Римский медальон - Джузеппе Д'Агата Страница 10

— Наконец и я вас чем-то удивил… — Эдвард пытался улыбнуться, но ощущал страшную тяжесть во всем теле. Говорить и двигаться было все труднее. Наверное, сказывалось выпитое. — Мне кажется, нас что-то связывает, хотя что — толком не знаю. Ведь вы не откажетесь встретиться со мной еще раз? Можно завтра заехать за вами в мастерскую?

— Нет-нет! — Лючия вздрогнула и попыталась отнять руку. — Я не могу.

— Боитесь… Тальяферри?

— Нет, не поэтому. — Черты ее лица исказило сильное волнение. — Прошу вас, не настаивайте, не ищите меня.

— Хорошо. Но тогда объясните, почему же сегодня мы оказались здесь вдвоем? — Эдвард внимательно смотрел на нее. — Тем более что — готов поспорить — Тальяферри не придет.

— Почему вы так решили?

— Лючия, синьора Джаннелли, администратор гостиницы «Гальба», утверждает, что не знакома с вами. — Вдруг Эдвард увидел, что лицо Лючии дрогнуло и поплыло перед ним. Да и все окружающие его предметы начали терять свои очертания. И соображать, и говорить становилось все труднее. Но зачем эта маленькая лгунья морочит ему голову?

Лючия даже не отвела глаз.

— Я вижусь с нею почти каждый вечер.

Почувствовав, что лоб его покрылся испариной, Эдвард ослабил узел галстука.

— Хотелось бы мне хоть раз увидеть вас вместе. А Тальяферри… готов спорить, что он не придет. — Силы покидали Эдварда. — Поспорим? Нас, англичан, хлебом не корми, но дай заключить пари. — Он понимал, что выглядит сейчас жалко. Но глаза сами собой закрывались, а голова опускалась на руки. — Бога ради, извините. Мне казалось, я выпил не так уж много…

— Вы не должны были трогать медальон.

— Это… вы это имели в виду… когда говорили, что можно потерять голову?

На этих словах сознание покинуло его.

* * *

Очнулся Эдвард уже на полу. Мрачные своды таверны бешено вращались над ним. Он протянул руку, надеясь на помощь Лючии. Но сквозь туман видел, что девушка медленно поднимается из-за стола. Зеленые глаза ее были совершенно бесстрастны.

Музыкант продолжал перебирать струны. Однако звук был странным образом искажен. Теперь звучала фуга, и не в гитарном, а в органном исполнении. Это была та мелодия, которую слушала Оливия, сидя в одиночестве у телевизора в гостинице «Гальба»!

Стены таверны вновь пришли в движение вокруг Эдварда. И люди двигались, как при замедленной съемке. Лючия поднесла руки к очагу, и языки пламени вытянулись навстречу длинным пальцам девушки, точно хотели втянуть ее в огонь. В медальоне, висевшем на груди Лючии, плясали красные отблески. Два одинаковых лица — хозяина таверны и музыканта — склонились над Эдвардом, который лежал на полу, беспомощно раскинув руки. Глаза его были широко раскрыты, он шевелил губами, но не мог издать ни звука.

Взяв Эдварда за плечи и за ноги, мужчины легко подняли его и понесли к выходу. И в этот момент чья-то тень скользнула вдоль стены. Человек с длинными волосами и закрытым усами и бородой лицом спускался по лестнице. Одет он был, как одевались в прошлом веке художники. Человек остановился, чтобы взглянуть на Эдварда, но через несколько мгновений исчез, и тень его тоже слилась с мрачными стенами зала.

Больше Эдвард ничего не видел.

Первые лучи солнца скользили по закрытым ставням, пустым площадям и улицам Рима. Только дворники, подметавшие вчерашний мусор, нарушали сладкую тишину. А в гулких переулках Трастевере утреннюю тишину смущал стук каблучков. Девица в короткой юбке, со следами косметики на поблекшем лице, шла разболтанной и неуверенной походкой. На плече у нее болталась дешевая сумочка.

Рядом с «ягуаром», припаркованным на площади неподалеку от базилики Санта Мария ин Трастевере, женщина замедлила шаг и обеспокоенно оглянулась.

Дверца машины со стороны водителя была приоткрыта. За рулем, откинув красивую голову на спинку сиденья, сидел мужчина, судя по всему — иностранец. Глаза его были закрыты. Он казался мертвым. Девица наклонилась и осторожно тронула его за руку. Убедившись, что перед ней не безжизненное тело, она сильнее потянула за рукав:

— Эй, приятель!

Эдвард шевельнулся, открыл глаза и с трудом поднял голову:

— А… Что случилось?

Женщина рассмеялась:

— Мамма миа! Я уж решила, что ты готов…

— Где я? — Эдвард беспомощно озирался. Единственное, что он знал сейчас достоверно, было: женщина, так грубо разбудившая его, — итальянка, а спящий вокруг город — Рим.

— Уж прости, что не дала поспать. Дверца была открыта… Да и видок у тебя тот еще. — Девица помогла Эдварду выбраться из машины.

Что-то более или менее связное начало всплывать в его памяти.

— Таверна… Здесь есть таверна «У Ангела»?

— «У Ангела»? Хотелось бы знать, где это? — Девица усмехнулась. — «У Ангела»! Боюсь, дружок, что единственный ангел в этих краях — это я, а посему, если ты хочешь подкрепиться или просто расслабиться, — она оглядела Эдварда с профессиональным цинизмом, — можем заглянуть ко мне. Это здесь рядом.

— Не беспокойся. Ничего не нужно, кроме… таверны «У Ангела».

— Далась она тебе в этот час!

— Таверна «У Ангела», — упрямо повторял Эдвард.

— Ну, тебе виднее.

Незнакомка пожала плечами и продолжила свой путь. Эдвард сделал несколько неуверенных шагов. Решительно ничто здесь не напоминало их с Лючией ночной маршрут.

Женщина обернулась:

— И куда же ты пошел бродить в такое время? Вон за углом полицейский участок. Может, там что-нибудь знают. Но я туда не ходок. Предпочитаю держаться от этих ребят подальше.

— Спасибо за совет, синьора!

— Да брось! Какая я тебе синьора… — И, покачиваясь, женщина свернула в ближайший переулок.

Комиссариат полиции действительно находился неподалеку, в здании старинного монастыря, о чем уведомляла табличка рядом с застекленной дверью.

Недолго думая, он поднялся на ступеньку и толкнул дверь. В столь ранний час в приемной комиссариата посторонних не было. Какой-то полицейский чин в расстегнутом мундире сидел за обшарпанным столом и отсчитывал чаевые мальчику-посыльному, который принес термос с кофе из соседнего бара. Второй полицейский, рангом пониже, пришивал к куртке пуговицу. Взглянув на вошедшего, полицейские переглянулись, и старший бросил какую-то фразу, но слов Эдвард не разобрал. Это был диалект, на котором разговаривали коренные жители этого старейшего района Рима, как бы давая понять, кто главный в этом городе.

Эдварда усадили, напоили горячим кофе и — скорее, чтобы скоротать пустые утренние часы, — выслушали, кивая и причмокивая губами. Он был далеко не первым иностранцем, с которым таким же вот ранним утром доводилось беседовать полицейским за годы своей негромкой служебной карьеры.