Секрет каллиграфа - Рафик Шами Страница 9

В тот день дядя Фарид появился у них рано, еще до обеда. Как всегда, в безупречно элегантном костюме и красных туфлях из тонкой кожи, которая скрипела при ходьбе. Такая обувь особенно ценилась, потому что считалось, что только благородные туфли могут издавать приятные слуху звуки. Открыв дяде, Нура увидела большого белого осла, привязанного к кольцу входной двери.

— Ну что, малышка, хочешь прокатиться на этом звере? — спросил ее дядя Фарид.

От удивления девочка разинула рот.

Дядя Фарид объяснил матери, что должен съездить к одному богатому клиенту, заказавшему ему важный документ. Он щедро платит, уверял дядя. А потом попросил разрешения взять с собой Нуру, чтобы мать могла хоть немного от нее отдохнуть. Матери его предложение понравилось.

— Хоть ты оторвешь ее от книг. Весь день глаза портит! — И тут же добавила, загадочно усмехаясь: — Но пусть вернется до того, как прокричит муэдзин. Его превосходительство должен застать ее дома, когда придет обедать.

Дядя взял Нуру на руки и посадил на спину осла. У девочки от страха сердце упало. Дрожащими руками вцепилась она в рукоятки, торчащие из прикрытого ковром седла.

Этих животных хорошо знали в Дамаске. Неподалеку от дома Нуры находилась одна из многочисленных станций, где такого осла можно было взять напрокат.

Лишь несколько богатых семей в городе имели свои автомобили. Трамваи, два или три автобуса да несколько повозок составляли весь общественный транспорт Дамаска. А этого было недостаточно. Животных со станций проката узнавали сразу, по хвостам, выкрашенным в ярко-красный цвет. Согласно правилам, очередной клиент забирал осла, как только тот освобождался. Если предыдущий наниматель не собирался лично возвращаться на станцию проката, хозяин сразу давал ему в сопровождение мальчика, который бежал рядом с ослом, пока тот был занят, а потом приводил его назад.

Вот на таком животном и ехала Нура вместе со своим дядей по улицам Дамаска. Сначала они двигались по центральной улице, потом свернули в какой-то переулок и оказались в окружении низеньких одноэтажных строений. Однако в самом конце этого глинобитного лабиринта стоял красивый каменный дом, возле которого дядя и остановил осла. Он привязал его к фонарному столбу и постучался в ворота. Вскоре показался приветливый мужчина, который, после недолгих приветствий, пригласил гостей во двор, а сам снова поспешил на улицу забрать животное. Дядя отговаривал его, стараясь не причинять лишних хлопот, но мужчина настоял на своем. Он привязал осла к тутовому дереву во дворе и поставил перед ним чашу из дынной кожуры, наполненную свежими кукурузными листьями.

Нуре налили лимонада. Вскоре она познакомилась с детьми этого дома. Вместе с ними она гладила и кормила осла. Это были очень необычные дети. Они угощали девочку пирожными и абрикосами и ничего не требовали взамен. Нуре захотелось остаться с ними жить.

Дядя Фарид устроился на тенистой террасе и стал писать то, что диктовал ему хозяин дома. Время от времени он останавливался, чтобы подумать, а потом снова принимался за работу. Так продолжалось до тех пор, пока не раздался голос муэдзина, тогда они пустились в обратный путь.

Папа ругал и Нуру, и ее мать, стоило девочке переступить порог своего дома. Дядя любезно извинился у дверей и быстро исчез.

Почему отец так ругался? Нура заткнула уши, чтобы не слышать его. Есть она не хотела, поэтому сразу ушла в свою комнату и легла на диван.

— Ты заметила, как счастливы эти люди? — спросил ее дядя на обратном пути.

Нура кивнула.

— Этот человек — резчик по камню, — пояснил дядя. — Он не голодает, но и отложить на черный день ему нечего. Тем не менее он живет как король. Почему?

