Гуд бай, Берлин! - Вольфганг Херрндорф Страница 8

9

Чика я с самого начала терпеть не мог. Он вообще всех бесил. Чик был азиат и выглядел соответствующе. Вагенбах притащил его в класс сразу после Пасхи. Когда я говорю «притащил», то именно это и имею в виду.

Первый урок после пасхальных каникул: история. Все, как каменные, сидят на своих местах, потому что если у нас в школе кого можно назвать авторитарной скотиной, так это Вагенбаха. Впрочем, «скотина» – это небольшое преувеличение. Вагенбах вообще-то нормальный. Уроки у него вполне годные, и он, по крайней мере, не тупой, в отличие от большинства учителей, какого-нибудь Волкова, например. На уроке у Вагенбаха всегда можно сосредоточиться, и все стараются это сделать, иначе он просто душу вынет. Это всем известно. Даже тем, у кого он еще не вел. Каждый пятиклассник, едва переступив порог гимназии св. Хагесиуса, знает: с Вагенбахом шутки плохи! Поэтому на уроках у него все сидят тихо, как мыши. А у Шурмана, например, минимум пять раз за урок звонят мобильники. Патрик как-то даже ухитрился переставить мелодию на телефоне – перепробовал одну за другой шесть, семь, восемь мелодий, и только после этого Шурман попросил вести себя чуточку тише. И даже тогда не осмелился взглянуть на Патрика строго. А вот если на уроке у Вагенбаха зазвонит мобильник, его владелец может быть уверен, что до большой перемены он не доживет. Говорят даже, что раньше Вагенбах специально носил с собой молоток, чтоб разбивать мобильники. Правда ли это, не знаю.

И вот значит, после пасхальных каникул Вагенбах в своем обычном дешевом костюме и с дурацким коричневым портфелем под мышкой входит в класс, а за ним еле плетется этот парень, и вид у него такой, будто он только что из комы или типа того. Вагенбах хлопает портфель на стол, разворачивается, прикрыв глаза, ждет, пока этот чувак дошаркает до него, и говорит:

– У нас в классе новый ученик. Его зовут Андрей…

Тут Вагенбах бросает взгляд в свою бумажку, а потом снова на этого парня. Видимо, новенький должен сам назвать свою фамилию. Но он вместо этого пялится своими узкими глазами через центральный проход класса куда-то в пустоту и молчит.

Может, не так уж важно говорить, что я подумал в тот момент, когда впервые увидел Чика, но я все-таки расскажу. Он произвел на меня просто отвратительное впечатление, пока стоял там, у стола Вагенбаха. «Два дебила нашли друг друга», – подумал я тогда, хотя еще совершенно не был знаком с этим парнем и не знал, дебил он или нет. Как выяснилось чуть позже, новенький был русский. Среднего роста, в белой, не первой свежести рубашке с оторванной пуговицей, в джинсах за десять евро из самого дешевого магазина и бесформенных коричневых башмаках, похожих на дохлых крыс. А еще у него были какие-то нереально высокие скулы и щелочки вместо глаз. Эти щелочки – первое, на что все обращали внимание. Он выглядел как монгол, и было абсолютно не понять, куда он смотрит. Рот у него был чуть-чуть приоткрыт с одной стороны, и казалось, будто там торчит невидимая сигарета. Руки у него были накачанные, на одной – большой шрам. Ноги относительно тонкие, а голова какая-то угловатая.

Никто не захихикал. У Вагенбаха, понятное дело, никогда никто не хихикал. Но у меня было такое ощущение, что даже не будь в классе Вагенбаха, все равно никто бы не засмеялся. Русский парень просто стоял рядом с учительским столом и смотрел своими монгольскими глазами куда-то вдаль. На Вагенбаха – ноль внимания. А не обращать внимания на Вагенбаха – огромное достижение. Потому что это практически невозможно.

