Змеелов - Луис Ривера Страница 9

Он до сих пор не мог прийти в себя после той встречи. Змеелов понимающе хмыкнул. Он уже не первый раз видел, как люди теряют мужество, встретившись с ядовитой змеей. Тем более с такой огромной. За нее хорошо заплатят. Вообще, шут принес удачу. Улов был очень хорошим. На вырученные деньги можно будет прожить несколько месяцев… Только чем заниматься эти месяцы?

Змеелов опустил голову. Почему-то мысль о том, что он будет свободно бродить по пустыне, не думая о деньгах, теперь не радовала его. Раньше с ним такого не бывало. Что-то ушло из его сердца, оставив там пустоту. Он даже не заметил, когда это произошло. Уже когда он встречался со стариком в прошлый раз, это чувство было. Просто не хотелось говорить о нем. Да и смысла в таком разговоре не было. Пустоту в своем сердце можешь заполнить только ты сам. Советы здесь беспомощны. Но старик что-то почувствовал в эту встречу. Иначе с чего бы он стал заводить все эти разговоры! И еще этот шут… Неужели и он увидел то, что змеелов старался скрыть от самого себя?

Не нужно тебе об этом думать, подумал змеелов, не нужно. С этим все равно ничего не поделаешь, так что не начинай жалеть себя. Ты ведь хорошо знаешь, что жалость к себе убивает… Этому тебя научила пустыня. И еще змеи… И ты усвоил урок. Так не делай шага назад. Ты сам сказал шуту, что счастье — это просто сказка. Красивая и нелепая, как и все сказки.

Он посмотрел на шута. Тот медленно жевал зажаренного на костерке суслика. Мясо было жестким и невкусным, но шут не обращал на это внимания. Его челюсти двигались медленно, глаза были полуприкрыты, по грязному, покрытому пылью лицу стекали крупные капли пота.

— Что ты будешь делать в городе? — спросил змеелов.

Шут продолжал молча жевать. Он словно впал в транс. Лицо было совершенно бесстрастным. Ни единый мускул не дрогнул на нем, когда прозвучал вопрос. Только челюсти с хрустом перемалывали мясо вместе с мелкими костями. Из-под полузакрытых век виднелись только белки глаз.

От этого хруста и необычного выражения лица у змеелова по спине пробежал холодок.

— Что ты собираешься делать в городе? — повторил он громче.

Веки шута дрогнули. Он открыл глаза и глубоко вздохнул. Потом положил перед собой остатки суслика и сделал несколько глотков из фляги. Только после этого посмотрел на змеелова.

— То же, что обычно. Буду развлекать людей. И получать за это деньги… Заработав здесь, я пойду в другой город. И так будет продолжаться, пока другой путь не позовет меня. Очень похоже на тебя… Только разница в том, что я знаю, когда нужно меняться, а ты — нет.

— Ты о чем?

— О пустоте в твоем сердце! — яростно сверкнув глазами, крикнул шут.

Слова прогремели в ушах змеелова, как колокол. В пещере стало совсем темно, несмотря на то что снаружи палило солнце. Голова у змеелова закружилась, и ему показалось, что он проваливается куда-то под землю.

Падал он долго. Его окружала непроглядная темнота. Она была настолько густой, что, казалось, замедляла падение. Змеелов словно плыл в темной воде. Он не слышал ни звука. Даже собственного дыхания и биения сердца. Тишина была абсолютной, такой же плотной и тяжелой, как темнота.

Исчезли пространство и время. Невозможно было сказать, где верх, а где низ. Невозможно было понять, двигается время или стоит на месте. Исчезло все… Исчез сам змеелов. Теперь это было ничто, погруженное в ничто. Пустота в пустоте…

В следующий миг он стоял посреди длинного коридора. Крутые каменные своды. Влага на шероховатых стенах. Неверный свет редких факелов. Причудливые тени на гладком каменном полу. Застоявшийся воздух, запах плесени и какой-то гнили…

Змеелов оглядел себя. Все было на месте. Руки, ноги… Тот же плащ. Только мешка и рогатины не было. Но он вспомнил, что его вещи лежали рядом, когда он начал проваливаться в пустоту. Наверное, они и сейчас там, в пещере. Интересно, а шут там же? И шут ли он вообще?..

