Убойная линия. Крутые меры - Илья Бушмин

Пролог

…И вот зашел я в двери пивной. Сама пивная представляла из себя унылое, но привычное зрелище. Типичная дыра с пластиковыми столиками, с маленьким телевизором на стене, обшарпанной барной стойкой и не менее обшарпанной продавщицей – назвать ее барменом язык не поворачивается, так что пусть уж будет продавщицей. Несколько столиков были заняты, за ними типичный местный контингент. Маргиналы, алкаши, наверняка пара наркоманов, и прочее отребье.

Короче, то еще местечко. И вот вся эта публика повернула головы и уставилась на меня. Половина из них уже сообразили, что что-то происходит. Вторая половина скоро тоже сообразит. Не повернулся и не поднял глаз на меня только один человек. Сурик. Но как раз он-то мне и был нужен.

Я шагнул к его столику, ловя на себе взгляды. Некоторые из местных уже сообразили, кто я – все-таки опыт улиц дает о себе знать, и бывалые срисовывают тебя не хуже этих ваших ясновидящих, с первого взгляда – поэтому торопливо отвели глаза и сделали вид, что заняты своими делами. Чтобы не привлекать моего внимания.

Сурику было под 50. Суровое морщинистое и обветренное лицо. Седоватые короткостриженые бобриком волосы. Его столик был метрах в 10 от входа, но честное слово – мне показалось, что я шел к нему целую вечность. Сурик таращился в никуда и даже бровью не повел, когда я наконец поравнялся с ним.

На столе – тарелка с недоеденным убогим и каким-то иссохшим, как лицо старухи, бутербродом. Чекушка водки. Грязная пустая рюмка. Пустая смятая сигаретная пачка. И пепельница, наполовину полная мятых вонючих бычков.

А ведь я мог бы сказать – пепельница наполовину пустая. Мог, но не стал. Я, черт возьми, стараюсь быть оптимистом по жизни. И вам в этом скоро предстоит убедиться.

Сурик продолжает игнорировать меня. Может, реально не замечает гостя, погруженный в свои невеселые думы. Может, прикидывается. А может, и это самый реальный вариант, он уже нажрался и не может адекватно реагировать на происходящее.

Я кашлянул и кивнул на свободный стул напротив Сурика.

– Присесть можно?

Наконец он удостоил меня своим вниманием. Поднял глаза. Взгляд хмурый, но без агрессии. Скорее, даже какой-то грустный взгляд. Хороший признак. Помедлив, Сурик равнодушно пожал плечами. Я медленно уселся напротив, скосив глаза в сторону – там как раз кто-то из притихших алкашей, догадавшись, что дело идет к чему-то нехорошему, не выдержал и предпочел свалить. Более опытные сидели, понимая, что снаружи ничем не лучше – там их ждут.

И вот сидели мы с Суриком друг напротив друга и молчали. Чтобы начать двигаться в нужном направлении, я прибегнул к старому доброму способу. Куреву. Достал пачку, выудил из нее одну сигарету. Медленно положил пачку на центр столика. Все это только одной рукой – левой. Правая – она все время была в кармане куртки.

– Знаешь…

Я чуть не вздрогнул, потому что нервы – они у меня были на пределе. Голос Сурика был полон смертельной печали. Подавленный, тихий и хриплый.

– Знаешь… Если где-то и бывает любовь такая, как в стихах… Ну настоящая… То это у тех, кто сидит у хозяина. Когда человечек на зоне, то нет у него ни выгоды какой-то, ни грязи, ни этой, как ее… похабщины. Когда ты мотаешь срок, а тебя ждет женщина, ты любишь ее по-настоящему. Чисто. Светло, твою мать.

И что мне прикажете на это отвечать? Правильно – ничего. Я кивнул для солидности и чуть пододвинул курево к Сурику. Тот потянулся к пачке, закурил. Начало положено, в общем.

– Я на зоне двадцатник же провел, – Сурик с усмешкой посмотрел на меня, – Да ты уже и сам в курсах, небось, а?

Снова сдержанный кивок.

– Слышал.

Сурик вздохнул.

– С Валькой… С Валькой я во время последней отсидки познакомился. И прикинь, как? По переписке.

Он потянулся к рюмке, но обнаружил, что она пуста. В чекушке плескалось что-то на дне. Сурик допивает водку из горла, даже не поморщившись. Выпил он, судя по всему, уже очень и очень прилично, но по нему не скажешь. Голос ровный, язык не заплетается, глаза не в кучу. Я понимал, почему – всему виной адреналин. Стресс «сожрал» все выпитые градусы.

– Писал ей письма всякие с зоны. Как чувствовал, так и писал. А у нее аж крышу сорвало. Говорит, никогда у нее не было такого светлого и чистого чувства. Вот прям так и сказала, ты прикинь.

Он не требовал ответа, но я кивнул:

– Ништяк.

– Она ко мне на свиданки приезжала. За минутками этих, как ее – ласки и любви.

И вот Сурик замолчал, уйдя с головой в воспоминания. Мне это было совсем не кстати. Пришлось подталкивать его:

– А потом?

– Что? – И все-таки, решил я по этому его вопросу, Сурик был крепко пьян. – А, ну да… А потом ничего. Потом я откинулся. На воле оказался, значит. Воля… – он мрачно оскалился. – Денег нет. Работы нет. Ни хрена нет. Зато привычки есть. Да и все, что вокруг творится… Я ведь после кучи лет у хозяина и не понимаю ничего в этой жизни уже. Ну, и недостатки все мои тут, конечно, и поперли.

– Валька? – догадался я.

– Угу. Короче, не пошло у нас что-то. Так вот целый год промаялись. А, ну его нахер.

Сурик отмахнулся и уставился в никуда, давая понять, что продолжать он не намерен. Ну, нет, Сурик, так не пойдет. Говори со мной. И я решился:

– Из-за чего ты ее?

Сурик зло цокнул языком и повертел головой.

– Бабки от меня прятать стала. Я спросил, че за дела. А она мне… Крысой меня назвала. Меня, прикинь? – снова покачал головой, поражаясь, как Валька могла так необдуманно поступить. – А за такое… Такое не прощают. Сам понимаешь.

Последние его слова прозвучали неуверенно. Сурик снова посмотрел мне в глаза и, словно оправдываясь, сообщил:

– Я ее любил. Веришь?

– Верю, Сурик. Верю, – я не врал, я действительно верил ему. После стольких-то лет на этой работе. Это была не первая социальная драма, которая разворачивалась у меня на глазах. И, что хуже всего, далеко не последняя. Я дал Сурику спокойно докурить, после чего кивнул на дверь: – Ну что? Пошли?

Сурик и сам все понимал. Затушив сигарету, он спросил только одно:

– Без наручников можно?

Ты по-человечески – и я по-человечески. Такое вот у меня правило.

– Пока да. А когда в воронок погрузят… Ну ты и сам понимаешь, дальше как положено.

Сурик посопел, соглашаясь. Левой рукой – правая все еще была в кармане, ни на секунду не расслабляясь – я забрал свои сигареты со стола. А потом встал и отступил на шаг в сторону, пропуская его вперед. Сурик поплелся к двери.

Когда от его толчка дверь распахнулась, даже я был ослеплен светом фар и вспышками красных и синих проблесковых маячков. Два экипажа ППС, машина оперов из местного отделения и наша служебная тачка. Мельник, местные опера, четверо патрульных с автоматами. Все они были вооружены, и все их стволы были направлены на нас с Суриком.