Неразгаданная - Ирина Потанина Страница 8

— Славка что ль? Скоро придет, я его за печеньем послал. А что, понравился?

Рита предпочла не отвечать.

— Вот смотрю на тебя и думаю, странно все это… Я только неделю назад, из телефонного разговора, — дедушка говорил медленно, при упоминании о сыне в его тоне послышались нотки снисхождения, — узнал о твоем существовании. Теперь ты сидишь передо мной, моя единственная внучка, — он красиво растягивал слова, — а я даже не знаю с чего начать разговор…

— Называть-то вас как? — угрюмо произнесла Рита.

— Да, достойное начало разговора. Называй меня Олег.

— Я Рита, — девочка пожала протянутую ей руку. У дедушки были тонкие, небольшие кисти. Высокий, худощавый, с благородной осанкой и мальчишеским блеском в глазах, он совсем не был похож на того, старого беспомощного старика, каким представляла его Рита, до встречи.

— Ты мне уже говорила, — он улыбнулся.

Разговор явно не клеился, дедушка Олег изучающе смотрел на девочку, и от этого Рите жутко захотелось сказать что-нибудь необыкновенное. Но необыкновенного а голову ничего не приходило, а говорить банальности не хотелось. Почему-то Рите было важно непременно удивить дедушку. Рита вдруг осознала, что хочет, чтобы он ею гордился. С первого же взгляда девочка поняла, что перед ней родной человек, то ли сходство во внешности, то ли что-то еще, подсказало девочке, что дед Олег — свой. Теперь она понимала смысл этого определения.

— А откуда вы взялись? — Рита решила нарушить молчание.

— Наверно оттуда же, откуда и все люди… Я просто не думал, что ты уже такая большая, а то бы, конечно, не был для тебя столь ошеломляющей неожиданностью. Появился бы намного раньше. А так я считал тебя младенцем — а что с младенцем разговаривать. Мне недавно звонил твой отец…

При упоминании об отце у Риты странно защемило сердце. Ощущение, что вот сейчас девочка узнает хоть что-то об этом человеке, напоминало чувство трепетного волнения, охватывающее моряка, после многих месяцев вынужденных мытарств по суше, наконец, едущего к морю и ожидающего появления ослепительно-лазурного побережья в окне троллейбуса.

— Почему Вы так об этом говорите? Он редко звонит?

— Ой, девочка, а ты ведь, наверное, вообще ничего не знаешь. Мы с твоей бабушкой никогда не были женаты. Отец твой появился на свет, никого об этом не спросив. Жил с матерью, по достижению более ли менее зрелого возраста нашел в себе нотки здравого смысла и перебрался ко мне. Потом уехал в Харьков, добиваться самостоятельности. Вернулся с семьей, с истощенными нервами и разбитым мировоззрением, ко мне он в тот период жизни проникся великой ненавистью, посему мы не общались. Недавно написал письмо… Рассказал о себе всякие небылицы… Он думает, я ничего не знаю о его жизни!!! Ха, да я за каждым его шагом слежу. Я о каждой минуте его наслышан… А он мне представляется, как чужому человеку…

Дедушка явно разнервничался.

— Эй, — Рита поспешила вернуть старика из своих эмоциональных миров, — но ведь он написал вам, значит, хочет начать общение… Может, одумался, решил не держать зла…

— Как бы не так. Он просто собирается сваливать за бугор, и ему из этого чертового города нужна справка из жека, о том, что выписан. Новых координат твоей матери он не знает, вот и решил ко мне обратиться, еще позвонил, проверил, дошло ли письмо…

— Он хочет уехать?!

— Ну да. Впрочем, это не важно.

В глазах Риты появились слезы. О том, что отъезды заграницу равносильны отходам в мир иной, Рита была наслышана от мамы, множество подруг юности которой давно поуезжали в разные страны, и тем мгновенно разорвали все старые связи. «Оттуда не возвращаются, и там быстро забывают тех, кто здесь», — рассказывала мама. Рита поняла, что больше никогда не увидит своего родного папика и неожиданно громко шмыгнула носом.

— Слушай, я уж думал ты наша по духу, а оказалось плакса какая-то. Что реветь-то? Не было у тебя отца никогда, и не будет впредь. Как и у него не было, как и у меня не было. Как и у твоих детей не будет. Наследственность у тебя в этом смысле дурная. Все мы по натуре одиночки, а родных своих предпочитаем любить на расстоянии.

В этой тираде девочка почувствовала какие-то отблески собственных ощущений. Она улыбнулась и примирительно произнесла.

