Купе №6. Представление о Советском Союзе - Роза Ликсом Страница 9

— Смотри, вот так вот сгорел дом у бабушки.

Поезд еще долго тащился, прежде чем снова набрал скорость. Уже в сумерках мужчина вышел из купе и встал рядом с девушкой. Они вместе смотрели на Иртыш. Сугробы по берегам реки заметно осели, на холмах уже виднелись проталины и темные бесснежные пятна. В самом узком месте реки, посреди русла, высилось несколько бетонных столбов. Скорее всего, здесь когда-то был мост или его так и не достроили. На горизонте маячил огнями Омск.

Мужчина смотрел на девушку, осторожно улыбаясь.

— Прости, детка, черт в меня вселился, сам Люцифер, просто страшно захотелось потрахаться. Иди в купе, чтобы не простыть. Скажи потом, когда мне можно войти. Есть же и у меня еще надежда. Когда Ивану Грозному перевалило за пятьдесят, ему подыскали шестнадцатилетнюю жену.

Девушка сухо улыбнулась в знак некоего примирения и прошла в купе. Она достала из сумки бутылочку с жидкостью для удаления лака, вылила ее в стакан с водкой и рухнула на кровать, успев подумать, что гагаринская улыбка мужчины ей, пожалуй, даже нравится. Она заснула, голодная и в одежде.

Мужчина тоскливо смотрел на мутную реку, по берегам которой стояли лесопилки. Вокруг них, насколько доступно взору, царило полное запустение. Под ледяной крышкой бурлила, кружилась и била потоком река. Под утро девушка проснулась, толкнула дверь купе, так что та осталась наполовину открытой. Мужчина тут же вошел, допил водку из стакана и, не слова не говоря, лег спать.

Переливаясь разными оттенками красного, свет проник в купе и разделил помещение на части. Полка мужчины оказалась в тени, полка девушки на свету. Мужчина возился со своим носом. Негативного влияния жидкости для снятия лака не наблюдалось. На окне в коридоре сидели два взъерошенных воробья.

— Раиса приходила сообщить, что тепловозу нужен отдых, и поэтому мы даем ему отдохнуть. Что скажешь, детка, не отправиться ли нам на знакомство с винными магазинами города Омска, — спросил мужчина ужасно самоуверенно. — Но не на пустой желудок. Вначале надо перекусить, а уж потом куда-то идти. Спешка до добра не доводит, помни об этом.

На перроне туманный мороз оказался таким крепким, что у обоих перехватило дыхание, так что им пришлось еще некоторое время постоять, не двигаясь. Две голодных резвоногих собаки, заливаясь лаем, бегали по перрону. Всё вокруг наполнял рабочий шум, галдеж приезжающих, стук товарных вагонов, скрежет железа, ругань, крик и неудержимый старушечий смех. Бабка в огромных рукавицах посреди людского потока торговала густым яблочным соком из больших зеленых бутылей. Девушка вспомнила прошлую зиму. Война в Афганистане тогда набирала обороты, вместо производства продовольствия советское государство сосредоточилось на производстве оружия, и она не нашла на полках московских гастрономов ничего, кроме сгущенки, рыбных консервов и случайных баночек майонеза. У всех были тогда сплошные проблемы: дефицит зубной пасты, мыла, колбасы, масла, мяса, вечный дефицит туалетной бумаги и даже кукол. Когда на Новый год она поехала на каникулы в Ригу, то нашла там в магазине трехлитровые банки с томатным соком и вареньем и, рискуя жизнью, притащила их в Москву. Они шиковали с Митькой до самого марта, обменивая содержимое банок на концертные и театральные билеты, шампанское и Бог знает что.

Мужчина и девушка сели в стоящий перед зданием вокзала автобус, над приборной доской которого раскачивался волнистый попугайчик. Автобус вздохнул, заурчал и неспешно покатился в сторону центра. Мужчина дремал, девушка проковыряла ногтем на замерзшем окне небольшое отверстие, через которое внутрь пробивался свет. Она проследила взглядом за стаей птиц, которые пролетели вдоль берега Иртыша и скрылись за высокими домами с зелеными балконами. Трубы заводов напоминали башни минаретов.

Автобус подпрыгивал и раскачивался из стороны в сторону и чуть было не перевернулся, пропуская группу переходивших дорогу нефтяников. Вдали за городом виднелась темной полосой бескрайняя, покрытая снегом вечнозеленая тайга.

Автобус взвыл и остановился перед развалинами Тарских ворот, мужчина проснулся, и они поспешили на выход. Рядом с воротами стояло низкое кирпичное здание, на котором было написано «Универмаг». На фасаде магазина на ржавом погнутом гвозде висел громкоговоритель. Он печально раскачивался на ветру в компании с болтающимися остатками афиши оперы «Пиковая дама».

Перед входом стоял непритязательный сосновый гроб, обитый красным шелком. Края гроба были украшены черными кружевами, на крышке лежал букет белых и лимонно-желтых гвоздик. Под окном магазина стояла заснеженная скамейка, на которой спал мужик с гармонью под мышкой. Девушка и мужчина остановились около гроба. Мужчина снял шапку и перекрестился. Дверь магазина открылась, и оттуда вышла худая старая женщина и четверо мужиков с черными креповыми лентами на рукавах полинялых пальто. Мужики взялись за белые полотнища, подняли гроб с земли и понесли к центру города. Похоронная процессия растянулась вдоль скользкой улицы, которую обрамлял ряд густо поставленных фонарей, похожих на православные кресты.

— Мир грешной душе его, — сказал мужчина.

Когда процессия скрылась за изящной мечетью, украшенной синей мозаикой, мужчина вытер пот со лба и произнес:

— В молодости меня отправили на исправительные работы на торфяник. Там был один такой Мишка с узким лбом и железными кулаками. Мы, можно так сказать, подружились. Правда, я не сказал ему ни одного слова, но по вечерам мы гладили одну и ту же кошку... Случилось так, что однажды весной под утро Мишка помер. Кто-то всадил ему в голову два железных гвоздя. Я спросил у начальника, можно ли мне проводить его в последний путь. Нельзя, сказал начальник, это нарушение правил. И вот я стоял там и смотрел, как Мишку несут в гору. На заднице белоснежной лошади висели сухие кругляшки говешек. Она тянула за собой знакомую повозку, в которой навоз возили. В повозке стоял дощатый короб. В нем лежал Мишка.

Мужчина и девушка помолчали какое-то время, а потом зашли в магазин. Потертая цветастая клеенка закрывала прилавок. На ней стояли упаковки с чаем, бутылки водки, коробки с вермишелью, дешевые духи и пряжки для пояса. Низкие окна были зарешечены. Уборщица с красными руками застрекотала, размахивая мокрой шваброй:

— А ну вон пошли, бараны ссыльные, не видите, здесь моют. Вон, вон!

Они уже было развернулись, чтобы выйти, но тут из задней комнаты показалась продавщица с огромным обмороженным носом.

— Я вас слушаю!

Мужчина прогремел:

— Да мы ничего, мы спокойно.

Продавщица взглянула на уборщицу и махнула рукой.

— Варвара Александровна, можете идти. Пол уже чистый.

— Нинок, дорогуша, мне две бутылки перцовки и пучок лука, — сказал мужчина.

— Я вам не дорогуша!

— Перцовочки, сладкая моя булочка!

— Нету.

— А если все-таки... хотя бы перцовочки.

— Нету.

— Тогда два пирожка с грибами и бутылку минералки.