Ребенок, который был вещью. Изувеченное детство - Дэйв Пельцер Страница 9

Приблизившись к школе, я спрятал упаковку под рубашку — с той стороны, где не было дырок, — и вошел на игровую площадку. Затем я закопал ее в мусорную корзину, стоявшую в туалете для мальчиков. Когда начался урок, я отпросился у учителя и вернулся за крекерами, чтобы насладиться ими в тишине. Сглатывая слюну, я зашел в туалет — и увидел, что мусорная корзина пуста. Столько времени я продумывал этот план, столько времени убеждал себя, что наконец-то поем, и все напрасно. Уборщица выкинула мусор раньше, чем я смог до него добраться.

В тот день моя попытка провалилась, но потом мне везло. Хотя один раз я умудрился спрятать украденную еду в парте, а на следующий день обнаружил, что нас перевели в школу на другой стороне улицы. За исключением того, что я снова остался голодным, я даже был рад такому положению вещей. Мне казалось, будто на новом месте я получил новую возможность воровать еду. Теперь я не только таскал завтраки у одноклассников, но и бегал в бакалею почти каждую неделю. Иногда внутренний голос подсказывал мне, что лучше ничего не трогать, и я просто слонялся между рядами. Но потом меня все равно поймали. Управляющий позвонил маме, и дома я был жестоко наказан за свою изобретательность. Мать знала, почему я краду еду, знал и отец, но она по-прежнему отказывалась меня кормить. Чем сильнее становились муки голода, тем отчаяннее я искал новые способы хоть как-то их утолить.

После ужина мама обычно складывала объедки в маленькое мусорное ведро. Потом она вызывала меня из гаража, где я стоял все время, пока семья ела. Мытье посуды было моей ежедневной обязанностью. Я стоял перед раковиной, погрузив руки в горячую воду, и чувствовал, как пахнут остатки ужина в помойном ведре. Сначала даже мысль об этом казалась мне отвратительной, но потом я понял, что других вариантов у меня не осталось. Я старался вымыть посуду как можно быстрее и бежал в гараж, чтобы выбросить мусор. Там, в темноте, осторожно очищая съедобные куски от обрывков бумаги и сигаретных бычков, я заглатывал жалкие остатки ужина и радовался тому, что желудок ворчит уже не так отчаянно, как прежде.

Но и этот способ был изначально обречен на неудачу — в конце концов мама поймала меня с поличным. Несколько недель я не трогал мусорное ведро, но потом мне снова пришлось копаться в нем — так сильно хотелось кушать. Как-то раз я съел выброшенный кусок бекона. И через несколько часов меня скрутила нестерпимая боль. Где-то неделю я страдал от жестокого поноса. Пока я болел, мама сообщила, что специально продержала бекон в холодильнике две недели. Когда он окончательно испортился, она его выкинула. Она знала, что я не смогу устоять перед мясом. После того как я поправился, мама заставляла меня приносить ей мусорное ведро, чтобы она, лежа на диване, проверяла, не осталось ли там чего пригодного в пищу. Она так и не догадалась, что я заворачиваю объедки в салфетки и прячу на самом дне. Я понимал, что она не захочет пачкать руки, копаясь в мусоре, поэтому моя схема некоторое время работала.

Мама чувствовала, что я где-то достаю еду, поэтому начала опрыскивать помойное ведро аммиаком. Я понял: дома мне надеяться не на что, придется снова утолять голод в школе. Раз меня ловят, когда я краду еду у одноклассников, значит, стоит попытать счастья с замороженными обедами в школьной столовой.

Я сумел рассчитать время и отпросился у учителя после того, как грузовик доставил продукты на кухню. Мне удалось незаметно пробраться в столовую и стащить несколько пакетов с замороженными обедами, после чего я скрылся в туалете. Там я, практически не жуя, запихивал в рот ледяные хот-доги и куски картошки; я давился, но остановиться не мог. Вернувшись в класс с полным желудком, я был невероятно горд собой, ведь мне удалось добыть еду!

