и маленьким городам всего СССР, снабжая при этом роликами из кинофильмов, в которых они снимались. Вот и я сделал в один прекрасный день такую программу и стал ездить.

Эта поездка в Казахстан была тяжелой: много концертов и много переездов, и, кроме того, я иногда попадал в такие места, где меня мало кто знал, мало кто понимал, и добиваться сочувствия аудитории приходилось с боем. И вот эта гастроль подошла к концу. Мне взяли билет на проходящий поезд в Москву и оставили на вокзале. По расписанию поезд должен был прибыть через час. Я отправился ждать и заодно ужинать в вокзальный ресторан. Ресторан был почти пуст, только за одним столиком сидела компания молодых людей с водкой и гитарами. Они тихонько, не нагло пели песню за песней. Очередную песню я узнал (я вообще ее хорошо знал) "Пушкин " называлась... После того как ребята ее с чувством исполнили, я подошел к их столику и нормально, без агрессии, а просто из чисто академического любопытства поинтересовался: что за песню они только что спели? Мне ответили...

- А кто это сочинил? - спросил я, желая поскорее узнать фамилию этого незаурядного человека.

И мне рассказали - взахлеб, перебивая друг друга - печальную историю (а на самом-то деле - легенду, миф!) о некоем самородке, который спел эту песню в фильме "Молодые ", но, сочинив ее, видимо, так в нее вложился, так себя истратил, что больше, к сожалению, так ничего и не смог написать. И спился...

Я сочувственно покивал, сказал: " Спасибо, извините, что побеспокоил ",- и отошел...

" Вот драма-то где! - думал я, сидя опять за своим столиком. - Это же надо!

Несколько лет внушать всем окружающим и самому себе, что это ты сочинил, уже приучить всех к этой мысли и самому постепенно привыкнуть. Уже привыкнуть к маске смурного, непредсказуемого самородка, который спит-спит и вдруг как даст! - нечто такое... такое даст!.. Может быть... чего все знакомые от него уже давно ждут, но он почему-то все медлит... Но уже вот-вот, скоро он всем покажет такое, что все ахнут в изумлении и восхищении!.. Каково это! Носить такую маску и годами так ничего и не выдавать по причине того, что-де природа выброса у настоящего гения таинственна и внезапна, как извержение вулкана, поэтому пока - только молчать, грозно молчать, якобы накапливая в себе огненную лаву слов и мелодий...

Ну и пить, конечно, вот как Есенин или Высоцкий... И при этом знать там, в самой глубине, что песню, ту единственную, за которую тебя уважают, ты украл, что ты не тот, за кого себя выдаешь, что ты все время только делаешь вид, что можешь, а сам не можешь ничего, и что Есенин и Высоцкий хоть и пили, но писали хорошо и много, а ты... И носить, носить эту занозу в себе, и она будет ныть и мучить, а вынуть нельзя, потому что тогда надо будет признаваться : я не тот, простите!.. А тогда уж - совсем катастрофа! Отваги на это нет, и заноза постепенно превращается в нарыв, надрыв, разрушение себя изнутри. Выхода не видишь, и остается только местный наркоз - водка и общий наркоз - много водки.