Мужской разговор в русской бане - Эфраим Севела Страница 8

— Ну, что ж, приступим, — бодро сказал я, потирая взмокшие ладони.

— К чему приступим? — невинно уставилась она на меня.

— Как к чему? — заерзал я в кресле и даже прикрыл рукой раскрытую ширинку в пижамных штанах, за которой светилось мое голое тело. — Ну, а что делают мужчина и женщина вечером в такой уютной обстановке… когда остаются, так сказать, наедине?..

Она рассмеялась.

— Не знаю. Расскажите мне…

Из спальни, за стеклянной дверью за моей спиной, я услышал легкое похрюкиванье. Это Коля подавился сдерживаемым хохотом.

— Как тебя зовут? — спросил я, чтобы выиграть время и найти выход из положения, в которое я себя сам поставил.

— Рита, — сказала она кротко и доверчиво. — А вас? Я представился. Вымышленным именем, конечно.

— Вы — инженер? — спросила она.

— Почему ты так решила?

— А вы похожи на одного инженера… папиного приятеля.

— А кто твой папа? — насторожился я.

— Разве не знаете? Он — большой человек в нашем городе.

В спальне снова хрюкнули, и Рита вскинула брови, прислушалась.

— Ничего, ничего, — заторопился я и пересел к ней на диван. — Это вода… в трубах парового отопления

Теперь, когда я сел рядом с Ритой на диван и положил руку на спинку, как бы обняв ее, Коля мог лицезреть эту умилительную картинку в фас.

— Понимаешь, деточка, — тоном развязным, но в меру, оставляя возможность для благопристойного отступления, заговорил я, и рука моя, лежавшая на спинке дивана, за ее шеей, коснулась ее плеча и стала поглаживать острый, еще детский выступ под шерстяным платьем движениями интимными и настойчивыми, — ты мне нравишься как женщина.

Она не сбросила моей ладони со своего плеча и слушала, глядя прямо мне в глаза с каким-то любопытством, в котором не сквозило и тени сексуального интереса.

— И я тебе, надеюсь, не противен. Она кивнула.

Я облегченно перевел дух и стал прокладывать дорогу ближе к цели.

— Что же нас останавливает? Почему мы не можем… любить друг друга?

Она передернула плечиками, и моя рука, скатившись, застряла между спинкой дивана и ее талией, так что я пальцами мог прощупать под тканью платья края трусиков, там, где резинка стягивает их на пояснице.

— Я вас совсем не знаю…

— Но ты ведь пришла ко мне в номер… и в такой поздний час.

— Вы меня попросили… — невинно распахнула она газельи глаза.

— Что значит, я тебя попросил? В гостинице сотни людей живут. И если бы другой тебя пригласил в свой номер, ты бы и ему не отказала?

— Не знаю. Может быть…

— Вот ты какая птичка? — с нарочитым удивлением закатил я глаза.

— Какая? — насторожилась она.

— Не притворяйся дурочкой. Давай говорить дело.

— Давайте.

— Вот, так лучше. Ты молода, наверно, студентка. Она кивнула.

— Я тоже был студентом. Знаю, что такое жить на стипендию… а у девушки потребности… косметика… там… чулочки… шляпки… на стипендию не разгуляешься…

Она слушала, глядя мне прямо в глаза, и я решил идти напролом, чтоб вырваться из этой порядком надоевшей словесной шелухи, в которой увязал, пробираясь окольными путями.

— Я уже не студент, хорошо зарабатываю и… с удовольствием помог бы… такой очаровательной… Скажи мне… и я тебе сделаю подарок…

Предложить ей денег наличными я не отважился, считая, что «подарок» не совсем покоробит ее еще неокрепшее ушко.

Она сдвинула брови на переносице и смотрела мне в глаза, обиженно моргая мохнатыми ресницами.

— За кого вы меня принимаете?

— Вот те раз! — я слегка хлопнул ладонью по ее колену и не отнял руки, а пальцами пролез под край зеленого платья и задвигал ими вверх, сначала по вязаному чулку, а когда он кончился резинкой, ощутил голое упругое бедро.

— Уберите руку, — попросила она, и ее губы задрожали: вот-вот заплачет. — Я невинная девушка.

— Ты никогда не спала с мужчиной?

— Никогда.

Я вскочил с дивана и, забыв про Колю Филиппова за стеклом двери, нервно зашагал по гостиной взад и вперед, смешной и нелепый в своей пижаме.

— Зачем же ты ко мне пришла?

— Вы меня пригласили…

— Для чего?

— А это… вам лучше знать.

— Не знаешь?! Ты что, дурочка? Прешь к мужчине ночью в номер… по первому зову… и не знаешь, для чего тебя пригласили?

Ее глаза до краев набухли, переполнились слезами.

— Я могу уйти…

Но при этом она не сделала движения, чтобы встать, и слезы по-прежнему ползли по щекам к уголкам губ, собираясь там крупными каплями.

— Я тебя не гоню, — смирив свой гнев, перевел я дух, приблизился к ней вплотную и положил ладонь на голову, чтобы утешить, успокоить ее. А затем потихонечку, без шума выпроводить.

Я стоял и гладил ее по макушке и незаметно возбудился, и мой напрягшийся член вывалился из пижамных штанов, замаячив перед ее носом. Она отдернул голову и тыльной стороной ладони закрыла рот.. Мгновенная догадка сверкнула в моем мозгу. Я решительно отдернул ее ладонь от раскрытого рта и сунул ей в губы свой член.

На сей раз она не отшатнулась. Приняла его в рот мягко обжав губами. Глубоко-глубоко. И заиграла языком. Движениями изнуряюще-сладкими, от которых меня защипало в носу.

Она делала минет. Умело. И с наслаждением. Прикрыв в истоме глаза. И мохнатые ресницы легли темной бахромой на непросохшие от слез нежные щечки.

У меня звенело в голове от изумления и наслаждения. Ее гибкий упругий язык творил чудеса, а губки, пухлые и крепкие, ритмично и ласково двигались по члену от основания до самой головки и обратно.

Я чуть не выл. Мои колени задрожали, готовые подкоситься. Произошел взрыв, извержение вулкана. Она не отняла головы, не выпустила член изо рта, а несколькими движениями горла проглотила все, что я изверг. Потом облизала его языком, придерживая ладошкой, и делала это до тех пор, пока он не обмяк, сжался и не исчез в пижамных штанах.

Тогда она откинулась на спинку дивана и глубоко, удовлетворенно перевела дух. Я плюхнулся рядом на диван, пустой, как выжатый лимон. И тут вспомнил про Колю Филиппова. За мутным стеклом двери не видно было его силуэта. Должно быть, приводит себя в чувство в ванной.

— Ну-с, — понемногу приходя в себя, сказал я слабым голосом. — Теперь-то подарок возьмешь?

— Зачем вы меня оскорбляете? — ее глаза снова наполнились слезами. — Я могу уйти, если вы этого хотите.