Шахта - Михаил Балбачан Страница 87

– Работнички! Ведь не сказал никто! Ну пошли, Петр Борисыч, и мы с вами, поучаствуем.

Зощенко с кислым видом отправился одеваться. Разумеется, Евгению Семеновичу очень не понравилось, что его «забыли» оповестить. Случайностью это быть не могло. С ним просто обязаны были заблаговременно все согласовать и как с начальником шахты, и как с членом бюро. Опять же, Зощенко тоже не позвали. Хотя тот не был членом ВКП(б), считалось, что как второй человек на шахте он обязан был присутствовать на открытых партсобраниях. После темных намеков Левицкой Слепко заподозрил, что все это – мелкопакостная интрига секретаря парткома Перфильева. Старый хрен ненавидел его безнадежной, платонической ненавистью, принимая, кажется, за какое-то исчадье ада. Только что не крестился при встречах. «Ага, это он надеется обвинить меня в прогуле партсобрания, – сообразил Евгений Семенович, – совсем сдает старикашка». Вернулся Зощенко, и они двинулись.

Собрание проходило, как обычно, в «нарядной» Южного участка. Вывешенное у входа объявление, в обед его, кстати, не было, гласило:

«Сегодня, 22 декабря 1938 г. состоится открытое партийное собрание шахты № 23-бис. Повестка дня:

Подведение итогов соревнования стахановских бригад за 1938 год.

Прием в кандидаты и члены ВКП(б).

Разное.

Начало в 18.00. Явка членов и канд. в члены ВКП(б), не занятых во вторую смену, строго обязательна. Приглашаются все беспартийные товарищи».

Повестка была самой заурядной. Слепко, ухмыляясь, вошел внутрь.

Народ сидел плотными рядами, спинами ко входу, на длинных лавках, расставленных в просторном двухсветном зале. Над каждой головой вилась сизая струйка. Хотя собрание началось только четверть часа назад, пепельницы на застланном кумачом столе президиума уже были забиты окурками. Слепко с неудовольствием узрел Поспелова и еще одного малознакомого райкомовца, кажется, инструктора по вопросам идеологии. Маячил там и Прохоров. «А этот чего у нас забыл? Или он теперь всюду за Поспеловым бегает?» Из «своих» в президиуме сидели: Перфильев, Сидорчук, Романовский («фу-ты ну-ты, лапти гнуты!»), Алимов («ну конечно, он же теперь великий рекордсмен у нас!»), профорг, комсорг и Круглова из бухгалтерии как председатель женсовета. Начальник шахты, дойдя уже до середины зала, остановился вдруг как вкопанный. Для него самого́ места за столом не было, все стулья были заняты. «Черт знает что, это уже выходит за рамки!» Никто вроде не обратил на него ни малейшего внимания. Кроме Перфильева. Этот, напротив, смотрел в упор и гадко скалился. «Ладно, козел старый, дождешься ты у меня!» Слепко вернулся назад и встал в оконном проеме, рядом с безучастным Зощенко.

Просеивая потом в памяти мельчайшие детали того дня, Евгений Семенович изводил себя едкими упреками, на ив но полагая, что если бы он тогда твердо потребовал освободить себе место, все дальнейшее могло пойти совершенно по-другому. Но это вряд ли. Все, конечно, было уже предрешено. Мог выйти скандал и ничего больше. В конце концов, чисто формально президиум каждый раз избирался залом и персональное место там ни для кого не резервировалось.

На трибуне торчал один из бригадиров и что-то бубнил, поднеся к самым глазам мятую бумажку. Когда он особенно глупо сбивался, народ разражался счастливым смехом. Все было как всегда. Евгений Семенович из тактических соображений решил пока повременить, взять слово в обсуждении и уже тогда, овладев инициативой, расставить все точки над «и». Но обсуждения как такового почему-то не было. После выступления еще двух застенчивых бригадиров Прохоров под бурные аплодисменты зачитал, кто из них занял какое место. Победители по очереди получали свои грамоты, благодарили всех, кого положено, зал аплодировал. Затем, без малейшей паузы, Перфильев объявил второй пункт повестки.

