Плач по красной суке - Инга Петкевич Страница 90

— Капитан, оставьте мальчишку в покое, — раздался четкий голос Эдика К. — Вы не там ищете. Мальчишка не виноват. Я хочу сделать заявление.

— Ваши документы.

Эдик достал документы и протянул их за перегородку. Очевидно, там все-таки был человек, и мне вдруг очень захотелось увидеть его, но почему-то я была убеждена, что мне не стоит заявлять о себе. Я закрыла глаза и приготовилась слушать дальше. Почему-то я лучше слышала закрыв глаза.

Что готовится потеха, в этом я не сомневаюсь. Такой уж это был человек — Эдик К., голыми руками его не возьмешь. Из всего на свете он умел устроить классный спектакль. Не было в его жизни ситуации, для него невыигрышной, самую рискованную он ловко и блестяще обыгрывал.

— Эдуард К.? — донеслось из-за перегородки.

— Имею честь представиться. — Эдик щелкнул каблуками и одарил присутствующих своей ослепительной улыбкой.

— Вы хотели нам что-то сообщить?

Эдик встрепенулся, гордо тряхнул головой.

— Граждане судьи… — с пафосом начал он, — защитники, полузащитники, нападающие, — повторил Эдик свою коронную фразу, которую впервые выдал года три тому назад на суде за неуплату алиментов, после чего пребывал года три в местах не столь отдаленных, где ему, кстати, очень понравилось: и воздух, и рыбалка, и охота, и вообще. — Итак, я хочу заявить, — продолжал он, — что косвенной причиной данных событий являюсь я.

— Говорите, — бесстрастно донеслось из-за барьера.

Эдик театрально прокашлялся, сделал значительную паузу, будто собираясь с силами.

— Да, — глубокомысленно начал он. — Эту кашу, по совести говоря, заварил я. Все началось со щипцов, обыкновенных щипцов для колки орехов. В прошлом месяце я зашел в этот дом по делу. — (Одно дело — сгоношить на выпивку, невольно усмехнулась я.) — Хозяйка встретила меня неласково и даже не хотела пускать в помещение, но я прорвал все заслоны и понял, что меня не пускали, потому что там находился бывший муж хозяйки. Она не хотела, чтобы мы встречались, потому что считала, что я на него плохо влияю. Но я проник в комнату, и мы встретились. Он сидел за обеденным столом и раскладывал пасьянс. Мы поздоровались, я сел напротив и дал несколько руководящих указаний насчет дамы пик. Он отвечал, что червонец мне не даст, потому что я в прошлый раз увел у сына библиотечную книжку. Я сказал, что точно, данная книжка находится у меня, мне ее подарил Дима С., и, если она нужна, я непременно верну ее на днях. Хозяйка следила за нашей беседой и сама тем временем пыталась расколоть грецкий орех. Орех не раскалывался, и я взял у нее щипцы и тут же расколол данный орех. Хозяйка очень удивилась и дала мне целую вазу таких же каменных орешков. Я расколол еще с десяток, — правда, внутри они были пустые или гнилые, но хозяйка все равно восхищалась моей силой, потому что никто до меня эти орехи расколоть не мог. Я посоветовал им дать мне за это десятку, но меня никто не послушал. Хозяйка выглянула в окно и сказала, что меня на скамейке ожидает какой-то гопник. Я отверг это гнусное предположение и продолжал колоть орехи. Но тут хозяйка сильно заартачилась и стала меня срочно выпроваживать. Я сказал, что вот доколю последние орехи и пойду. Но тут щипцы вдруг сломались. Хозяйка очень расстроилась и сказала, что без ущерба для дома от меня не отделаешься. Но я заверил ее, что завтра же достану ей новые щипцы.

Назавтра я позвонил хозяйке и объявил ей, что новые щипцы для орехов у меня в заднем кармане.

«Где спер?» — не очень-то любезно спросила она.

