Бегство в Россию - Даниил Гранин Страница 9

Они хорошо запутались, так, что не могли найти ни концов, ни начал, даже такое виски, как “Королевский салют”, не помогло им выкарабкаться. К тому же выяснилось, что Мак уже побывал в посольстве и оставил там список участников конгресса, в списке был и Джо Берт.

Под вечер, возвращаясь в пансионат, Джо издали увидел у подъезда длинный серый “линкольн”. Ощущение опасности заставило зайти в кондитерскую, что была наискосок от его дома. Он уселся за столик у окна, заказал себе кофе. Возле машины прохаживался плечистый парень в нейлоновом плаще, шляпе. Челюсти его мерно двигались. Фонари еще не зажигались, но Джо показалось, что он где-то его видел. Двери подъезда открылись, оттуда вышли хозяйка пансионата в накинутой на плечи кофте и мужчина постарше. Они о чем-то поговорили. Хозяйка вернулась домой, и теперь, когда эти двое остались у машины, картина напомнила ночное видение. Не будь его, Джо не обратил бы внимания на этих двоих, так же как не обращала на них внимания июльская улица. В том, что оба американцы, Джо Берт не сомневался, по каким-то неуловимым чертам он в парижской толпе всегда узнавал своих.

Опасность обрела физиономию. Выйдя из кондитерской, Джо не вернулся домой и не пошел к Терезе. Переночевал в гостиничке у Елисейских полей. Крохотный дешевый номер, широкая кровать, биде, туалетный столик и два облезлых полосатых стула. Запах табака, мочи, духов был запахом коротких сеансов любви, чем и жило это заведение. Снизу, от портье, он позвонил хозяйке, предупредил, что будет завтра, она засуетилась, сказала, что его ждут, передала трубку. Мужской голос сообщил, что ему привезли срочный пакет из посольства.

— Вы оставьте, — сказал Джо. — Я приеду завтра вечером.

— Дело-то срочное, может, я к вам подъеду?

— А чего там срочного? — равнодушно спросил Джо.

— Не знаю. Просили лично вам в руки передать.

— Это невозможно. Моя дама будет недовольна. Я должен соблюдать деликатность.

Он не мог отказать себе в удовольствии похихикать. Самоуважение его повысилось.

Он лежал, намечая на закопченном потолке возможные маршруты. Уехать в Ниццу? Вместе с Терезой? И что дальше? Наняться в какой-нибудь оркестрик? Но сезон закончился. Инженерная должность требовала документов, для этого надо заполнять анкету. Во Франции американцу укрыться труднее, чем в Англии. Зато там полно сотрудников ЦРУ. Брать визу в английском консульстве значит засветиться. В паспорте у него стоял штамп: “Запрещено в Китай и в СССР”. Если попросить визу в советском посольстве, его наверняка задержат на границе французы. В Латинскую Америку? А что там делать? Самое безопасное – податься куда-нибудь в Рим, там затеряться, переждать.

За стеной хрипело радио, скрипела кровать. В шахматы выигрывает тот, кто сумеет рассчитать больше ходов вперед. На сколько ходов он может опередить этих парней?

Вскоре после отъезда Джо в Европу Андреа Костаса вызвали в секретный отдел. Спросили: действительно ли является он коммунистом, членом партячейки такой-то, с такого-то времени? Затем не стесняясь объявили, что увольняют.

Увольнять за политические убеждения? В Америке это невероятно! Еще невероятней было то, что все очень быстро смирились с этим. Не прошло и недели, знакомые стали его избегать, разговаривали, оглядываясь по сторонам. Талантливый, перспективный специалист, он очутился в пустоте. Фирмы, в которые Костас обращался, смущенно отказывали. О государственной службе нечего было и думать. На предложения, посланные в провинциальные, самые скромные, университеты, ответа не приходило, либо сообщали, что “пока не требуется”.

Однажды, позвонив профессору Оудену, он услышал, как жена крикнула: “…тебя… этот… Костас!” – профессор выругался, потом все же взял трубку и сказал: “Вот что, Костас, больше не звоните мне, у меня хватает своих неприятностей”. Но это по крайней мере было честно. Другие вообще не отзывались на телефонные звонки. Страхи разлучали людей.

В конце концов он устроился – у себя в Итаке на малярные работы, они оплачивались хорошо. Надо было кормить семью, платить за дом, участок, страховку, электричество… Раньше Андреа даже не замечал, сколько приходит счетов. Его жена, ленивая сластена, как называл ее Джо, восприняла его увольнение спокойно. Научные интересы мужа были ей безразличны, а зарабатывал он теперь не меньше, чем в университете. Она грызла конфеты, болтала по телефону с родными, читала детективы.

Единственные, кто отозвался на его беду, были соседи. Роберт высоко ценил талант Андреа, они часами обсуждали проблемы астрофизики. Но Роберт приезжал поздно, навеселе, он весь был в любовных похождениях.

Все-таки следует признать, что не только Роберт и его жена, но и все, кто посещал их дом, вся их шумная университетская компания, относились к Андреа сочувственно. Душой этого дома была Эн, жена Роберта, тоненькая, насмешливая, суховато-колкая, что всегда нравилось ироничной компании. Набивалось порой человек до полсотни. Энн иногда удавалось упросить Андреа спеть. Пел он греческие песни, испанские, албанские, что-то нездешнее. Черная небритая щетина шла ему, делала его похожим на чужеземца. Смуглый грек, словно бы спустившийся с Дельф, с высоты античных тысячелетий, он напоминал Энн о древних богах, которые покинули нынешних людей. Вообще это выглядело картинно: Андреа ставил ногу на стул, взгляд его становился невидящим, голос был слабый, сиповатый, но с особой, ни с чем не схожей интонацией.

Однажды, приехав из соседнего городка, Костас застал у своего дома машину, на ступенях сидели два сотрудника из Си-Би-Ай. Их интересовало, зачем он так стремился работать на циклотроне, почему оставил свою прежнюю инженерную профессию. Расспрашивали, кто бывал на собраниях в партячейке, как познакомился с Розенбергами. Трудно было понять, чего они добивались. На следующий день взялись за допрос старательней – записывали. Опять про партийные дела, про Розенбергов. А также о Джо Берте, о работе над радарами. Назавтра снова допрос, с утра до вечера и про то же самое, старались, видимо, вытащить новые имена, даты… Но ни разговорить Андреа, ни вывести его из себя не удавалось. В ответ на их грубости он вздыхал и терпеливо повторял свои ответы. Тогда они изменили тактику. Ты на что надеешься? На свой талант, на свое имя? Не поможет. Мы тебя внесем в такой черный список, что ты еще лет пятнадцать только за кисть свою малярную и будешь держаться. Плакала твоя наука. Лучшие годы твои пропадут, никому ты не будешь нужен. Мы на тебе и на твоих детях такое клеймо поставим, вовек не отмоешься. Соседи и те отвернутся. Будешь как черномазый. Мы из тебя сделаем пособника советских шпионов. Прослывешь иудой, продажной падалью. Отец твой и братья от тебя откажутся. Это в том случае, если тебя не удастся засадить лет на десять.

Опытные ребята, они все же сумели нащупать его слабое место. Угроза лишить его возможности заниматься своим делом доконала Костаса. Как-то разом он скис, считай что сломался. Но этого им было мало, они еще произвели обыск в доме, не имея на то официального разрешения, им надо было его дожать. Запретили куда-либо отлучаться из Итаки. Уехали, захватив с собою письма, записные книжки, не сказав, когда вернутся.