– Ну, Евгений Семеныч, как вам все это? – прошептал на ухо начальнику Зощенко.

Тот пожал плечами. Очевидно было, что Перфильев, Прохоров и Поспелов договорились изобразить дело так, будто никаких новых лопат вообще не существовало и все эти жалкие результаты «стахановских» бригад имели еще какое-то значение. «Опоздали, ребята, ничего у вас теперь не выйдет!» – Слепко почти не испытывал раздражения и разглядывал противников с отстраненным «академическим» интересом, как кусачих насекомых, посаженных в банку.

Второй пункт повестки все же не лишен был некоторого любопытства, поскольку одним из новоиспеченных кандидатов в члены Всесоюзной партии большевиков оказался не кто иной, как Сашка Скрынников. Рекомендации ему дали Романовский и сам Перфильев. Забавно было слушать, как Феликс, забравшись по-медвежьи на трибуну, расписывал Сашку просто ангелом небесным. Перфильев, следовало отдать ему должное, выступил достойнее, сказав, что у товарища Скрынникова по молодости лет многовато ветру в голове, но парень в общем и целом неплохой и он, парторг, ему доверяет. У Слепко имелись немалые сомнения в том, что товарищ Скрынников, так сказать, дорос. Если бы не Перфильев, он, наверное, высказался бы против. Сашка, само собой, уморительно каялся, обещал все что угодно и просил прощения. Его единогласно приняли. Оставалась еще одна кандидатура, потом пункт «разное» и – всё. Евгений Семенович заскучал, но вдруг повстречался глазами с Петей Савиным, начальником райотдела НКВД и хорошим своим знакомым. «Надо же, и этот тут! Небось по делу ко мне заехал. Ничего, недолго ему терпеть осталось».

– Товарищи, тише! – скучным голосом призвал к порядку расходившийся зал Перфильев. – Переходим к «разному». Посиди, тебе говорят, спокойно, не всё еще! Нет, не всё, Сичкин, уж потерпи чуток, сделай такое одолжение. Нам еще нужно рассмотреть персональное дело бывшего начальника шахты гражданина Слепко Е. С.

Упала мертвая тишина. Все головы разом повернулись в сторону Евгения Семеновича. Оказалось, его таки заметили, только виду не подавали. Сам он изумился: «Что за чушь! За что? Нет, не может такого быть! Поспелов – тут! Значит – из-за лопат. Ну конечно, вся их шумиха с так называемыми рекордами пойдет в… Понятненько. А Перфильев, дурак, на радостях объявил меня уже бывшим. Посмотрим. Я хорошей драчки никогда не прочь!» Несмотря на такие воинственные мысли, в глазах у него помутилось и коленки ослабли, да так, что пришлось ухватиться за подоконник. На некоторое время он, можно сказать, выпал в осадок, а когда вновь начал осознавать происходящее, на трибуне торчал передовой навальщик Савченко.

– …и вот, значит, думаю я, – вещал передовой навальщик, – чего это жисть наша така худая, та усе худее и худее становится, то авария, то убився хто, работа совсим невмоготу стала, а в хату придешь – тоже погано усе…

«Что же он, вражина, несет? – гневно возопил про себя Евгений Семенович. – И как эти м… в президиуме терпят? Да за такие слова…»

– С такой бабой, как у тебя, Савченко, жизнь точно поганой покажется, одна тебе дорога – в петлю! – крикнули из зала.

– Баба – это само собой, а чё на шахте робится – само собой, – не смутился Савченко. – Вот я и гуторю…

– Ты, Савченко, поконкретнее давай, нам про бабу твою слушать неинтересно, – перебил его Перфильев.