Я поклялся, что не крал данных щипцов, что вчера вечером мне их подарили в одном приличном доме. Я их попросил, и мне отвечали, чтобы я забрал все, что угодно, и отваливал. Ну я взял щипцы.

«Я чувствую, что эти проклятые щипцы мне дорого обойдутся», — сказала хозяйка.

Я отвечал, что в любом случае щипцы за мной. Они у меня и теперь в заднем кармане, совершенно новенькие, с этикеткой. Хотите, покажу? Я знал, капитан, что они вас заинтересуют.

Эдик полез в нагрудный карман и достал оттуда небольшую хрустальную стопочку.

— Прочитайте, капитан, там забавная надпись по ободку: «Саше от Ляли с почтением». Грандиозная надпись, не так ли? Там много было таких стопочек, но только одна уцелела. Нет, что вы, я никогда не дерусь, капитан. Нет, дело было вполне невинное. Ну да ладно, это к делу не относится.

Словом, поутру со щипцами в кармане являюсь прямо к Ирме (впервые было названо мое имя). И знаете, кого я там обнаружил? Этого мальчишку Рудика. Они сидели за столом и пили водку. Ну я сразу подключился и погнал этого злополучного Рудика в магазин, а сам сделал Ирме подобающее внушение за плохой вкус. Нет, я никогда не был ее любовником — вначале она была замужем, а затем уже предпочитала мальчиков, я для нее слишком стар. Но мы остались друзьями, и вот, на правах дружбы, я заявил ей, что не согласен с ее выбором. На это она мне отвечала, что лучше молодое тело, чем старый дурак. По-своему она была, пожалуй, и права. Только я сразу же отметил, что она уж больно взвинчена чем-то. Потом вернулся Рудик с двумя полбанками и тремя блядями. Одна из них была ничего себе, и я сосредоточил на ней свое внимание. Откуда ни возьмись появилась пропасть народу, и понеслось… Потом все малость приутихли. Я закатался в ковер и заснул.

В процессе этой дурацкой исповеди я несколько раз вскакивала, пытаясь вставить слово. Я не верила собственным ушам. Все, что рассказал Эдик, случилось в прошлом году. Не иначе как он рехнулся.

Последовала томительная пауза. Эдик молчал. О главном не было сказано ни слова.

— И это все? — донеслось из-за барьера.

— Я все сказал, капитан, — самым беспечным тоном подхватил Эдик. — Потом меня разбудили и проводили сюда к вам. Больше я ничего не знаю. Я все проспал.

— И вы не просыпались среди ночи и ничего не слышали?

Квакающий металлический голос из колодца будто знал все изначально и вопросами своими вовсе не добивался истины, а лишь формально служил бюрократической машине.

— Итак, вы проснулись среди ночи от страха? — бесстрастно вопрошал голос.

Эдик молчал.

— Вам приснился дурной сон… — продолжал голос.

— Я снов не смотрю, все какую-то дрянь показывают, — лихо отпарировал Эдик.

— Вам приснился дурной сон, и вы проснулись от страха, — бесстрастно повторил голос. — И, лежа в темноте, услыхали…

— Довольно, капитан! — дерзко прервал Эдик. — Я не нуждаюсь в ваших импровизациях. Если на то пошло, я действительно проснулся среди ночи, но вовсе не от страха, а оттого, что чуть не задохнулся в этом проклятом ковре. Я решил, что меня накануне связали… И сон тоже был препакостный, но я снов не рассказываю принципиально. Да, был какой-то шум, возня… даже крики, но все быстро затихло, и я заснул снова. Это все. Больше вы из меня не вытянете ни слова. Я убежденный материалист, капитан, и всей этой мистики не признаю. Преступление совершено, вот и разбирайтесь в нем, ищите виновного, а что там кому почудилось или приснилось — это не ваше дело. Нечего наводить тень на плетень. Переходите к следующему. Вот вам хотя бы поэт Опенкин, поэт метафизический, эстет, он с удовольствием побеседует с вами.