Трюкач - Брэд Мельтцер Страница 10

В конце заметки Си-эн-эн сообщалось, что имена остальных пассажиров пока не разглашаются, потому что не успели известить семьи. «Врут», – подумал Зиг. Самолет упал два дня назад. Времени для оповещения предостаточно. А значит, имена скрывают, потому что не хотят говорить, что на самом деле произошло на Аляске.

Открыв новое окно, Зиг ввел пароль интранета морга. Сотрудники называли программу «Доска» – настоящая стояла в штабе, на нее заносили имена всех погибших военных и гражданских лиц, с которыми потом приходилось иметь дело Зигу.

По расписанию тела остальных погибших должны доставить с Аляски завтра утром. Зиг пролистал вниз, чтобы посмотреть, кто еще будет встречать накрытые государственным флагом похожие на гробы контейнеры.

В разделе прилетов он увидел сокращение М1: оно не сулило ничего хорошего.

Зиг смотрел на экран, прислушиваясь к гудению лэптопа и жужжанию пчел за окном.

Marine One – президент Соединенных Штатов собственной персоной.

Си-эн-эн сообщило, что на должность главного библиотекаря страны Рукстула назначил сам президент. Очевидно, они дружили. Но чтобы президент явился лично…

Нола, в какую историю ты, черт возьми, вляпалась?

* * *

Гидри, штат Техас Девятнадцать лет назад

Ноле семь лет.

Она была наблюдательной девочкой. Даже в этом юном возрасте Нола замечала, как ее мама Барб Лапойнт разглядывает свое отражение в блестящем смесителе всякий раз, когда моет посуду, а папа Уолтер при чтении газеты сосредоточенно шевелит губами.

Но сегодня Нола не заметила ничего особенного. Она слишком увлеклась любимой едой – бургером «Космический джем» с сыром, шоколадным молоком и печеньками «Орео» – разумеется, в двойной порции.

– А как насчет этого, лапочка? – спросил Уолтер.

Она проворонила первый намек. Ее прежде не называли лапочкой. Такое обращение заслуживали лишь родные дети Лапойнтов.

Отставив в сторону тарелку с печеньем, Уолтер пододвинул слоеный торт с ванильной глазурью. Нола на всю оставшуюся жизнь запомнит зеленые буквы: Мы будем скучать!

Нола в смущении подняла голову. Приемные родители избегали смотреть ей в глаза.

– Ты ночуешь у нас в последний раз, – буднично объявил папа Уолтер.

– Что вы с-собираетесь делать? Почему?

В душе Нола знала почему.

Полтора года назад ее и брата-близнеца Родди забрали из убогого интерната в Арканзасе. Барб Лапойнт увидела фото детей на факсе и лично приехала за ними, ожидая встретить миленьких трехлетних карапузов. Однако Нола и ее брат – оба с одинаковыми стрижками «под горшок», чтобы хищники не узнали в ней девочку, – были на три года старше указанного интернатом возраста. Их дурное поведение интернат тоже не потрудился упомянуть.

Первую ночь в Техасе Нола просидела в кладовке рядом со спальней, прижимая к себе единственную вещь, вывезенную из интерната, – плюшевую розовую слониху по имени Элли.

Брата Родди природа наградила такими же черными глазами с золотыми искорками и кожей цвета густого меда. Однако в отличие от угрюмой Нолы у брата была обезоруживающая улыбка, которая придавала ему обаяние и привлекательность. За улыбкой скрывался вредный характер.

В первую же неделю после переезда к Лапойнтам кто-то разбил выходящее во двор окно. Родители подумали на соседских детей. Потом начали пропадать игрушки. Когда их находили, они воняли мочой. Вскоре Лапойнты стали тревожиться за безопасность собственных детей, особенно после того, как был подожжен ковер в гостиной.

Родители вызвали психотерапевтов, на время наступил покой. Но тут Нола вернулась из школы с подбитым глазом (и счетом за медпомощь), ее побил пятиклассник, которому она вышибла передние зубы стальным термосом за то, что он ее дразнил.

– Мисс Нола, – спокойно произнес Уолтер, отчего девочке окончательно стало не по себе, – тебе пора.

– Н-не надо. – Слезы хлынули у нее из глаз. – Нет… пожалуйста, я не хочу.

Уолтер схватил ее за руку.

– Прошу вас, не надо! – крикнула она, пытаясь освободиться от хватки.

На верхней лестничной площадке остальные дети сгрудились в кучку и смотрели с виноватым видом, словно подглядывали за Санта-Клаусом. Дальше всех стоял ее братец Родди. Он наклонил голову, чтобы никто не увидел ухмылку в его черных глазах.

Нола хотела крикнуть «Это все он, Родди!», это он разбил окно и обоссал игрушки. Он первый затеял драку с парнем, получившим по зубам термосом. Тот кинулся на него с кулаками, когда Родди сказал, что наспускал в его портфель, Нола попросту бросилась выручать брата.

Признаться, ковер подожгла Нола – это была опрометчивая, непродуманная попытка выгнать всех из дому на улицу, чтобы спасти собаку, за которой гонялся Родди с зажженной свечой, но кто ей теперь поверит?

Они поверили бы. По правде говоря, Лапойнты все это знали. Неприятности доставляли оба близнеца, но внимания специалистов требовал один Родди. Денег не хватало. Имея трех собственных детей, Лапойнты могли помочь только одному из близнецов. Барб Лапойнт провела в молитве целую неделю. Решение было принято – найти новый дом для Нолы. Из двоих близнецов она гораздо крепче. Конечно, ей придется несладко, но она выдержит. Ничего с ней не станется.

– Я буду хорошей. Мы оба будем хорошими! – умоляла Нола. Ее зубы почернели от печенья «Орео», с губ разлетались крошки. – Мы будем хорошими!

«Дон-дон-динь-динь-дилинь», – зазвонил дверной звонок. В первые дни после приезда Ноле нравилась мелодия звонка. Она имитировала «Желтую розу Техаса», хотя девочка никогда не слышала эту песню.

– Ну, пожалуйста… – клянчила Нола.

Уолтер сгреб ее в охапку и отнес из кухни в гостиную. Нола хваталась за стулья, телефонный шнур – все, что попадалось под руку. Барб, хлюпая носом, шла за следом, помогая отдирать руки Нолы от порога.

– Мама, прошу тебя, не отдавай меня в интернат! Не отдавай!

Нола выкрикивала эти слова снова и снова. Не отдавайте меня в интернат.

Но ее отдали не в интернат.

Ее отдали ему.

Через три недели Нола стояла в холодной крохотной кухне в Оклахоме. Подбородок постоянно опущен, словно пришпилен к груди скобками. Иногда поза выражала застенчивость, иногда – страх. Сегодня она выражала в равной мере и то, и другое.

Делая вид, что моет посуду, Нола косилась на хозяина дома, ожидая, как он отреагирует на приготовленный ею стейк.

Новый папа, Ройол Баркер, католик с изрытым оспинами лицом, хищным взглядом и длиннейшими в мире ресницами, ничего не скажет – Нола это уже усвоила. Он вообще редко открывал рот. Однако Ройол ревностно относился к качеству стейков и еще ревностнее – к любимому завтраку, стейку с яйцом.