Смерть моего врага - Ханс Кайльсон Страница 9

— А это что такое? — сказал он, выуживая пинцетом какую-то марку.

Я наклонился над столом, чтобы хорошенько рассмотреть марку, которую он извлек из кучки. Я не проронил ни слова, хотя сразу увидел, что это была за марка. Он взял лупу.

— Ты какую имеешь в виду? — сказал я, чтобы выиграть время. — Ах, эту…

— Эту я никогда не видел, — сказал Фабиан, еще пристальнее рассматривая марку. До сих пор он быстро определял, нужна ли ему марка для коллекции, и отодвигал их в сторону, одну за другой. Все они у него уже были. Только на этой он застрял. Я лопался от гордости, видя, что он рассматривает мою марку, что именно она привлекла его внимание. Только бы он ничего не заметил, думал я.

— Какая забавная штука, — сказал он. — Здесь есть надпечатка. Никогда не знал, что такие бывают. Те, которые я знаю, выглядят иначе.

— Они все разные, — сказал я. — Дай-ка поглядеть.

— 3-а-р-р-е, — прочел он по буквам. — Зарре? Я знаю, что есть экземпляры с такой надписью, но эта выглядит так странно, ты не находишь?

— Я другой такой не знаю, — возразил я.

Интересно, что будет дальше. Я ждал.

— Марка настоящая, — сказал он, взял ее пинцетом и поднес к свету. — Со штемпелем.

Я продолжал рыться в лежавшей на столе кучке марок, боясь взглянуть в его сторону.

— Есть у нее водяной знак? — спросил я. — Ты проверь, есть ли у нее водяной знак.

— Да, и водяной знак есть.

У нее есть водяной знак и штемпель, соображал я, значит, марка настоящая, но я сделал на ней надпечатку. Если я сейчас ему это скажу, тогда все в порядке, все окажется игрой, шуткой, и все будет в порядке. Но тогда он не станет со мной меняться, а если не станет меняться, то обозлится на меня. Ведь это единственные экземпляры, которых у него нет.

Но вместо этого я сказал:

— У нее есть водяной знак и штемпель. Я отклеил ее от одного письма.

— Ты получаешь письма из Зарре? — заинтересовался он.

— Мой отец.

— Но твой отец не коллекционирует марки, — сказал он.

Казалось, его удивило, что люди, которые не собирают марки, получают письма с марками и надпечатками, которых у него нет.

— Мой отец получает письма отовсюду, — сказал я.

— Ух ты, — сказал он.

Он нахмурил лоб и брови и надолго задумался. Потом положил марку слева от себя.

— Вот еще одна, — сказал он и вытянул пинцетом из кучки еще одно мое произведение. — Она выглядит иначе.

— Это Зарре номиналом в пятнадцать пфеннигов, — сказал я.

— Я вижу, здесь стоит штемпель.

— А почему ты не проверяешь, есть ли там водяной знак?

— Зачем?

— У меня было три экземпляра, — продолжал я. — Вот еще одна, номиналом в двадцать пфеннигов.

Я извлек из кучки свое последнее творение.

Он попытался ее взять и положить рядом с двумя другими, но я сказал:

— Эту ты не получишь, у меня нет второй такой.

— Жаль, — огорчился он.

— А может быть, все-таки есть.

— Теперь твоя очередь выбирать из моих, — сказал он.

— Ты берешь все три? — спросил я.

— А у тебя есть дубли всех трех?

— Да, — ответил я.

— Я беру только две, — объявил он, внезапно откладывая последнюю марку обратно, в общую кучку.

— Значит, две, — повторил я и перевел дух. — Теперь моя очередь.

— Я точно не знаю, есть ли у Артура Маврикий, — сказал он.

— Ты же сказал, что есть!

— Но я не знаю наверняка. Он мне про это рассказал. Может, соврал.

— А зачем ему врать?

— Может, ему нравится рассказывать красивые истории.

— Пусть нравится, но мы-то не обязаны ему верить.

— Ох, — только и сказал Фабиан.

Тем временем я нашел у него две марки с Азорских островов, две большие продолговатые почтовые марки. Они вовсе не были так уж красивы, но мне очень понравилось название «Азоры». Я представил себе, как там красиво, на этих островах, и решил, что когда-нибудь отправлюсь туда, чтобы убедиться в этом на месте. Кроме того, я точно знал, что они настоящие.

— Хочешь их взять? — спросил Фабиан.

— Они мне нравятся, но они не такие ценные, как те, что ты взял у меня, — сказал я.

Он колебался, глядя прямо перед собой.

— Можешь выбрать еще одну, — сказал он.

— Спасибо, — растроганно ответил я. — С твоей стороны это очень мило, Фабиан.

Я радовался, что он так высоко оценил мои марки. Ведь я натерпелся из-за них такого страха. Потом я убежал домой.

Примерно неделю спустя отец Фабиана явился в ателье моего отца. Это был высокий, стройный мужчина с густыми черными волосами и с пенсне на носу круглой, как луна, физиономии. При ходьбе он скрещивал руки за спиной, так что держался прямо, будто аршин проглотил, и вышагивал гордо, как на плацу. Он часто совершал продолжительные прогулки по городу, ни на кого не глядя, ни с кем не здороваясь. Потому что был глуховат и не слышал обращенных к нему приветствий.

— Я принес вам почтовые марки, — сказал он пронзительным, сдавленным голосом глухого.

И положил на стол две марки.

— Вот как? — изумленно ответил мой отец.

— Вы тоже коллекционируете? — спросил он инквизиторским тоном.

— Нет, — ответил мой отец.

— Эти марки фальшивые, — сказал он. — Это ясно и ребенку. Я хочу получить обратно те три, которые ваш сын выменял у Фабиана. Скажите ему.

Мой отец ничего не понимал в марках, но он тоже увидел подделку.

— Ваш сын — тот еще фрукт, — сказал отец Фабиана.

— Детские шалости, — ошеломленно пробормотал мой отец.

Гость этого не услышал.

— Всего хорошего, — сказал он и гордо удалился.

Сразу после него пришла его жена, мать Фабиана. Она была маленькая и изящная, темноволосая и всегда дружески озабоченная, как будто глухим был весь свет.

— Я тоже нахожу, что это дурно, — сказала она. — Но боюсь, мой муж немного переборщил. В конце концов, это дети. Понимаете, мой муж — заядлый коллекционер, и потому это его особенно задело. Скажите мальчику, пусть вернет марки.

— Да, мне тоже неприятно, — сказал мой отец. — Спасибо вам.

После обеда, когда я пришел из школы, отец появился в моей комнате.

— Ты менялся марками с Фабианом? — сказал он.

— Да.

— И у тебя есть детская типография, — продолжал он.