Возвращение Эмануэла - Клаудиу Агиар Страница 9

Душераздирающий женский крик, пронзительный и пугающий, за которым последовали другие, резко изменил все вокруг.

Проснувшись на земле, я одновременно ощутил ужас и потребность что-то предпринять. Не могу сказать точно, сколько криков было на самом деле — один или несколько. Честно говоря, в ту долю секунды от первого порыва, заставившего вскочить на ноги, и до решения побежать к крыльцу в моем мозгу пронеслись тысячи сцен. И все же я успел посмотреть по сторонам и никого не увидел. Тем не менее в голове крутился вопрос: какая ужасная вещь только что произошла?

Чувство страха боролось с желанием узнать, что случилось в доме. Остаться на месте или броситься на помощь? Не знаю, сколько времени я пребывал в этой растерянности. Сильнейшее волнение парализовало меня и лишило зрения. Как будто гром ударил среди ясного неба. К тому же и ветер резко усилился, от чего стало холоднее. Почему я не бежал туда? Вновь в памяти всплыли крики и я был уверен, что кричала женщина, и что это было наяву, а не в моем больном воображении. Страх нарастал, когда я начинал думать о Жануарии, понимая, что она могла попасть в беду. Конечно, в доме могли быть и другие женщины, но я сразу же узнал ее голос.

И снова раздались крики. Такие же отчаянные. Я уже не соображал, были они реальными или отголоском тех, что слышал раньше. Тут же захлопали выстрелы. Кто-то стрелял — один, два, три раза. В кого? Затем послышались звуки какой-то суматохи. Может быть, там дрались несколько человек?

Все произошло мгновенно, взорвав тишину, не предвещавшую ничего подобного. И вот уже только листва деревьев шелестела на ветру. И это меня немного успокоило. Вновь показалось, что я сплю. Однако все случившееся было реальностью.

Побежав в направлении крыльца, я не имел ни малейшего представления, что буду делать, когда попаду в дом. Казалось, что в нем никого нет. Вспомнил, как, выходя из машины, видел, что Жануария зажигала свет внутри и снаружи — в саду, где на некотором удалении вспыхнул фонарь. Это было единственное, промелькнувшее в памяти. По пути мне не попалось на глаза ничего необычного. Правда, двигатель продолжал работать. На самом деле это обстоятельство с самого нашего прибытия привлекло мое внимание. Но поскольку я ничего не понимал в автомобилях, то проигнорировал эту мелочь. Не вызвал у меня никаких подозрений и Блондин, оставшийся за рулем. Теперь машина стояла по-прежнему с включенным двигателем. Блондина в ней не было. В тот момент естественно было сделать вывод, что, услышав крики, он бросился в дом и поэтому забыл выключить мотор и фары. Это умозаключение я сделал уже на крыльце. Из дома доносился грохот падающей мебели, звуки бьющегося стекла. Отдельные слова, выкрикиваемые со злостью, сливались со всем остальным шумом, что не позволяло разобрать их смысла и понять, кому они принадлежат.

Когда я достиг двери, возможно, меня заметили. Все стихло. Вошел внутрь и остановился. На первый взгляд особого беспорядка там не было. Внезапно из коридора послышались звуки приближавшихся шагов. Человек столкнулся со мной, упал вперед, сразу же поднялся и, не оглянувшись, бросился к выходу. Я тоже упал и сначала не разобрал, кто это был, однако, оставаясь на полу, дрожа от страха, все же выглянул за дверь и узнал Блондина.

Несмотря на волнение и молниеносность происходившего, запомнилось, что он действовал быстро и расчетливо. Был напуган. В лице ни кровинки.

Глаза бегали, как будто контролируя движения преследовавших его врагов. Не успел я встать на ноги, как услышал рев машины, газующей на полную мощность. Уже на ходу Блондин с силой захлопнул дверцу. Сорвавшись на полной скорости, так, что земля из-под колес разлеталась в разные стороны, он в мгновенье ока скрылся за поворотом. На газоне остались лишь черные следы от протектора.

