Игра в имитацию - Эндрю Ходжес Страница 8

он был ходячей мишенью по крайней мере для одного преподавателя. Алан умудрялся испачкать свой воротничок чернилами, и тогда преподаватель поднимал его на смех перед всеми: «И снова Тьюринг измазался чернилами!». Досадный пустяк, можно было подумать, но этот пример никак не выходит у меня из головы, как порой жизнь чувствительного и безобидного мальчика… может превратиться в сущий ад за стенами частной школы.

Школьные отчеты составлялись дважды за семестр, и можно себе представить, как нераскрытые конверты, полные обвинений, утром ложатся на стол перед мистером Тьюрингом, «подкрепившимся раскуриванием трубки-другой и чтением «Таймс». Алан в таком случае попытался бы сказать нечто вроде: «Папа читает табель успеваемости, словно ведет застольную беседу» или «Папе стоило бы хоть раз взглянуть на успеваемость остальных мальчиков». Но отца не интересовала успеваемость остальных, и он видел лишь то, что его с трудом накопленные деньги растрачиваются попусту.

Его не волновало необычное поведение сына или, по крайней мере, он относился к нему с крайней долей терпимости. В действительности и Джон, и Алан во многом походили на своего отца, они любили говорить напрямую и реализовывать свои идеи решительно, порой приходя в чистое безумие. В семье именно мама была голосом общественного мнения, но ее вкусы и суждения в глазах остальных были по-простецки провинциальны. Именно она, а не муж, и даже не Джон, сочла необходимым изменить Алана. Тем не менее, терпимость мистера Тьюринга не распространялась на такое важное дело, как получение образования. Тогда его финансовое положение казалось особенно шатким. В конце концов, он устал находиться в изгнании и приобрел небольшой дом на окраинах Гилфорда, в самом центре графства Суррей, но, помимо оплаты подоходного налога, ему теперь было необходимо устроить карьеру старшего сына. Он отговорил своего сына идти по его стопам и вступать на службу в Индии, предугадав, что закон индийского правительства 1919 года в итоге приведет к антианглийским волнениям в стране.

Однако Алан не видел смысла в получении образования, о котором так пеклись его родители. Даже занятия французским языком, некогда его любимые, больше не приносили ему радости. Преподаватель французского языка писал: «Меня разочаровывает отсутствие в нем интереса к предмету, кроме тех случаев, когда его что-то забавляет». У него была удивительная способность, которая приводила в недоумение остальных, отсиживаться на занятиях в течение всего семестра, а затем оказываться одним из первых по результатам экзамена. Тем не менее, занятия по греческому языку, к изучению которого ему впервые пришлось приступить в Шерборне, он полностью проигнорировал. На протяжении трех семестров он получал самые низкие результаты на экзаменах, после чего его мнение услышали и ему неохотно позволили бросить курс греческого языка.

Учителя математики и естественно-научных дисциплин в характеристике ученика были более благожелательны, и все же им тоже было на что жаловаться. Летом 1927 года Алан показал своему учителю математики Рандольфу одну свою работу. Это было представление тригонометрической функции (котангенса) в виде десятичного ряда с использованием чисел Бернулли. Алан вывел ее самостоятельно, без использования элементарного дифференциального исчисления (он еще не был с ним знаком). Рандольф был поражен, и тут же сообщил классному наставнику о гениальности ученика. Но эта новость была воспринята с явным неодобрением. Алана едва не перевели в класс ниже, и сам Рандольф неблагосклонно отозвался о его достижении:

Плохо, что он проводит много времени, по всей видимости, самостоятельно изучая высшую математику и пренебрегая работой в классе. В любой дисциплине всего важнее усвоить основы. Его работа никуда не годится.

Директор в свою очередь сделал предупреждение:

Надеюсь, он не совершит ошибку. Если он останется в школе, то должен поставить перед собой цель — стать образованным. Если же он должен быть только ученым, то напрасно тратит здесь свое время.

Эта угроза упала камнем на кофейный столик мистеру Тьюрингу, поставив под сомнение все, за что боролись и о чем молились мистер и миссис Тьюринг. Но Алан нашел лазейку в школьной системе, которую Науэлл Смит назвал «необходимость поддерживать известность и славное имя английской частной школы». Вторую часть семестра он провел в санатории, переболев там свинкой. Но когда он вернулся в школу, чтобы как обычно сдать экзамены, он стал победителем в рамках конкурсной программы. Директор отметил:

Своей победой он полностью обязан математике и естественно-научным дисциплинам. Тем не менее он показал улучшения и по ряду гуманитарных предметов. Если он будет продолжать в том же духе, он станет блестящим учеником.

Настало время для инициации Англиканской церкви, и Алан принял первое причастие 7 ноября 1927 года. Как и парад Корпуса военной подготовки, конфирмация была одной из тех обязанностей, которая должна была исполняться только по доброй воле. Но он действительно имел веру в Бога, или, по крайней мере, в некую высшую силу, когда он встал на колени перед епископом Солсбери и отказался от мира, плоти и дьявола. Тем не менее Науэлл Смит не преминул воспользоваться случаем, чтобы заметить:

Я надеюсь, что он отнесется к конфирмации со всей серьезностью. В таком случае он перестанет пренебрегать очевидными обязанностями, чтобы потворствовать своим собственным интересам, какими бы хорошими они ни были.

Эти обязанности: переводить глупые фразы на латынь, полировать пуговицы парадного мундира и остальные, — не были столь очевидными для Алана. У него было собственное представление по-настоящему значимых вещей. Слова директора больше говорили о внутреннем послушании, о котором писал Александр Во:

Как обычно случается с большинством мальчиков, конфирмация на Гордона никак не повлияла. Он не был атеистом; он принял христианство почти так же, как вступил в Консервативную партию. Все лучшие люди были верующими, поэтому ему казалось это верным решением. Но в то же время принятие веры никак не изменила его поведение. Если у него и была вера во что-то, то скорее в школьную футбольную команду…

Выпад Александра Во в сторону школьного уклада Шерборна, в общем, состоял в том, что школа приучала мальчиков, говоря метафорически, использовать обе половинки мозга независимо друг от друга. «Мышление» или скорее официальное мышление происходило в одном полушарии мозга, а индивидуальное — в другом. Это не было лицемерием: это было необходимо для того, чтобы не перепутать в голове два абсолютно разных мира. К такому разделению мыслей можно было привыкнуть, но опасность этого подхода таилась на границе двух полушарий. Позже, как выразился Во, настоящее преступление было раскрыто.

В 1927 году в школе произошли некоторые изменения в ее неофициальных обычаях. Например, когда мальчики читали «The Loom of Youth» («Станок молодости»). Разумеется, многие ученики читали этот запрещенный роман. Они были скорее удивлены показанной в ней терпимостью, или, по крайней мере, предполагаемой терпимостью к сексуальным связям. Во время встреч спортивных команд с игроками из другой частной школы они поражались свободе мыслей, которая дозволялась в других школах. Теперь мальчики из Шерборна отстаивали более пуританскую и менее циничную ортодоксальность, чем Александр Во в 1914 году. Науэлл Смит больше не обращался к независимым ученикам, чтобы искоренить в них то, что называл «грязью». Но он никак не мог воспрепятствовать химическим изменениям в организме подрастающих мальчиков, и даже холодные ванны не остановят их от «непристойных разговоров».