Словарь любовника - Дэвид Левитан Страница 9

E

ebullient, adj.

разгоряченный, прил.

У меня есть свидетель — Аманда, моя школьная подруга. Еще тогда ей было заявлено, что я не смогу быть с человеком, которому не нравятся грозы и ливни. В общем, когда мы с тобой впервые попали под хороший дождь, это было как бы проверкой. Полило неожиданно. Мы как раз выходили из концертного зала «Радио-Сити» и обнаружили, что зрители почему-то не расходятся: сотни людей пытались укрыться от дождя под узеньким козырьком над главным входом в концертный зал.

— Что будем делать? — спрашиваю я.

А ты в ответ:

— Побежали!

Ну, мы и рванули во весь дух — прямо по лужам, по Шестой авеню, огибая, как слаломисты, пешеходов, прячущихся под зонтами. Брызги летят во все стороны, ноги промокли! Ты вырываешься вперед, я что-то теряю спринтерский задор и начинаю отставать. Но вот ты оглядываешься и останавливаешься, чтобы подождать меня. Ты берешь меня за руку и тянешь за собой. Мы вместе бежим вперед, промокшие уже до нитки. Мы в восторге друг от друга, от этого дождя, от луж и брызг под ногами. До меня вдруг доходит, что сказанное когда-то Аманде оказалось не требованием, а пророчеством.

elegy, n.

элегия, сущ.

Твой дедушка умер через несколько месяцев после того, как мы стали жить вместе. Я, без вопросов, иду на похороны с тобой. Зато потом возникают вопросы — когда мы приходим на церемонию прощания. Я знаю: у тебя была бессонная ночь. Сначала слезы, а потом — долгие часы за компьютером в попытках выразить в нескольких фразах все, что ты помнишь и что сейчас чувствуешь. Я прекрасно понимаю, почему ты отказываешься принять мою помощь в составлении прощальной речи. Ты, со своей стороны, так же хорошо понимаешь, почему мне было нужно предложить тебе помощь. Утром мы едем в машине, и ты негромко проговариваешь то, что собираешься сказать у гроба. До меня доносится слово «конфликтарность» вместо «конфликтность», а потом я слышу, что твой дедушка был «выдающимся» человеком. Вообще-то, это уже ни в какие ворота не лезет, но я молчу. Я молчу и слушаю, как ты вновь и вновь повторяешь те слова, которые тебе сейчас нужнее всего.

Вот мы приехали, и первое, что заявляет тебе мама: «Никаких речей на панихиде! Все прощаемся с дедушкой молча!» Это окончательно выбивает тебя из колеи. Ощущение такое, будто гравитация больше не помогает тебе поддерживать равновесие и твердо стоять на ногах. Нет, теперь она только изо всех сил давит тебе на плечи. Меня тем временем с любопытством разглядывают: мало кто знает, как меня зовут, и уж совершенно точно — никто не понимает, как описать наши отношения и, следовательно, кем я тебе прихожусь. В наше время принято называть людей с непонятным статусом «друзьями» и «подругами», хотя всем понятно, что это не так. Мы с тобой даже для них больше чем друзья. Но при этом — явно не супруги, явно даже не гражданские муж и жена. С твоим дедушкой мы виделись только один раз, и он отнесся ко мне очень мило.

Именно тогда, в день похорон, с нами что-то произошло. Я помню: во время панихиды ты все время держишь меня за руку. Потом мы едем к вам домой и на какое-то время уходим в твою детскую комнату. Мы копаемся в старом комоде, и ты, рассыпав горсть старых-престарых высохших жевательных конфет, извлекаешь со дна ящика пачку бумаг и школьных тетрадей. Когда-то они были спрятаны так глубоко, потому что тебе очень уж не хотелось, чтобы мама добралась до некоторых твоих подростковых тайн и секретов. Потом, после того как большинство гостей уже разошлись, твоя мать не выдержала и разрыдалась. Я сижу с тобой в твоей детской, и мы без единого слова понимаем, что я не уйду отсюда без тебя, что из этой комнаты мы выйдем только вместе. Мы сами не заметили, как провалились в полынью «хочу» и глубоко увязли в окопах «нужно».

Поздно вечером мы уезжаем домой. По дороге я прошу: «Расскажи мне что-нибудь о твоем дедушке». Мы едем. Дом твоей матери все дальше, наша квартира все ближе, а ты разматываешь передо мной клубок воспоминаний. Нитка виток за витком превращается в слова. В тот вечер, прямо за рулем, я постигаю разницу между элегией и панегириком. Мне вдруг становится совершенно понятно, какой из этих жанров нужнее при жизни, а какой — после смерти.

elliptical, adj.

эллиптический, прил.

Если уж о поцелуях, то больше всего мне нравятся медленные. Это не только прикосновение, но и — ровно настолько же — дыхание. Это и да и нет. Ты наклоняешься ко мне чуть сбоку, и мне приходится немного повернуться, чтобы этот поцелуй получился.

encroach, v.

вторгаться, гл.

Первые три ночи с тобой мне не удавалось уснуть. Все было непривычно: твое дыхание, твои пятки, лежащие у меня на ногах, тяжесть твоего тела в кровати. По правде говоря, я и сейчас лучше сплю, когда тебя нет рядом. Вот только за время нашего знакомства мне удалось понять, что крепкий сон — это не самое важное.

ephemeral, adj.

мимолетный, прил.

Я выхожу из ванной. Ты встаешь из-за компьютера и идешь мне наперерез. Вообще-то, мы собирались ложиться спать, но ты вдруг берешь мою левую руку в свою правую, а твоя левая ладонь ложится мне на спину. Мы начинаем танцевать. Танец медленный. Мы наклоняем головы друг к другу. Музыки нет. Есть только поздний вечер. Щека к щеке. Мы медленно кружимся — глаза закрыты, танец в ритме сердца, под мотив, который тихонько напевает нам сама природа. Это продолжалось ровно столько, сколько длилась бы какая-нибудь старая песня. А потом мы остановились, поцеловались, и мир вокруг нас снова стал реальным.

epilogue, n.

эпилог, сущ.

Ты появляешься на пороге как раз в тот момент, когда я заканчиваю печатать. Ты спрашиваешь, о чем я пишу.

— Подожди, скоро узнаешь, — отвечаю я. — Обещаю.

Пока эти слова — мои, но скоро они станут нашими.

epithet, n.

оскорбление, сущ.

Однажды ты, сорвавшись, называешь меня «бабьей затычкой». Более серьезных оскорблений мне от тебя слышать не доводилось.

— Нет, подожди! Ты хочешь сказать, что я — тампон? — уточняю я. — Я тампон, потому что не пускаю тебя за руль в таком виде?

Мне смешно. Тебе, похоже, нет. По крайней мере, ты продолжаешь дуться на меня до тех пор, пока немного не трезвеешь.

ersatz, adj.

суррогатный, прил.

Иногда мы ходим в гости, на какие-то праздники, и я вдруг чувствую себя ненастоящим. Я словно придуманный партнер, заменитель, некая форма, занимающая то пространство, где должен находиться «твой очаровательный друг». В таких случаях моей любви не удается преодолеть мою же стеснительность. Мне кажется, что я тебя разочаровываю. А может, так и есть? И от этой мысли я стараюсь стушеваться, исчезнуть, оставив вместо себя что-то вроде тени, которая будет кивать, поддакивать, потягивать вино из бокала, а потом вдруг возьмет да и скажет: «Ну все, на сегодня хватит. Допивай, мы уходим».