Я сделал несколько шагов вглубь дома. Слева находилась гостиная, а справа — прихожая. В гостиной слабо светился абажур. Оглядев стены, заметил несколько картин. Вокруг длинного стола были аккуратно расставлены стулья. На столе из черного дерева в старом кувшине стояли живые цветы. По углам виднелись различные изделия из керамики. Перед диваном лежал коричневый ковер с рисунком в красных тонах. Все хорошо сочеталось одно с другим. Однако мои глаза искали не эти предметы мебели и украшения интерьера, а свидетельства только что разыгравшейся драмы. Она смутно начинала вырисовываться.

Снова переведя взгляд на ковер, я увидел лежавшую неподвижно Жануарию. Было бы естественным мгновенно броситься ей на помощь. Но что-то заставляло меня бежать оттуда. Не спорю, это была трусость. Но, в конце концов, что я выигрывал, влезая в эту историю? А она прокручивалась в моей голове с самого начала. Я вновь видел перед собой Блондина, наконец осознав, что он сжимал в правой руке револьвер, когда столкнулся со мной. Да, он был вооружен. Как это было опасно! Он же мог выстрелить и в меня! Почему он этого не сделал? Зачем оставлять в живых свидетеля, который завтра или послезавтра будет давать против тебя показания? Ничто не мешало ему исключить такую возможность.

Немного успокоившись, я попытался осмыслить случившееся и точнее восстановить в памяти его лицо. Да, он бежал с оружием в руке, испуганный, весь вспотевший до такой степени, что чувствовался запах его испарины. С растрепанными волосами, бледный, он, жестикулируя, вслепую несся, спотыкаясь и сметая все на своем пути. Я как будто сам совершал его безумный побег, вплоть до того момента, когда он вскочил в машину и рванул на шоссе.

Вернувшись на середину гостиной, я как завороженный уставился на распростертое тело Жануарии, убежденный, что обязан тут оставаться и сделать все, чтобы ей помочь. Эта мысль пришла быстрее, чем мне удалось как следует рассмотреть, на первый взгляд, душераздирающую сцену. И вдруг я увидел перед собой богиню. Девушка была прекрасна и исполнена чувственности. Она лежала практически ничком. Платье было поднято почти до живота, открывая стройные ноги и полные, смуглые бедра. Вероятно, съежилась она при падении, а теперь лежала неподвижно, возможно, без сознания.

Я подошел так близко, что чувствовал запах ее волос, рассыпавшихся по ковру. Лицо было наклонено вниз. Уверенности не было, но у меня создалось впечатление, что она оказалась в таком положении после какого-то насильственного действия. Что заставило ее упасть? Сильный удар, нанесенный Блондином? Или причиной стал всего лишь страх? Она потеряла сознание или умерла?

Я ходил из стороны в сторону, инстинктивно прислушиваясь к тишине. Не услышав ни малейшего шороха, который указывал бы на присутствие в доме другого человека, снова подошел к ней и решил одернуть подол платья. Через несколько минут, длившихся вечно, тихонечко потянул его вниз, как будто боялся ее разбудить. Даже если она была мертва, ее физические формы для меня представляли угрозу, заставляя думать о том, о чем нельзя было думать в такой момент. Действительность не подтверждала справедливости пословицы «с глаз долой, из сердца вон». Я уже не видел ее бедер и ног, но чувствовал: какое-то особое, неплотское удовольствие охватывает мое тело, парализованное видом обнаженной, желанной женщины. Желанной, однако необъяснимо умиротворенной.

Возможно, я оставался в состоянии такого напряжения прежде всего от страха, что все увиденное мной повторится в реальности, наяву. Поэтому я стал трогать ее голову, стараясь придать ей другое, более удобное положение, лицом кверху, — это даже позволило определить мне, что она дышит. Крепко обняв ее за плечи и пытаясь повернуть, почувствовал своими руками тепло упругого молодого тела, испытав при этом то же самое удовольствие, что и несколькими часами ранее в машине, когда нечаянно коснулся ее обнаженного плеча.