– Андрей, – повторил Вагенбах, уставился в свой листочек и стал беззвучно шевелить губами. – Андрей Ч… Чиха… чоров.

Новенький что-то пробормотал.

– Что?

– Чихачёв [2], – сказал парень, не глядя на Вагенбаха.

Вагенбах громко втянул воздух носом. У него была такая фишка – громко вдыхать через нос.

– Прекрасно. Чихачоринов. Андрей. Ты не хочешь сказать нам пару слов о себе? Откуда ты, в какой школе раньше учился?

Обычное дело. Каждому новенькому приходилось рассказывать, откуда он и все такое. Вот тут Чик и привнес в нашу жизнь первое изменение. Он слегка повернул голову, как будто только сейчас заметил Вагенбаха. Потом поскреб шею, снова повернулся к классу и сказал:

– Нет.

Где-то на пол упала скрепка.

Вагенбах кивнул с серьезным видом и уточнил:

– То есть ты не хочешь рассказывать, откуда ты?

– Нет, – ответил Чик. – Мне все равно.

– Ну хорошо. Тогда мне придется рассказать ребятам немного о тебе, Андрей. Нужно же представить тебя классу, а то получится невежливо.

Он взглянул на Чика. Чик смотрел прямо перед собой.

– Что ж, будем считать твое молчание знаком согласия, – сказал Вагенбах. Он произнес это таким ироничным тоном, каким учителя всегда говорят подобные вещи.

Чик ничего не ответил.

– Или ты против? – спросил Вагенбах.

– Начинайте, – сказал Чик и сделал приглашающий жест рукой.

Кто-то в девчоночьем углу наконец захихикал. «Начинайте!» Это ж надо такое сморозить! К тому же новенький как будто делал ударение на каждом слоге и говорил с очень забавным акцентом. Чик продолжал рассматривать дальнюю стену класса, а может, и вовсе закрыл глаза. Сложно сказать. Вагенбах сделал такое выражение лица, будто требовал тишины. Хотя и так было совершенно тихо.

– Итак, – начал он, – вашего нового одноклассника зовут Андрей Чиха…щёнов, и как несложно догадаться по его имени, родом наш гость издалека, а именно – с бескрайних русских просторов, которые на последнем уроке перед Пасхой захватил Наполеон, и откуда, как мы узнаем сегодня, он скоро будет изгнан. Как до него был изгнан Карл XII, и как после него будет изгнан Гитлер.

Вагенбах снова шумно втянул воздух носом. Такое введение не произвело на Чика никакого впечатления. Он не шелохнулся.

– А сюда, в Германию, Андрей приехал вместе со своим братом четыре года назад, и… Может быть, ты все-таки хочешь сам рассказать?

Русский парень издал непонятный звук.

– Андрей, я с тобой разговариваю, – сказал Вагенбах.

– Нет, – наконец отреагировал Чик. – Нет, в смысле: «Я все-таки не хочу рассказывать».

Сдавленное хихиканье. Вагенбах сухо кивнул.

– Ну ладно, тогда рассказывать продолжу я, если ты не против, конечно. Хотя это очень необычно.

Чик покачал головой.

– Тебе это не кажется необычным?

– Нет.

– Ну а мне это представляется необычным, – настаивал Вагенбах, – и странным. Но не будем тратить времени на пустые разговоры. Итак, в двух словах. Наш друг Андрей происходит из семьи с немецкими корнями, но родной язык у него – русский. Как видим, он большой мастер красноречия. Но немецкий язык он начал учить, уже будучи в Германии, так что заслуживает некоторого снисхождения в некоторых ммм… областях. Четыре года назад Андрей начал учиться в специальной школе для детей, слабо владеющих немецким языком. Потом был переведен в общеобразовательную школу, так как его учебные успехи это позволяли. Но и там он провел недолго. Затем он один год учился в физико-математической школе, а теперь перешел к нам в гимназию, и все это всего за четыре года. Все правильно?