Пока я бежал домой после уроков, в голове билась лишь одна мысль: завтра снова украду что-нибудь из столовой. Но мама заставила меня передумать. Она затащила меня в ванную и ударила в живот так сильно, что я согнулся пополам. Подтащив меня к туалету, мама приказала запихнуть палец в рот. Я попытался сопротивляться. Воспользовался одним из старых трюков: смотрел на фарфоровый унитаз и начал считать про себя: «Один… два…» До трех я так и не дошел. Мама принялась запихивать мне пальцы в горло, словно хотела самостоятельно вывернуть мой желудок наизнанку. Я отчаянно завертелся, пытаясь отбиться. В конце концов мама отпустила меня, но при одном условии — я все-таки вызову рвоту.

Я прекрасно понимал, что случится потом. Я закрыл глаза, чувствуя, как куски мяса с плеском падают в унитаз. Мама стояла сзади, положив руки на бедра. «Так я и думала. Вот посмотрим, что скажет отец!» Я напрягся, ожидая, что на меня обрушится град ударов, но ничего не случилось. Через пару секунд я обернулся и обнаружил, что мама ушла из ванной. Тем не менее я знал, что самое страшное впереди. Вскоре она вернулась — с небольшой миской. Мама приказала мне выловить из унитаза куски полупереваренной еды и сложить в нее. Поскольку отец ушел в магазин, она собирала доказательства моей вины.

Вечером, когда я закончил с домашними делами, мама оставила меня на кухне, пока они с отцом разговаривали в спальне. Передо мной стояла миска с выловленными из унитаза кусками хот-догов. Я не мог смотреть на них, поэтому закрыл глаза и представил, что я где-то далеко-далеко. Вскоре мама с папой ворвались на кухню.

— Посмотри на это, Стив! — рявкнула мама, указывая на миску. — Теперь ты видишь, что мальчик ворует еду?

По выражению папиного лица я понял, что он уже устал от постоянного «Мальчик сделал то, мальчик сделал это». Глядя на меня, он неодобрительно покачал головой и, запинаясь, произнес:

— Может быть, Роэрва, тебе просто стоит дать мальчику поесть.

Снова вспыхнула ссора, и, как всегда, мама победила.

— ПОЕСТЬ? Ты хочешь, чтобы мальчик ел, Стивен? Ну что же, он будет ЕСТЬ! Он будет есть вот это! — проорала мама, швыряя мне миску с хот-догами и с грохотом закрывая дверь в спальню.

На кухне стало так тихо, что я мог слышать, как напряженно дышит отец. Он осторожно положил руку мне на плечо и сказал:

— Подожди здесь, Тигр. Я посмотрю, что можно сделать.

Он вернулся несколько минут спустя. По его печальному взгляду я сразу понял, что переубедить маму не удалось.

Я сел на стул и ухватил кусок хот-дога из миски. Капли густой слюны капали с пальцев, пока я запихивал его в рот. Я пытался проглотить его и почувствовал, как по щекам бегут слезы. Я всхлипнул и повернулся к отцу, который стоял с банкой пива в руке и смотрел сквозь меня. Он кивнул, чтобы я продолжал. Я не мог поверить, что он просто стоит и смотрит, как я заталкиваю в себя отвратительное содержимое миски. В тот момент я понял, что мы все больше отдаляемся друг от друга.

Я глотал, не жуя, чтобы не чувствовать вкус, пока кто-то не треснул меня по шее.

— Жуй давай! — прорычала мама. — Ешь! Ешь все! — Она ткнула пальцем в обслюнявленные куски.

Я вжался в спинку стула. Слезы текли ручьем по щекам. Прожевав оставшиеся в миске объедки, я запрокинул голову, проталкивая то, что стало поперек горла. Я закрыл глаза и закричал про себя, умоляя желудок не отправлять съеденное обратно. И сидел так, пока не удостоверился, что меня не вырвет. Когда я наконец открыл глаза, то первым делом посмотрел на отца. А тот отвернулся, чтобы не видеть мою боль. Да, я безгранично ненавидел маму, но папу в тот момент я ненавидел еще больше. Человек, помогавший мне в прошлом, теперь неподвижно стоял и смотрел, как его сын ест то, к чему даже собака не притронется.