Дочки-матери, или Каникулы в Атяшево - Олег Рой Страница 8

— Все равно. На твой вкус.

— Тогда, пожалуйста, два овощных салата, два шницеля с гарниром и два кофе, — заказала Ирина. — Один эспрессо, один ирландский.

— Я тоже буду ирландский, — вырвалось у Алики. Тут же пришла мысль, что, пожалуй, не стоило этого говорить, но отступать было уже некуда. — Надеюсь, здесь нормальный виски, не какая-нибудь бурда?

— Это еще что за новости? — возмутилась Ирина. — Уж не думаешь ли ты, что сможешь пьянствовать у меня на глазах? Достаточно и того, что ты уже натворила!..

— Знаешь, мама, — Алика не выдержала и полезла в бутылку, — прекрати мной командовать! Мне не десять лет! Я совершеннолетняя, мне девятнадцать, я такой же взрослый человек, как ты!

— Ты станешь взрослой, когда начнешь сама деньги зарабатывать! — Ирина повысила голос, даже не думая о том, что их могут услышать. Этот проклятый ирландский кофе стал последней каплей, переполнившей ее чашу терпения. — А пока ты сидишь у меня на шее, изволь меня слушаться! Выросла дармоедкой, бездельницей и эгоисткой, так хоть…

Однако у Алики в ответ на ее упреки аргументы уже давно были готовы, просто ждали своего часа. И дождались.

— А кто в этом виноват? — перебила она. — Никто, кроме тебя самой! Ты что, воспитывала меня какой-то другой? Да ты меня вообще никак не воспитывала! Ты только сейчас, когда я чуть коньки не отбросила, вспомнила, что у тебя, оказывается, есть дочь и ее надо воспитывать! Только поздно уже, милая мамочка! Раньше надо было об этом думать!

Ирина вздрогнула, словно дочь ударила ее. Но Алике этого было недостаточно, она решила вбить еще несколько гвоздей в крышку гроба.

— Знаешь, какой из твоих сериалов я ненавижу больше всего? — заявила она. — Я их все терпеть не могу, хотя и пересмотрела все до единого, от начала до конца. Но больше всего ненавижу «Матушку». Помнишь, тот, где ты играешь попадью и у тебя одиннадцать детей: пять штук своих и шесть приемных. И ты их всех одинаково любишь и обо всех заботишься… Не-на-ви-жу! Уж больно картинка от реальности отличается. Впрочем, у вас, актеров, всегда так…

Ирина молчала, точно оцепенев от ее слов, а Алика продолжала:

— Да, мамочка, ты была так занята, что не заметила, что я выросла. Сама выросла, как трава под забором. И если я что-то делаю не так — откуда я могу знать, как правильно? Кто меня этому мог научить? Гувернантки? Учителя в лицее, куда ты меня сдавала, как в камеру хранения? Аниматоры в отелях, где я отдыхала с кем угодно, только не с тобой? А ты меня еще смеешь куском хлеба попрекать! Да пропади ты пропадом!

С этими словами Алика сорвалась с места и выбежала из вагона-ресторана. Вопреки ее ожиданиям мать не бросилась за ней, хотя Алика надеялась на это до тех пор, пока не дошла до своего вагона.

Наплевав на все запреты, Алика покурила в тамбуре, потом вернулась в купе. Мать так и не появилась, но на столике обнаружился ланчбокс с ужином. Хмыкнув, Алика поужинала холодным, но вполне съедобным и даже довольно вкусным шницелем, рассеянно листая новый «Космополитен», однако сегодня ее совсем не интересовали ни новый имидж известной топ-модели, ни свадьба очередных голливудских звезд, ни даже фото летних коллекций. Алика слишком устала за сегодняшний день от обилия впечатлений и потрясений. И когда мать все-таки дошла до купе, она уже спала, не расстелив постель и даже не выпустив журнала из рук.

