Проект «Феникс» - Франк Тилье Страница 10

Они прошли на кухню, и Люси включила кофеварку.

— Прежде чем вы спросите меня, как мне живется, скажу: не проходит ни секунды, чтобы я не думала о случившемся. Когда это произошло, майор, я оказалась по ту сторону границы. Я оказалась с теми, кто всегда был рядом с нами, но не особенно занимал наше внимание: с потерпевшими… нет, с жертвами. С жертвами, которые еще дышат и даже иногда смеются. Жизнь на оставшемся им отрезке пути продолжается, и, значит, я — в порядке. Насколько можно, в порядке.

Она взглянула на двух кукол в углу, одинаково одетых, одинаково причесанных.

— Ну и потом… у меня же осталась Жюльетта… И мне нужно теперь сделать для нее всё.

Кашмарек перевел тяжелый взгляд с кукол на хозяйку дома. Она заметила это и сочла нужным объяснить:

— Вас, кажется, удивили эти куклы? Две куклы, а дочь только одна…

Люси подошла к куклам, взяла одну в руки, поправила серую жилетку.

— Для Жюльетты Клара жива. Психиатр сказал, что нужно время, чтобы девочка физически отделила себя от сестры. Может быть, на это уйдут многие годы, но в конце концов это случится. А пока у малышки в голове нечто вроде защиты: механизм, который призывает Клару, когда Жюльетта в ней нуждается. Тот самый механизм, что иногда делает нас терпимыми к душевной боли, что помогает нам перенести куда больше, чем мы можем себе представить. В любом случае таинственная связь между однояйцевыми близнецами не исчезает никогда. Клара так и останется жить в голове у Жюльетты. И в моей тоже. Даже через пятьдесят лет. Клара будет жить всегда… И я хочу этого сейчас больше всего на свете. Чтобы она продолжала жить. В голове моей дочки и в моей.

Полицейский взял стул и уселся, поставив локти на стол и опершись подбородком на сжатые кулаки. Он молча взглянул на Люси, потом снова огляделся: ни единой бутылки спиртного, ни единой упаковки таблеток или порошков. И ни малейшего признака распущенности, неопрятности — всё по местам, посуда вымыта, приятно пахнет лимоном.

— А ты сама? Ты обращалась за помощью? Я имею в виду, к психиатру или психологу?

— И да и нет. Походила к одному, в самом начале, но… мне показалось, что это ничего не дает. Я даже не помню, что было на этих сеансах. Думаю, что моему сознанию самому удалось справиться: я поставила барьер.

Люси замолчала. Кашмарек решил, что лучше сменить тему.

— Нам, в бригаде, очень тебя не хватает. Нам ведь это тоже далось непросто, ты же знаешь?

— Это всем далось непросто.

— А как у тебя с деньгами?

— Нормально… Если не выпендриваться, работа найдется всегда.

Люси нажала на кнопку, чашки быстро наполнились. Время шло, стрелка часов звучно отмеряла секунды. Восемь пятьдесят. Через час начнутся звонки, начнется ругань в трубке, аж в ушах загудит. Поставив перед майором чашку с кофе, Люси села напротив и спросила без обиняков:

— Так что там с Царно?

— Его обнаружили в тюремном карцере мертвым. Погиб от потери крови.

Приехали заместитель прокурора, отдавшего приказ забрать тело Евы Лутц, и четверо криминалистов. Заместитель в костюме и при галстуке, криминалисты — в белых стерильных комбинезонах, придававших им сходство с карнавальными зайчиками, но позволявших не оставлять лишних следов на месте преступления. Практически следом за ними появились оперативники, ветеринар центра и работники морга, так что вскоре здесь собралось и засуетилось человек десять, все с единственной целью — установить истину.

Пока Леваллуа допрашивал Эрве Бека, в обязанности которого входил уход за подопытными животными, Шарко с Клементиной Жаспар прогуливались по аллейкам между вольерами, где содержались колонии различных обезьян. Ветки деревьев трепетали на ветру, шелестели листья, то тут, то там раздавались пронзительные крики, другие непривычные для полицейского уха звуки. Равнодушные к разыгравшейся в центре трагедии приматы жили своей обычной для начала дня жизнью: искали друг у друга блох, собирали со стволов термитов, играли со своими четверорукими детенышами.

Клементина остановилась перед небольшой башенкой, откуда можно было наблюдать за животными сверху, оперлась локтями на горизонтальный брус. В руках у директора Центра приматологии была папка для бумаг с резинками, и Шарко снова обратил внимание на то, какие толстые и корявые у Клементины пальцы.

— Евина диссертация была посвящена основным принципам биологической эволюции, а в связи с этим — латерализации у крупных обезьян различных функций, например, формированию праворукости или леворукости. Это помогло бы понять, почему люди куда чаще рождаются правшами, чем левшами.

— За этим она и приехала в ваш центр?

— Да, и должна была остаться здесь до конца октября. Ева приступила к работе еще в две тысячи седьмом году, но собственно латерализацией занялась только в конце лета две тысячи девятого. Ее заинтересовали тогда пять видов крупных приматов: люди, бонобо, шимпанзе, гориллы и орангутаны. Здесь у нас ей для начала надо было составить статистические таблицы. Она наблюдала за разными видами обезьян, отмечала и регистрировала, какой рукой приматы хватают палку, чтобы собирать муравьев, как изготовляют для себя орудия и как раскалывают орехи. Потом из всего этого предстояло сделать выводы.

Шарко тем временем допивал четвертую чашку кофе без кофеина.

— Ева работала одна?

— Совершенно одна. Существовала здесь, как свободный электрон. Милая, скромная девушка, очень любившая животных.

«Жаспар, наверное, тоже любит животных, — подумал Шарко. — Смотрит на своих приматов с такой какой-то особенной нежностью в глазах, будто каждый из них — ее обожаемое дитя».

Клементина протянула полицейскому папку:

— А теперь читайте внимательно. Это результаты наблюдений Евы за животными со времени прихода в центр, то есть за двадцать дней. Папка лежала на письменном столе — вероятно, Ева вчера собиралась взять ее, уходя…

Шарко снял резинки.

— А что, собственно, мне скажут эти результаты?

— По каждой из обезьян каждой из колоний Ева должна была записывать целый набор параметров: повторения у одной и той же особи некоторых жестов, отмеченных в левой колонке ее протоколов, свидетельствовали бы о наличии или отсутствии у животного латерализации.

Комиссар открыл папку, проглядел несколько листков. Сплошь таблицы. Сверху напечатаны сведения, имеющие, видимо, отношение к обезьянам, сгруппированным по видам. От руки не вписано ровно ничего — все клетки таблиц пусты.

— Получается, Ева Лутц не работала?

— Получается так. Или работала не над той темой, которая обозначена ее научным руководителем. Но при этом мне говорила обратное: рассказывала, что за три недели довольно далеко продвинулась и точно успеет уложиться в срок.

— А зачем ей было приезжать сюда, если она не собиралась ничего делать?