Змеелов посмотрел по сторонам. Оба конца коридора тонули во мраке. Он провел рукой по стене Обыкновенный камень. Холодный, влажный, грубый, местами поросший мхом… Где-то капала вода. Змеелов поежился.

Надо было что-то делать. Куда-то идти. Но куда? Змеелов попытался почувствовать хоть какое-нибудь движение воздуха. Но он был абсолютно неподвижен Не удалось и услышать хоть что-нибудь, кроме звука капающей воды.

Странно, подумал он, я хорошо слышу, как капает вода, но абсолютно не слышу треска факелов. А ведь они должны хоть немного потрескивать…

Он попробовал произнести то же самое вслух, но слова, едва вылетая изо рта, тут же затихали, будто он говорил в подушку. Это было настолько странно и непривычно, что он сразу замолчал.

Страха он не испытывал. У него было такое чувство, что он спит. Просто сон. Непонятный, нелепый, очень похожий на реальность сон. Он снова прикоснулся к стене. Стена никуда не исчезла. Он вытер мокрую ладонь о плащ. Если это и сон, то очень странный, подумал он. Однако стоять на месте было уже невозможно. Сырой, липкий холод, на который он не сразу обратил внимание, теперь пронизывал насквозь. Змеелов почувствовал, как немеют руки.

Он снял со стены факел. Поднес руку к огню. Но тепла не почувствовал. Впрочем, свет факел давал самый обыкновенный. Змеелов огляделся в последний раз, но ничего такого, что указало бы ему путь, не увидел. Тогда он просто пошел вперед, туда, откуда, как ему казалось, доносился звук капель.

Он шел долго. Коридор был прямым, как стрела. Не было видно никаких ответвлений, не было спусков и подъемов. Абсолютно прямая ровная дорога. Иногда змеелову начинало казаться, что он никуда не двигается. Что его движение так же поглощается этим подземельем, как звуки и тепло факелов.

Но он продолжал идти. Ничего другого ему не оставалось.

Так я хоть не замерзну, подумал он. Только знать бы, насколько меня хватит? И можно здесь вообще куда-нибудь прийти?

Дверь он увидел случайно. Не будь у него в руках факела, он прошел бы мимо. Она почти сливалась со стеной. Из-под двери пробивалась узкая полоска света. Но это был не красноватый свет факела. Свет был белым, будто за дверью стоял солнечный день. Вода капала именно там.

Змеелов провел рукой по шершавому дереву двери. Оно было таким же влажным и холодным, как камень стен. Что-то подсказало змеелову, что он нашел то, что искал. Теперь оставалось только открыть эту дверь. Открыть и войти туда. Но именно этой простой вещи змеелов никак не мог сделать. Он стоял перед этой дверью, слушал, как гулко капает вода, смотрел, как медленно угасает пламя факела, но так и не мог заставить себя войти туда. Это был не страх. Вернее, это был необычный страх. Это было четкое осознание того, что, если он сделает шаг за эту дверь, он перестанет быть прежним. Может, вообще перестанет быть. Произойдет что-то непоправимое, то, что уже невозможно будет изменить.

Наконец факел погас. Змеелов понял, что больше чего-то ждать бессмысленно. Он толкнул дверь. Она была тяжелой, петли давно заржавели, и поддавалась она очень медленно с громким скрипом. За дверью была небольшая комната. Из центра потолка струился молочно-белый свет. Его-то и видел змеелов. Голые стены и потолок были обшиты потемневшими от времени досками. Посреди комнаты, в столбе света сидел человек. Он сидел, скрестив ноги, как сидят перед своими кострами кочевники. На нем были надеты какие-то лохмотья неопределенного цвета. На голове красовалась чудовищно старая, засаленная шляпа с широкими полями. Но первое, что бросилось в глаза змеелову, — невероятных размеров горб. Он даже сначала подумал, что у человека за спиной приторочен мешок.