Она не знала.

— Ни деньги моего отца, ни книги твоего никому не принесли счастья, — сказал дядя. — Счастливым делает человека только его сердце.

— Только сердце, — повторила Нура.

Дяде было позволено и в дальнейшем навещать мать Нуры. Однако к его клиентам девочка больше не ездила.

Осенью 1945 года, будучи восьми лет и семи месяцев от роду, Салман впервые вошел в низенькие ворота школы Святого Николая, где учились дети бедных христиан. Он не хотел в школу. Но даже то, что он уже умел читать и писать, ему не помогло.

Сара давно уже занималась с Салманом. С тех пор как девочка начала открывать ему тайны букв и цифр, он называл ее не иначе как «госпожа учительница». Когда он бывал прилежным учеником и давал умные ответы, она целовала его в щеки, лоб и, в случае особого успеха, в губы. Когда он ошибался, Сара качала головой и грозила указательным пальцем у самого его носа. Если же Салман не слушался ее или шалил, Сара несильно дергала его за мочку уха или давала подзатыльник, приговаривая:

— Это мотылек бьет крыльями. Не балуй!

Салман не хотел идти в школу, но пастор Якуб убедил его отца в том, что только там мальчик сможет стать настоящим католиком.

— Иначе могут возникнуть проблемы с первым причастием, — пригрозил он.

Отец понимал, что это значит. Могут возникнуть проблемы с квартирой, в которой они живут лишь по милости католической общины.

И вот Салман ступил в темный школьный двор, оставив солнечное октябрьское утро за воротами. Здесь пахло плесенью, сыростью и мочой. Жирная крыса, ища спасения от преследовавших ее мальчишек, нырнула в подвальное окно с выбитым стеклом.

Здесь был ад. На уроках Салмана немилосердно били учителя, а во дворе, из-за его щуплого телосложения и оттопыренных ушей, не давали проходу школьники. Его дразнили «тощим слоном», и даже педагоги не упускали случая посмеяться над мальчиком.

Однажды они проходили глаголы движения. «Человек…» — кричал учитель, обрывая фразу на полуслове. И ученики заканчивали: «…идет». Рыба плывет, птица летит — это знали все. Насчет змеи, посовещавшись между собой, дети решили, что она ползет. О скорпионе же большинство знало только, что он жалит. «А Салман?» — спросил учитель. Ученики засмеялись и принялись перечислять все известные им способы передвижения. Однако ни один из ответов не удовлетворил учителя. Салман опустил голову, его уши стали красными.

— Он плывет под парусами, — подсказал учитель.

И засмеялся, а вместе с ним и весь класс. Только один мальчик не разделил всеобщего веселья, Беньямин, сосед Салмана по парте. «Лысая задница», — шепнул он Салману на ухо. И тот рассмеялся, потому что у учителя на голове была большая плешь.

Салман ненавидел школу, здесь он задыхался, но Беньямин вовремя показал ему путь к свободе.

Товарищ Салмана уже второй раз учился в первом классе. Это был рослый мальчик с самым длинным носом, какой только Салман видел в жизни. Несмотря на свои двенадцать лет, он еще не прошел церемонию первого причастия. От Беньямина пахло прогорклым маслом, потому что его отец день-деньской жарил шарики фалафели в забегаловке на углу, неподалеку от католической церкви. Как и отец Салмана, он не хотел посылать сына в школу. И ни за что не сделал бы этого, если бы не Якуб, новый фанатичный пастор католической общины. Это он настроил против отца Беньямина всю округу, намекая, что тот нечист на руку, и выражая сомнения в его преданности христианской церкви. Все это пастор делал втихую, так что отец Беньямина только через месяц узнал, почему постоянные клиенты вдруг предпочли ему лицемера Георга, чьи фалафели воняли несвежими носками, но в забегаловке которого крестов и икон было навешано больше, чем в иной церкви.