Дочь якудзы. Шокирующая исповедь дочери гангстера - Секо Тендо Страница 9

— Как я рада тебя видеть! Я так по тебе скучала!

Не знаю, то ли случайно, то ли неспроста, но мы заговорили одновременно, причем фразы произнесли одни и те же. Расхохотавшись, мы крепко обнялись. Я и вправду была в восторге от встречи.

— Я слышала от Маки, что тебя сегодня выпускают, вот и решила прийти тебя встретить. Все ужасно хотят повидаться с тобой. Давай, пошли!

Йосими изо всех сил дергала меня за руку. Родители уже зашли в дом, но оставили парадную дверь открытой. Они стояли на пороге и ничего не говорили, однако в их глазах я видела безмолвную мольбу пойти с ними. Стоило мне повернуться, так и не ступив ногой в отчий дом, я почувствовала, как взгляды родителей впились мне в спину. Мне было тяжело на сердце, но я еще была слишком маленькой, чтобы уметь противиться соблазнам.

Мы устроили встречу в той же старой комнате, где царил вечный беспорядок и было так тесно, что едва хватало места, чтобы повернуться. Я видела те же лица, те же руки, державшие все те же пакеты и флаконы, наполненные растворителем.

— Привет, Сёко! Мы по тебе скучали. Ну как там, в тюряге?

Осаму протянул мне пластиковый мешок и осклабился, продемонстрировав отсутствие одного из передних зубов, — результат чрезмерного увлечения растворителем.

— Да, блядь, полный пиздец. Чуть не сдохла от тоски!

— Ты совсем не изменилась. Все такая же Сёко! Ну а теперь давай веселиться по-крупному! — Осаму засмеялся, заухав, как филин. И я почувствовала, что наконец-то все стало хорошо. Такое впечатление, словно меня и не арестовывали вовсе — абсолютно ничего не изменилось, и вокруг все те же веселые лица друзей. Восемь месяцев, которые я провела под замком в исправительной школе, теперь казались мне дурным сном.

На следующий день, воняя растворителем, я отправилась проведать социального педагога, который работал у нас в школе, когда я училась в восьмом классе. Увидев меня, он улыбнулся:

— Рад, что ты пришла, Тендо. Ну что, возьмешься теперь за ум? — спросил он, взяв меня за руку.

— Еще не знаю. Мне просто хотелось, сэнсэй, с вами повидаться.

— Подумай о своем будущем. Если ты ничего не изменишь в жизни, впереди тебя ждут большие неприятности.

— Я хочу измениться, но пока не могу давать никаких обещаний.

— Ну что ж, по крайней мере, честно, — хмыкнул он.

— Я не могу вам лгать, сэнсэй.

— Ты даже не можешь сказать, что постараешься? — спросил он. Тон его голоса стал серьезным.

— Не уверена, что у меня хватит на это сил.

— Тогда объясни, какой вообще был смысл торчать восемь месяцев в исправительной школе! Тебе не кажется, что это было совершенно напрасной тратой времени?

— Нет, я многому научилась. Спасибо вам, сэнсэй.

Возможно, воображение рисовало мне некий романтический образ — я, исправившаяся преступница, возвращаюсь, чтобы поблагодарить учителя, которому не наплевать на мое будущее. Но жизнь оказалась не похожей на кино.

— Заходи ко мне, когда хочешь, — сказал он, потрепав меня по плечу.

— Да, конечно… ладно, — пробормотала я в смущении.

Косукэ, ждавший меня у школьных ворот, дал по газам. Взревел двигатель. — Извини, Косукэ.

Когда я вскочила на его розовый «Кавасаки-FX», Косукэ нажал на клаксон, который заверещал вступительной темой из «Крестного отца», проигранной на высокой громкости.

Нет, я нисколько не изменилась, но тогда еще не знала, что мою семью впереди ждут большие перемены.

Дурная репутация нашей семьи сорвала планы брата на помолвку и брак. Родители его невесты решили подробнее разузнать о нас, и то, что они выяснили, им совсем не понравилось. Когда они пришли объяснить, почему не разрешают своей дочери выйти замуж за Дайки, то не стали скрывать своих чувств:

— Одна из ваших сестер сидела в тюрьме, а другую отправили в исправительную школу. Мы считаем, что такая семья совершенно неприемлема для нашей дочери.

Разумеется, у них не хватило храбрости сказать: «Извините, вы нам не подходите, потому что ваш отец — якудза». Впрочем, возможно, тот факт, что у двух сестер Дайки уже имелись судимости, и послужил последней каплей, положившей конец его отношениям с несостоявшейся супругой. Я чувствовала себя паршиво, понимая, как подвела своего ни в чем не повинного брата, серьезного и трудолюбивого парня.

— Ты тут ни при чем, — сказал Дайки, — просто, видимо, не судьба мне жениться. Если она отказала мне по такой ничтожной причине, значит, она не тот человек, с кем бы мне хотелось прожить всю свою жизнь.

Но я-то понимала, мы его здорово подставили.

По округе пошел гаденький слух: Дайки все еще холостяк, так как с ним «что-то не так». Почему люди вечно лезут не в свое дело и распускают сплетни? Мы были братом и сестрой, но при этом совершенно не походили друг на друга. Зачем понадобилось мешать нас в одну кучу?

На душе было отвратительно, но я даже на секунду не подумала о том, чтобы завязать со своим разгульным образом жизни.

Тем летом папа тяжело заболел. Он подхватил туберкулез, был на грани смерти, но каким-то образом все-таки выкарабкался. Хотя к нему и вернулся естественный цвет лица и он снова начал потихоньку ходить, крепкий и дородный главарь банды превратился в изможденную тень. Моя мать все свое время посвящала воспитанию На-тян, которая еще была маленькой, а теперь ей приходилось управлять также и делами отца, покуда он сам лежал без сил. Маки недавно вышла замуж и переехала жить в семью мужа. Заботиться об отце было некому, поэтому следующие несколько месяцев, пока он снова не встал на ноги, с ним провела я.

Конечно же, я оставалась янки. Я была в том возрасте, когда хочется весело проводить время. Паршиво, что я не могла оттягиваться с друзьями, но я верила, что мне каким-то образом под силу ускорить выздоровление папы, поэтому не отходила от него ни на шаг.

Однако у нас были и другие проблемы. Папа лежал в отдельной частной палате, которая обходилась гораздо дороже, чем обычная койка. Если ему хотелось чего-нибудь, я отправлялась за покупками в магазин при больнице, который чудовищно накручивал цены, это тоже наносило ощутимый удар по семейному бюджету. К тому времени у нас уже начались финансовые трудности, так что вопрос с деньгами стоял очень остро.

Каждый день в палату проведать папу наведывалась сухонькая старушка по имени Фудзисава-сан, одна из его соседок по клинике. Она еще в юности стала инвалидом и большую часть жизни провела в разных больницах, но это ничуть не мешало ей всегда оставаться жизнерадостной. Она была очень вежливой и живо интересовалась миром за пределами больничных стен.

— А вас как зовут, сударыня? — впервые увидев меня, спросила старушка мелодичным голосом, похожим на пение птицы.