Мирянин - Алла Дымовская

Весьма ужасен обликом Порок,

Дабы всяк зрящий устрашиться мог;

Но, буде зрим почасту, он не мнится

Уродом страшным – и в друзья годится.

А. Поп. «Опыт о человеке»

Он шел ко мне со стороны дороги, обегавшей врезанное в скалу одной своей стороной здание приютившей нас гостиницы. Я всегда забывал его длинное, многоступенчатое имя, даже на слух так и кишевшее дефисами и предлогами, помнил только фамилию и официальный титул. Старший инспектор уголовной полиции ди Дуэро. И так или почти так обращался к нему лично. Инспектор ди Дуэро. Но про себя, не вслух, называл его просто и коротко: Фидель – из-за прекрасной, черной, как арабская ночь, окладистой бороды, делавшей его похожим на великого кубинского диктатора.

– Доброго вам утра, Луиш! – издалека еще закричал он, словно опасался, как бы я, завидев его, не дал тут же деру.

– Доброго утра и вам, инспектор, – откликнулся я. Причин скрываться и избегать его общества я не имел решительно, а даже совсем наоборот.

Я подождал, пока Фидель подойдет ближе. Семенящей, наигранно поспешной, даже и заискивающей немного походкой. Изо рта его, нет, вовсе не торчала, а неаккуратно свешивалась дрянная сигаретка без фильтра, крепчайшего табаку и отвратительная на запах. И это всегда невольно заставляло меня опасаться за состояние его прекрасно ухоженной бороды, хотя где-то на подсознательном уровне я по-мальчишески ожидал, не вспыхнет ли от случайной искорки это его природное украшение.

Фидель вроде бы неподдельно был мне рад, а может, и на самом деле не играл. Ведь я был единственным на целом острове лояльным российским гражданином, который понимал его неплохой испанский и более скверный английский, к тому же с готовностью сотрудничал и отзывался на его тяжкие инспекторские проблемы. Вот уже целых два с половиной дня отзывался – с тех пор, как бедный Фидель взялся за это страшное дело, правда не добился пока ничего.

– Что слышно нового? – спросил я. И тоже закурил для компании свое собственное «Мальборо».

– Это я вас как раз хотел спросить, – с укоризной и шутливо ответил мне Фидель. – Гуляете перед обедом?

– После обеда. Вы совсем захлопотались, инспектор. Уже три часа пополудни. – Я даже указал ему пальцем на белоснежные электронные часы возле стойки бара, открытого при гостиничном бассейне.

– Жарко сегодня. Может, выпьете со мной холодного пива? – предложил Фидель. Но я видел, что хотелось ему совсем не пива.

Что ж, сотрудничество так сотрудничество. Собственно, именно поэтому я не сплю сию минуту в шезлонге на пляже или на необъятном балконе в номере, а слоняюсь туда-сюда под въедливым солнцем. Словно предчувствуя его визит. Впрочем, предчувствие тоже было.

– Нового у меня ничего, – сознался я Фиделю.

– У меня тоже, – откликнулся он. – Но я надеюсь в скором времени…

Мы заказали пиво. В «Савое», надо сказать, это было недешево, однако Фидель показал бармену знаком: мол, за его счет. Он уже, видимо, распознал мое положение, хотя я, конечно, сам ему ничего прямо не говорил. А может, так и полагалось, что, имея конкретный интерес, контора угощает, и существовали у полиции для таких случаев некие фонды на непредвиденные расходы. Я был нужен ему, и, думаю, Фидель полагал, что нужен больше, чем он – мне. Разубеждать инспектора я, разумеется, не стал.

– Это первый случай за последние лет пять, наверное, – неожиданно сознался мне Фидель, и я почувствовал, что он говорит правду. – Конечно, у нас приключается порой и похлеще. Но не так и не в таком месте. Тем более с иностранцем.

– Вы уверены, что это именно преднамеренное убийство? – спросил я, больше для порядку. Я и сам знал не хуже инспектора, что сомнений здесь не может быть.

– Уверен. Я же вчера показал вам заключение нашего эксперта, – без малейшего неудовольствия, будто учитель школьнику, напомнил мне Фидель. Для него это было нормально вполне, что гражданское, частное лицо хватается за любую соломинку надежды. – Так что и вам, и вашим друзьям придется задержаться в Фуншале на неопределенное время.

– Вы уже, наверное, догадываетесь, инспектор, что лично для меня это сомнительное неудобство. Если бы не столь ужасная и грустная причина, я б только рад был продлить отдых. Мне некуда спешить. Занятия в университете начнутся не раньше, чем через два месяца. Так что… – Я развел руками, как бы говоря: «К вашим услугам». – Но все же вы не ответили мне или не поняли до конца. Не сомневаюсь, что это убийство. Однако преднамеренное ли?

Фидель посмотрел на меня чуть ли не торжественно. Но его можно было извинить. Для меня произошедшее – гибель, причем трагическая, одного из двух моих лучших и единственных в своем роде друзей. Для инспектора – лишний повод блеснуть способностями перед начальством и случайным зрителем. Я все понимал и мирился с этим без отвращения.

– Его не убили в драке, если вы об этом. Хотя, уж вы меня простите, Луиш, у вас, русских, такая репутация, особенно когда вы много пьете, что сам Господь велел бы мне подобное предположить. К тому же я запросил медицинскую службу. Никто из вашего отеля не обращался с физическими повреждениями. Ваш друг, господин Прянишникофф, столь мощного телосложения, что сами понимаете… – Инспектор сделал неопределенный жест рукой.

Да, я понимал и очень хорошо. Никогда бы Ника, Никита Пряничников не дал бы просто так пристукнуть себя в пьяной драке. Его сопернику «на ринге» пришлось бы куда как несладко.

– Но знаете, самое удивительное, что подобный удар могла бы нанести даже и женщина. Здесь не нужна особенно большая сила. Только точность. А еще – чтобы ваш друг, как бы это лучше сказать, сидел или лежал в покое, не очень подвижно. Височная человеческая кость – предмет хрупкий. Иногда достаточно простого падения. Но он не падал и сам не ударялся, нет. В его легких не было воды. Хотя, даже если бы и была, не в этом дело.

– Вы хотите мне намекнуть, что мой друг безусловно должен был знать того, кто его… – Я не хотел произносить и не произнес страшного слова, но Фидель понял меня и так.

– Я думаю, именно это обстоятельство в один прекрасный миг и прервет наше с вами взаимопонимание, – как о непреложном факте заявил инспектор.

– А теперь очень ошибаетесь вы. Мой друг мертв. И тот, кто это сделал, отныне мне не друг. Кем бы он ни был, – насколько мог, твердо ответил я.

– Рад это слышать. Вы, русские, совсем странные люди. И все же. Если этот человек окажется особенно дорог вам?

Это был уже подвох, и я не стал его игнорировать. Да и глупо бы вышло. Слишком уж очевиден был этот выпад для такого, как я, знатока человеческих тайн, самых темных их сторон. Я неожиданно рассмеялся.