— Вы злой какой-то, можно подумать, что Вы себя терпеть не можете.

— Станешь тут злым, когда всякие взрослые пигалицы, моим кружковцам ровесницы, вдруг внучками оказываются, а какие-то козлы по телефону им общаться со мной не дают.. — Рита вдруг с ужасом подумала о Валентине, — а себя я терпеть могу, еще как могу, — смеясь продолжал дед Олег, — просто я думал, что закономерность рода на твоем отце и прекратится, а н-нет, вижу, что природа еще одного избранного сотворить умудрилась.

Рита его не слушала, она кинулась к телефону.

— А ты знаешь, что твой отец на самом деле выдающийся поэт?

Рита застыла с гудящей трубкой в руках.

— Секундочку, — спокойно произнесла она.

— Алло? Валентин? Я все-таки задерживаюсь, ибо разговор у меня тут очень важный.

— Ты издеваешься?!

— Алло? Алло? Дядя Валик мне ничего не слышно, приду в шесть часов, алло?

Рита положила трубку и вернулась за стол.

— Выдающийся поэт?

— А чего тебя это так интересует? Пишешь?

Рита кивнула.

— Так я и знал… А читаешь что?

Девочка на секунду задумалась.

— В основном мама снабжает литературой. Вот Жоржа Оруэлла недавно прочла.

— Почитай что-нибудь, из своих текстов.

Дедушка Олег испытывающе взглянул на внучку и принялся слушать. Рита неожиданно для себя вспомнила написанное утром стихотворение.

— Похвально… — пробурчал он, после того, как Рита наскоро проговорила последнее четверостишье, — Придется слегка заняться твоим образованием, раз задатки видны…

— Вы обещали рассказать. Мой отец… — напомнила Рита.

— Мой сын… — подражая тону девочки, произнес дед Олег, — тут рассказывать нечего. Печататься — не печатался, а вот пишет великолепно. На, дома почитаешь.

Рита дрожащими пальцами взяла из рук старика тетрадку истрепанную до безобразия.

— Расскажите о нем.

— Родился он в Харькове, был зачат в одну из жарких летних ночей, во время безумного любовного приключения молодого студента, то бишь меня, и взрослой медсестры из до жути интеллигентной семьи. В брак это приключение, слава богу, не переросло, хотя я честно хотел жениться. Её родители, мудрые люди, были категорически против. Когда твоему отцу стукнуло тринадцать Лариса, твоя бабушка, привезла его мне сюда, дабы посвятить хоть какой-то отрезок жизни самой себе. Но не успела, ибо за три дня, что провела в Лобытнангах, умудрилась влюбиться в моего друга и остаться в этом городе очень на долго. Так рос твой отец. Он был парнем вполне разумным, чтобы не мешать матери и отчиму, но навязчивым ровно настолько, чтоб превратить мою жизнь в ад: ни одна из приводимых мною в дом женщин не уходила без каких-либо подначек со стороны Сереженьки, возомнившего, что мы с ним будем до скончания века жить наедине. Когда я мягко, ну, как мне показалось мягко, объяснил парнишке, что вообще-то нам не мешало бы завести новую маму, он ужасно обиделся и сбежал из дому. Я его нашел через две недели. В Москве. Выяснилось, что он вот уже две недели живёт с бомжами на вокзале. Мальчишка был уже взрослым, посему его отказ возвращаться ко мне я не мог не принять во внимание. Пришлось за уши поступать его в один из Харьковских вузов и селить в общагу. Из института его регулярно выгоняли, я прилетал, платил деньги и заставлял его вернуться к учебе. В результате через одиннадцать, вместо положенных пяти лет он таки, получил диплом, который в будущей жизни ему абсолютно не пригодился. Параллельно с учебой, твой отец связался с какими-то хиппи и, проповедуя благие вести о правильности нищеты, слонялся звукорежиссером какой-то неизвестной группы. Помимо этого он тогда в первый раз задумал жениться. Не вышло. Точнее, прожил он вместе со своей женой всего лишь две недели. Его выгнали ее родители за то, что молодожены заперлись в своей комнате и не выходили оттуда ни на час, забросив все дела и учебы. Расставался он со своей супругой явно без скорби. А вот потом начались настоящие проблемы. Он встретил твою мамочку — в результате очередная женитьба. Я его отговаривал, я ему объяснял, что ему еще рано жениться, а он твердил о какой-то великой любви. Как видишь, я оказался прав — любовь эта прошла бесследно.