Солнце внутри - Маргарита Зверева Страница 9

Нависла некая меланхоличная тишина, и я был готов поспорить, что заметил слезы в глазах Барона, которые он вновь отвел к окну. Мне было очень стыдно, что я не разделяю его светлой тоски, но я не мог сдержаться и снова откусил кусок невозможно вкусного пирожного.

– Как бы там ни было, – проговорил Барон наконец, – но когда-то тебе придется осознать, что умрешь и ты.

Он глянул на меня со смесью угрызений совести и жалости.

– Я не хочу тебя пугать. Не подумай. Просто я в течение своей длинной жизни пришел к выводу, что всегда и в любой ситуации лучше быть подготовленным, чем брошенным в холодную воду. И учись плавать, как знаешь. А не можешь быстро научиться, так тони себе на здоровье. Нет… Лучше быть подготовленным.

Барон встал и подошел к клеткам с суетливо щебечущими канарейками.

– Я понял, что умру, в восемь лет, – сказал он тихо, но отчетливо.

У меня наконец пропало желание запихивать себе в рот как можно больше сладкого, и я замер. Восемь лет – это было скоро. Я повернулся и уставился мимо сверлившей меня строгим взглядом Виртуэллы в спину Барона. Наконец он говорил что-то, что ясно отзывалось в моем уме.

– Я проснулся посреди ночи и понял, что умру, – продолжал Барон, не оборачиваясь. – И земля будет продолжать крутиться, но меня больше не будет. Пустота… Меньше, чем пустота! Ничего! Вот так все просто. Просто и ужасно. И с тех пор я искал путь, чтобы перестать бояться этого дня. Сначала я думал, что шок – а это был именно шок – уляжется, рассосется, может быть, в конце концов улетучится. И действительно, через некоторое время меня перестало трясти, как от лихорадки, я начал снова есть, я получал хорошие отметки… Но с тех пор вязкий страх оставался фоном моей жизни. – Барон горько усмехнулся. – Странно, но я только сейчас осознаю, что мое детство закончилось именно тогда, когда я понял, что не бессмертен. Видимо, это было такой травмой, что я напрочь стер эти ощущения, вообще все то время, из своей памяти и из своих мыслей. Поэтому и не возвращался к теме детства. К детям. Не замечал их. Не учитывал в своих исследованиях. А зря…

– Исследованиях? – отважился я на вопрос, заданный сиплым голосом.

Большинство слов, которые произносил Барон, были мне вполне известны, но смысл их совокупности оставался все же крайне сумрачным. И я цеплялся за каждую соломинку, чтобы оправдать свое присутствие. Барон поставил пустой бокал на ажурную клетку и обернулся к нам с Виртуэллой.

– Исследованиях проблематики времени, – пояснил он вновь предельно сухо. Всякие эмоции вроде печали или сокрушения канули в Лету.

– Проблемы времени? – переспросил я, краснея. – А какие у времени проблемы?

К семи годам я, разумеется, осознавал наличие такой вселенской константы, как время. Я мог взглянуть на часы и сказать, который час, я даже имел некое представление о том, сколько длится этот самый час, я мог договориться с другом на определенное время и особо не опоздать. Я видел, что проходили дни, недели и даже месяцы или скорее времена года. Я принимал наличие времени, как наличие воздуха, земли под ногами и вечной кривозубой тети Клавы в киоске у метро. Я не ставил существование времени под вопрос. Я не думал о том, что у него может быть какая-то проблема, потому что оно было незыблемой данностью. Честно говоря, я вообще о нем не думал.

– У самого времени проблем, может быть, и нет, – сказал Барон и плавно протянул руку, на которую тут же грузно переместилась Виртуэлла. – Но у всех нас, думающих существ, дорогие мои, должны быть очень серьезные проблемы со временем. Потому что оно неминуемо ведет нас к нашей смерти.

Виртуэлла плачевно закряхтела и захлопала крыльями, и Барон нежно похлопал ее по заходившей ходуном голове. В моих мозгах что-то вспыхнуло, заметало искры и закипело. От давящих на череп мыслей я сдвинул брови и скукожился.

– То есть, – выдал я с трудом созревшую идею, как ржавый автомат выдает блестящую жвачку, – время – наш враг?

И тут Барона в конце концов проняло. Он бросил на меня полный неожиданного восторга взгляд, всхлипнул, отшвырнул возмущенно каркнувшую Виртуэллу, метнулся к дивану, схватил меня за щеки и смачно чмокнул в лоб.

– Я знал! – отдернул он руки, вытер губы тыльной стороной запястья и громко хлопнул в ладоши. – Я знал, что не зря выбрал именно тебя! Ты умнее своих сородичей аналогичного возраста. Куда умнее! Ты готов!

– К чему готов? – испугался я.

– Готов вместить в себя идею! Готов стать моим учеником! Преемником, если так хочешь!

– Учеником? – зацепился я за понятное слово и слегка расстроился. Ассоциации с ним были не самые отрадные.

– Да! Но не бойся! Никаких оценок, нудных уроков и контрольных, – заверил меня Барон. – Все, что от тебя требуется, – это всего-навсего твоя душа!

– Душа?!

Я уже начинал сам себе казаться полоумным, но не мог перестать отзываться эхом на ключевые слова Барона. Сказать, что я был смущен, было не сказать ничего.

– Ладно, оставь душу себе, так и быть, – согласился не на шутку возбудившийся Барон. – Мне нужны только твое доверие и твое безоговорочное подчинение.

– Под… – начал я, но взял себя в руки и перезагрузил вопрос. – Простите, но я не совсем понимаю, что вы от меня хотите.

Широкими шагами Барон обошел диван и встал по другую сторону журнального столика, так что мне тоже пришлось развернуться.

– Я не хочу, а предлагаю! – воздел руки к потолку Барон. – Я предлагаю тебе тайну! Секрет! Разве этого недостаточно, чтобы броситься к моим ногам и благодарить меня?

Я смотрел на него все тем же озадаченным взглядом, хотя слова «тайна» и «секрет» уже серьезно заинтриговали меня и побороли нарастающую мнительность.

– Что ты хочешь? – раздраженно вздохнул Барон и упер кулаки в бока. – Жизнь в страхе или без?

– Без, – дыхнул я.

– Ты хочешь быть рабом или королем?

– Королем, – улыбнулся я блаженно.

– Подчиняться или подчинять?

Я почесал за ухом.

– Ты хочешь подчинять, – подсказал Барон.

– Подчинять, – кивнул я покорно.

– Так вот знаешь, в чем самая великая тайна? Как всего этого достичь?

– Какая? – прошептал я с круглыми глазами, и в ладонях моих защекотало.

Зависла драматичная пауза. Воздух в гостиной загустел и побагровел.

– Нет, – вдруг поник Барон.

От напряжения и разочарования я покрылся холодным потом. Воздух вновь стал прозрачным.

– Сперва надо рассказать тебе о моих исследованиях, а то ты ничего не поймешь, – сказал Барон.

С маячащей на руке Виртуэллой он прошел к своему дивану и плавно опустился на него.

– Слезь, – дернул он локтем, и птица перепрыгнула на подлокотник.