Все это время Ирина просидела в вагоне-ресторане. Едва Алика ушла, за их столик тут же подсела молодящаяся приземистая дама в длинных серьгах со множеством подвесок, которые звенели при каждом движении, как коровий колокольчик. И началось обычное: «Ох, ах, вы же Невельская, я вас сразу узнала, а мне так понравилось, вы там еще попадью играли…» Ирина, которой все равно было некуда деваться — не уходить же, не закончив ужин! — продолжала есть, терпеливо улыбалась профессиональной улыбкой и гадала про себя, что будет дальше. Иногда подобные восторженные зрители, считающие своим долгом обязательно поговорить со случайно встретившейся актрисой, после приветствия откланивались и оставляли ее в покое. Но такое происходило нечасто, обычно разговор затягивался, и тогда собеседники либо накидывались на нее с расспросами о коллегах, мучимые жаждой узнать все сплетни из первых уст, либо погружались в пространные рассказы о собственной персоне. Дама с колокольчиками в ушах явно относилась ко второй категории. Когда она завела нескончаемый монолог о своем здоровье и полной некомпетентности всех врачей, с которыми ей приходилось иметь дело, Ирина позволила себе отвлечься. Она сохраняла на лице дежурную улыбку и вежливо делала вид, что заинтересованно слушает, но мысли ее были далеко — до тех пор, пока за столиком не прозвучало вдруг слово «Атяшево».

— …теперь тоже хочу посетить эти чудодейственные курганы в Атяшево, — продолжала дама. — Говорят, это удивительное место. Знаете ли, по легенде…

Ирина поморщилась. Уж кто-кто, а она знала атяшевские легенды никак не хуже своей собеседницы, потому что слышала их с раннего детства, но менее всего хотела обсуждать их здесь и сейчас.

Решившись разом прекратить ненужный разговор, Ирина отложила вилку и повернулась было к собеседнице, но в эту минуту из объемистой сумки дамы зазвучало «К Элизе» Бетховена.

— Ой, это мой будильник, пора принимать таблетки! — сообщила дама и, выразив сожаление, что приходится уходить, прервав такой интересный разговор, наконец, удалилась. Ирина вздохнула с облегчением.

Вагон-ресторан опустел. Ира пила остывший кофе, курила с милостивого разрешения пожилой директорши, которая тоже узнала ее, и думала о том, что сказала дочь. И хотя внутри все бунтовало (какой женщине захочется признаться даже самой себе, что она — плохая мать?), но разумом Ирина осознавала, что Алика во многом права. Она сама виновата в том, как сложились, точнее, не сложились их отношения с дочерью. Да и во всем остальном, чем она недовольна в собственной жизни, ей тоже некого винить, кроме самой себя…

Мысли эти были очень тяжелы и болезненны. Ирина понимала, что одной только просьбой отнести дочке ужин, которую охотно согласился исполнить проводник их вагона, их отношения с Аликой теперь не наладить. Если их вообще можно наладить… Да уж, если бы они остались в Москве и Ирина продолжала бы работать, на этой затее точно можно было бы поставить жирный крест. Но они едут вместе в Атяшево, к маме и сестре… И, кто знает, может быть, там, в совершенно иной обстановке, все будет по-другому?

Глядя на сгустившиеся за окном поздние июньские сумерки, Ирина думала о родном Атяшево, о доме, о живущих в нем близких людях. Страшно сказать, сколько уж времени они не встречались с мамой… Тринадцать лет! Ну да, последний раз она видела маму сразу после развода с Артуром, когда отвозила к ним на лето маленькую Алику. С тех пор она в Атяшево не ездила. Все эти годы Ирина была так занята, что не то что навестить родных, даже написать или позвонить — и то бывало некогда. Как-то они теперь их встретят? По телефону мама, конечно, сказала, что ждет их, что они могут приехать в любое время и им будут рады, но Ирина слишком хорошо ее знала, чтобы не сомневаться — не все окажется так просто…