Практическое демоноводство - Кристофер Мур Страница 9

– …, … и трижды … – Тут он вспомнил о передатчике, до сих пор приклеенном пластырем к груди. – Ладно, ковбои, его нет дома. Я мог бы и раньше догадаться. Фургон уехал неделю назад. Закругляемся.

Он услышал, как вдалеке взревели моторы. Секунду спустя мимо проехали два бежевых “плимута”. Их водители подчеркнуто не смотрели на “БМВ”, тем самым уже вызывая подозрения.

Что же могло случиться? Он расставлял сети три месяца. Он крупно подставился, убеждая капитана, что Чарлз Л. Белью, он же Сквозняк, – их пропуск к наркоплантаторам Биг-Сура.

– Он уже дважды залетал за кокаин. Если мы привлечем его за торговлю наркотиками, он сдаст нам все, кроме любимого рецепта своей бабушки, чтобы только не загреметь в Соледад снова.

– Сквозняк твой – мелочь пузатая, – возражал капитан.

– Да, но он всех знает. И он оголодал. Кроме того, Сквозняк и сам отлично знает, что он мелочь пузатая, а потому думает, что нам на него наплевать.

Наконец капитан уступил, и операция началась.

А теперь Ривера почти слышал его голос:

– Ривера, тебя сделала даже такая заширенная шкварка, как Белью. Может, стоит снова нарядить тебя в форму, чтобы издалека видно было? Может, тебе стоит заняться связями с общественностью или вербовкой нового состава?

Задница Риверы была сейчас голее, чем у того пьяного придурка в трейлере. Кто он вообще такой? Сквозняк вроде бы живет один. А этот парень, кажется, что-то знает. Иначе, с какой стати он так пререкался? Может, на пьянчугу удастся надавить? Думай, думай лучше. Целься дальше.

Ривера запомнил номер старого грузовичка “форд”, стоявшего у трейлера Сквозняка. Вернется в участок – посмотрит в компьютере. Вдруг удастся убедить капитана, что у него кое-что все-таки имеется. Может, и получится. А может, и на небо получится взобраться по струйке ангельской мочи.

* * *

Ривера сидел в архиве полицейского управления, пил кофе и смотрел видео. Пропустив номер пикапа через компьютер, он выяснил, что “форд” принадлежит Роберту Мастерсону, возраст 29 лет. Родился в Огайо, женат на Дженнифер Мастерсон, тоже двадцати девяти лет. Единственная судимость – за вождение в нетрезвом состоянии два года назад.

На видео был запечатлена процедура сдачи Мастерсоном пробы на алкоголь. Несколько лет назад управление начало записывать процесс на видео, чтобы избежать адвокатских уловок, основанных на процедурных ошибках.

На экране телевизора пьяный в дымину Роберт В. Мастерсон (рост 6 футов, вес 180 фунтов, глаза зеленые, волосы каштановые) идиотски разглагольствовал перед двумя полицейскими:

– Мы работаем на общее благо. Вы служите государству умом и телом. А я служу государству, противостоя ему. Пьянство – акт гражданского неповиновения. Я пью, чтобы покончить с голодом во всем мире. Я пью в знак протеста против вмешательства Соединенных Штатов в дела Латинской Америки. Я пью в знак протеста против атомной энергии. Я пью...

На Риверу опустилось чувство безысходности. Если Сквозняк не появится, вся его карьера – в руках этого перекосодрюченного, раздолбайваляйского пьяного кретина. Интересно, банковским охранникам хорошо живется?

На экране полицейские повернули головы к двери. Широкоугольный объектив видеокамеры фиксировал все, что происходит в комнате. В комнату вошел какой-то маленький араб в красной вязаной шапочке, и один из полицейских объяснял, что он ошибся дверью.

– Не мог бы я обеспокоить вас, испросив небольшое количество соли? – спросил человечек. А потом мигнул и исчез с экрана, будто пленку остановили и вырезали кусок.

Ривера перемотал кассету и посмотрел все сначала. Во второй раз Мастерсон сдал пробу без помех. Дверь не открывалась, человечек в комнату не заходил. Ривера перемотал еще раз – никаких арабов.

Наверняка задремал, когда смотрел запись. И подсознание прокрутило ему кино, вставив туда маленького человечка. Единственное разумное объяснение.

– Только этого говна мне не хватало, – сказал Ривера, извлек кассету и залпом допил кофе – десятую чашку за сегодняшний день.

Он был старым человеком, он ловил рыбу на пляжах Хвойной Бухты и уже восемьдесят четыре дня возвращался с пустыми руками. Однако это ничего не значило – он владел универсальным магазином и зарабатывал достаточно, чтобы позволять себе маленькие слабости: рыбалку и калифорнийские вина.

Август Рассол был стар, но по-прежнему силен, крепок и опасен в драке. Правда, за последние тридцать лет ему мало что осталось доказывать врукопашную (разве что иногда сграбастать за шиворот какого-нибудь подростка, втолкнуть блеющего от ужаса юнца в подсобку, да прочесть ему лекцию о пользе честной работы и вреде мелкого воровства с прилавков “Морского рассола: наживки, снастей и отборных вин”). Хотя с возрастом члены его опутала усталость, ум оставался остер и проворен. Каждый вечер Август Рассол устраивался в кожаном кресле перед камином и почитывал Аристотеля, Лао-цзы или Джойса, поджаривая босые пятки на каминной решетке.

Он жил на склоне холма, обращенном к Тихому океану, в маленьком деревянном домишке, который спроектировал и построил сам – так, чтобы можно было жить одному, но не чувствовать себя одиноким. Днем окна и застекленная крыша наполняли домик светом, и даже в самый ненастный, туманный день каждый уголок был ярко освещен. По вечерам жилье согревали три каменных камина, занимавшие целые стены в гостиной, спальне и кабинете. Их оранжевый спокойный уют радовал старика. Он сжигал одну поленницу красного дуба и эвкалипта за другой, а рубил и колол дрова сам.

Когда Август Рассол обращался мыслями к собственной тленности, а это происходило редко, он знал, что умрет в этом домике. Он и выстроил его на одном уровне, с просторными коридорами и широкими дверными проемами, чтобы быть уверенным – если когда-нибудь окажется в инвалидном кресле, останется независимым до того дня, когда проглотит черную таблетку, присланную из “Общества цикуты”.

Дом он содержал в чистоте и порядке. Не столько из-за того, что любил порядок – Рассол верил, что хаос – суть мироздания, – сколько потому, что не хотел усложнять жизнь уборщице, раз в неделю приходившей вытирать пыль и выгребать золу из каминов. Кроме того, ему не хотелось слыть неряхой – он знал за людьми такое свойство: судить человека лишь по одной стороне его натуры. Даже Август Рассол не чуждался тщеславия.

Несмотря на убежденность в хаотической природе вселенной, Рассол жил очень упорядоченной жизнью, и парадокс этот по хорошем размышлении развлекал его. Каждое утро он поднимался в пять, принимал получасовой душ, одевался и съедал один и тот же завтрак: яичница из шести яиц и полбулки хлеба, нарезанной ломтями, хорошо обжаренной и с толстым слоем масла. (Холестерин казался слишком тихим и коварным, а потому неопасным врагом, и давным-давно Рассол решил, что пока холестерин не соберет силы и не ринется на него по тарелке в атаку, точно бригада легкой кавалерии, он не будет обращать на него внимания.)