Он говорит - Владимир Березин Страница 9

Мы приехали на Ленинские горы, где сновали „Чайки“, стояли пузатые туристические автобусы, толклись иностранцы, а смотровая площадка была заляпана липким шампанским.

Я когда-то учился рядом. Мокрый и грязный, пыхтя, бегал вдоль Москвы-реки по скользкому склону, уворачиваясь от хрустальных бокалов. Называлось это — физкультура.

Снова сели в машины и поехали. За окошками кончился город, пошли перелески и поля. Наконец, нас ввели в ресторан.

Тут я захотел сесть, но понял, что места-то для меня и нет.

То сяду с какой-то рахитичной девицей — придёт муж и ласково тронет меня за плечо. Примощусь рядом со старичком, похожим на иностранного пианиста Горовица — подползёт его жена, смахивающая на черепаху, и сгонит меня со стула. Все уже сели, а я болтаюсь вне строя.

Все уже накололи на вилки первый грибочек, налили большие и маленькие рюмки, звякнули тарелками. Капнули на соседкины платья, опрокинули что-то, наконец, а я всё бегаю — ищу себе места.

Уф, сел. В самом дальнем углу.

Слева сидела величественная дама, похожая на воблу в костюме, дальше — её сестрица, а справа жевал какую-то траву краснолицый человек с фотоаппаратом.

Чего бы ухватить? Вот маринованный огурчик… Ох, унесли!

Нацелюсь-ка я на колбаску. Куда, куда!

Ну да без колбаски проживем, всё равно до выпивки мне не дотянуться, а минеральная вода вокруг меня уже была выпита родственниками.

Они же неодобрительно посматривали на меня: кто, дескать, такой, и не просто ли он пришёл поесть на дармовщинку?

А мне и есть-то нечего, хрустел я единственно зелёными химическими огурцами.

— Что это вы ничего не пьёте, — спросил меня краснолицый человек.

— Служба не позволяет, — ответил я злобно.

— А где это вы… Ик!.. работаете?

— Да в одной не очень популярной теперь организации, — отвечал я.

— А-аа… — понимающе закивал головой краснолицый и, на всякий случай, отсел подальше, кого-то ещё спрашивает:

— Как зовут жениха, а?

— Денис Михайлович!

— А отца жениха?

— Сергей Львович!

— Э-ээ, — запутался краснолицый в непостижимой логической задаче и поник головой.

Но тут запели — по очереди, а потом все вместе.

— О чём дева плачи-и-ит, о чём дева плачи-и-ит… — заголосила пожилая родственница невесты. Голос её вибрировал, и в такт ему звенели бокалы на столе.

Одно крыло стола стало подпевать ей, другое затянуло ещё что-то — кажется, про степь и ямщика. В этот момент неизвестный ублюдочный человек с кривыми зубами просунул в дверь свою рожу, ухмыльнулся и исчез.

Сразу же заухал, задребезжал магнитофон, и побежали в пляс старухи, высоко задирая сухие ноги.

Больше я ничего не помню до того самого момента, пока не понесли невесту, стуча ей о стены.

Пока я не пал в какие-то кусты, вскоре заблудившись в тёмных просёлочных дорогах, что никак не выводили меня к шоссе».

Он говорит: «Сейчас все про кошек говорят, что они, кошечки, самое умилительное. Внучка вот бормочет „мимими“, и ещё говорят „няша“, и ещё как-то бормочет, не помню.

Дело в том, что кошечки доступнее всего.

А было такое время у нас, когда лемуров повезли.

Повезли к нам лемуров.

Я никак не мог в толк взять, что за звери, которые что в энциклопедиях именуются полуобезьянами. Может, они и есть загадочное промежуточное звено. У многих моих друзей лемуры были, то есть они у них живут, тут я сам запутался — кто у кого именно.

То есть, я, чуть что, в словарь гляжу, а там какие-то существа, что Парацельс называл элементалами воздуха; элементариями умерших; „стучащими и опрокидывающими духами“. И не тех существ, что производят физические манифестации.

Потом стал смотреть дальше, а там писатель Борхес в „Книге вымышленных существ“ писал, что это неприкаянные души людей, что „блуждают по земле, смущая покой её обитателей. Добрых духов называли Lares familiares, злые носили название Larvae или Lemures. Они устраивали людей добродетельных и неустанно терзали порочных и нечестивых; у римлян был обычай справлять в месяце мае в их честь празднества, называвшиеся „лемурии“ или „лемуралии“… Существовал обычай бросать на могилы усопших чёрные бобы или сжигать их, так как считалось, что лемуры не выносят этого дыма. Произносились также магические слова, и люди били по котлам и барабанам, веря, что духи удалятся и больше не вернутся тревожить своих родственников на земле“.

Но к чёрту эти бобы и барабаны, речь не о мистике.

Речь о других обезьянах наполовину — лемуры были в тех домах, куда я ходил. Не дрэзи, и не индри, короткохвостых, и не лемуры вари, галаго или даже руконожку мадагаскарскую. Тогда, среди безумств первоначально накопленного капитала, держали лори, которого не следует путать с попугаями похожего имени — разница между Lorisidae и Loriidae есть, хоть и только в одну букву.

Один лемур непростой судьбы жил в доме просвещённых и жалостных людей. Он однажды объелся, и начался у этого лемура понос. Тогда лемур забрался на унитаз и сидел на краю этого унитаза сутки, а потом ещё одни. Никто не мог его согнать с этого унитаза — хозяева и гости открывали дверь и сразу видели маленькое пушистое существо с огромными глазами.

В Макдональдс ходили.

Всё тот же лемур по ночам протоптал себе в ковре тропинки и деловито ходил по ним. Это и были действительно ночные дороги лемура.

Но однажды летом люди поставили посреди комнаты огромный напольный вентилятор.

Той же ночью хозяева услышали обычное топанье, окончившееся резким звоном. Лемур ещё немного постоял в темноте некоторое время, вращая глазами и разводя ручками. А потом вернулся к себе и не показывался наружу целую неделю.

Этот лемур больше всего любил мучных червей и внезапно обнаружил ведро с этими червяками в ванной. Он залез туда и понял, что попал в свой лемурий рай. Он стоял по колено в счастье и разводил лапками. Есть ничего не надо было, можно было просто стоять — и это было счастье.

Но вдруг пришли люди и вынули его из ведра.

В ответ маленькое пушистое существо показало, чем оно отличается от Адама. Оно прогнулось на руках, тщательно прицелилось и укусило руку, изгонявшую его из рая.

Я и сам ночевал в этом доме.

Нравы были просты, и хозяева не обзавелись ещё домом с гостевыми спальнями.

Оттого спал я на полу — в старом спальнике. Не было тогда предпринимателя без спальников, а вот без лемуров — были. Тогда всё было начерно — алкоголь лёгок, женщины — боевые подруги, а элементарии умерших ещё не выглядывали из-за всех углов, а стучащие и опрокидывающие духи ещё не поселились навсегда в наших шкафах.