Голоса на ветру - Гроздана Олуич Страница 9

* * *

Много лет спустя, когда кое-что уже позабылось, Данило Арацки все еще помнил Петранину желтую розу из-за свежести, которой она никогда не потеряла, и запаха, который будил беспокойство в телах и душах мужчин.

А саму Петрану он при этом не помнил. Воспоминания о ней и ее последнем приезде в Караново были всего лишь отблеском чужих впечатлений, долетевших до него в сомнительной достоверности историях и отрывках из «Карановской рукописи», сорок седьмая страница которой свидетельствует о том, что в тот, последний раз Петрана прибыла в Караново в черном автомобиле, за рулем которого сидел чернокожий водитель в белом костюме.

С ней приехали и три сундука, совершенно черных, окованных серебром, с замками, которые никто не смог открыть, вследствие чего Стеван, в то время уже ставший судьей, приказал воспользоваться топором.

На этот раз Петрана, отказавшись встречаться с родственниками и соседями, осталась всего на несколько дней, в результате чего по Караново со скоростью ветра распространился слух, что ее чудесное лицо обезображено какой-то страшной, позорной болезнью.

Однако эти слухи испарились быстро, гораздо быстрее, чем мнение, что Петрана рождена от дьявольского семени, что она потомок оборотня и дочь ведьмы. Женщина, которая регулярно приходила убираться в доме Арацких, не оставила камня на камне от рассказов про обезображенное лицо Петраны, она заявила, что Петрана стала еще красивее, чем когда бы то ни было, что она так красива, что Наталия рядом с ней выгладит уродиной, случайно попавшей сюда из какого-то другого мира.

Из Наталии никому не удалось вытянуть ни слова. Вета, и обычно неразговорчивая, на все вопросы о Петране только пожимала плечами. Петр, как всегда, молчал. Данило еще не родился.

Для своих внуков Петрана была черным ангелом, пролетевшим через их сны и исчезнувшим.

* * *

Озаряемый призрачным светом реклам, Данило задрожал.

А вдруг эта расплывчатая тень за спиной Веты – Петрана? Часть его сна? Ерунда! Петрана так долго отсутствует в мире живых, что от нее наверняка даже тени не осталось.

Не прошло и нескольких недель после ее отъезда из Караново, как по дороге в Париж она умерла от воспаления мозговой оболочки. Похоронена где-то в Швейцарии, где туманы чередуются со снегопадами. «Может, поэтому ее тень такая размытая? А, может, это и не тень, а всего лишь облачко дыма из глубины улицы?» – пронеслось в голове у Данилы. В тот же момент смех Наталии все объяснил:

– Сразу видно, что ты не знал Петрану! В такую дыру она не зашла бы, даже потеряв рассудок!

Смех Наталии затих, а ее странный рыжеволосый ребенок спросил:

– А ты ее знала? Может ли вообще хоть кто-то сказать, что кого-то знает?

– Чтобы узнать женщину и дьявола, не хватит и целой вечности! – из толпы теней до слуха Данилы донесся чей-то голос, прерываемый кашлем, скорее всего, это был голос Луки. Он когда-то давно произнес эту же самую фразу, не придав значения тому, что Рыжик, рассматривающий косой луч света, попавший в плен к плетям вьюнка и лепесткам розы, все слышит и запоминает.

Летний день был знойным, солнечный свет лился сквозь ветки молодых фруктовых деревьев и между крупными цветами георгинов. Весь Божий мир, разморенный жарой, погрузился в сон: и кошки, и воробьи, и даже аисты на крыше. Бодрствовали только Лука Арацки и Рыжик. А, может быть, еще и Петрана, скрывшаяся среди лепестков желтой розы, аромат который все еще витал в городе, пробуждая в девушках неясное томление, а в молодых людях – жажду странствий.

Если бы не желтая роза, Петрана была бы забыта. Скорее всего. Однако стоило только Вете из худой смуглой девчонки превратиться в красавицу, этого оказалось достаточно, чтобы разговоры о Петране снова ожили.

Любил ли Лука Арацки внучку с лицом Петраны или боялся ее, Данило догадаться не сумел, околдованный нежностью ее голоса, блеском глаз, смехом… Тем не менее он не мог не заметить, что Ветой все восхищаются, все ей немного завидуют, потому что она и ходит, и одевается так, как ни одна другая девушка в Караново, а щеки ее пахнут медом.

К деду и Рыжему Малышу Вета была особенно нежна. Однако в том, как себя вел Лука Арацки по отношению к Вете, была заметна некоторая сдержанность, пронизанная грустью и затаившимся гневом и прикрываемая неловкостью. Что преобладает, что адресовано Вете, а что Петране, которая вернулась в жизнь свекра через Вету, Наталия разобрать не могла, несмотря на то, что между нею и Лукой с того самого дня, как она вошла в дом Арацких, установились отношения тихой, никак явно не выражаемой нежности. Один только Стеван, благодаря инстинкту самца-собственника, чувствовал силу и глубину этой нежности, хотя ему так и осталось непонятным восхищение Наталии его отцом.

Для Стевана Наталия была и осталась тайной за семью печатями. И он не находил ни способов, ни путей к тому, как узнать ее. Иногда она казалась ему похожей на те китайские коробочки, которые извлекают и извлекают одну из другой, но тем не менее всегда остается одна, последняя, тайну которой не открыть. Разговоры про то, что идя по стопам Симки Галичанки, Наталия на кладбищенском холме подстерегла дьявола и украла у него красную шапку, которая дает своему владельцу дар видеть и слышать то, что другие не видят и не слышат, он считал глупой выдумкой. Какой дьявол? Какая шапка?

И тем не менее! Увидев ее в первый раз, Стеван содрогнулся от какого-то глубокого ужаса. Потом, оказавшись во власти ее взгляда, он забыл об этом первом страхе до того самого момента, пока не вспомнил его, когда было уже слишком поздно что-то менять в своей жизни.

Чтобы пигалица, едва достававшая до пояса этому красавцу, сыну Петраны, могла завоевать его, было необходимо нечто большее, чем простая женская ловкость. В это поверили даже те, кто не верил, что Наталия слышит, как растет трава, и что, используя вместо речи шелест листвы, говорят мертвые и те, кто пока еще не родился. Разве не она могла одним прикосновением руки усмирить дикого коня, взглядом подманить лисицу и отогнать от умирающего смерть? Или обнаружить болезнь быстрее, чем ее мать, переселившаяся сюда с юга женщина, к которой Караново так никогда и не привыкло, как, впрочем, не привыкла к Караново и она? Взгляд лиловых глаз Симки Галичанки проникал глубоко внутрь того, на кого был обращен, но окружающих больше пугал не столько сам этот взгляд, сколько ее загадочное молчание, то, как неожиданно она надолго уходила в лес за рекой, те травы, которые она оттуда приносила, а потом лечила ими и коклюш, и боли в животе, и другие болезни, и даже ядовитые змеиные укусы, укрепляя тем самым подозрения горожан, что она, скорее всего, волшебница, а то и ведьма.

Миниатюрная Наталия Арацки унаследовала от матери способность исцелять, глаза цвета ирисов и дар предсказывать судьбу… Случилось ли ей хоть раз с кем-нибудь разговаривать более нескольких минут, не помнили даже самые старые жители Караново… Ее глаза привлекали к себе внимание собеседника настолько, что люди чаще всего совершенно забывали, что именно она говорила, да и говорила ли она?