Похищенная - Чеви Стивенс Страница 10

— Соленая.

— Прекратите. Прошу вас, прекратите все это. Я боюсь.

Он развернул меня и усадил на край кровати. Он не смотрел мне в глаза — просто уставился на мое тело. По лицу его пробежала капля пота и, сорвавшись с подбородка, упала мне на бедро. Она обожгла мне кожу, и я безумно хотела вытереть ее, но боялась пошевелиться. Он встал передо мной на колени и начал целовать меня.

На вкус это напоминало кислый старый кофе.

Я выгибалась, стараясь уклониться от него, но он только еще крепче прижимался губами к моим губам.

Наконец он оставил меня в покое. Я с благодарностью набрала полные легкие воздуха, но этот воздух застрял у меня в горле, когда я увидела, что он встал и начал снимать одежду.

Он не был особенно мускулистым парнем, но мышцы его были рельефными, как у бегуна, а все тело абсолютно безволосым. Его гладкая кожа поблескивала в свете свечей. Он внимательно наблюдал за мной, будто ждал, что я что-то скажу, но я не могла ничего сделать, только смотрела на него и отчаянно дрожала. Его возбужденный член начал опускаться.

Он обхватил меня и повалил спиной на кровать. Раздвигая мне ноги коленом, он прижал одну мою руку своим телом, а вторую, упершись локтем мне в плечо, левой рукой завел мне за голову.

Я попыталась вывернуться, но он крепко прижимал мою ногу своей. Его свободная рука начала стаскивать с меня трусики.

Мой мозг лихорадочно сканировал в памяти все, что я когда-либо слышала о насильниках. Что-то про власть… им необходимо ощущение власти. Но насильники бывают разные, и некоторым из них нужно что-то другое. Я никак не могла вспомнить, что именно. Ну почему я не могу это вспомнить!? Если я не могу остановить его, может быть, мне хотя бы удастся заставить его надеть презерватив?

— Стоп! У меня… — Грудь его больно вдавливала мой кулак в солнечное сплетение. — Болезнь, — выпалила я. — Я больна! Вы можете заразиться, если…

Он сорвал с меня трусики. Я начала дико извиваться. Он улыбался.

Почти задыхаясь, я прекратила сопротивление, жадно хватая ртом воздух. Мне нужно было подумать, сосредоточиться, нужно было найти какой-то выход…

Улыбка на его лице начала таять.

Наконец я все поняла. Чем больше я реагировала, тем больше ему нравилось. Я заставила себя унять дрожь. Я перестала плакать. Я перестала двигаться. Я стала думать о самолетах. И он очень быстро заметил это.

Он сильнее надавил локтем, и я даже подумала, что сейчас он сломает мне руку, но все равно не издала ни звука. Он раздвинул мои ноги еще шире и попытался силой войти в меня, но член его был мягким. Я заметила, что на плече у него родинка, из которой торчит длинный волосок.

Он сжал челюсти и, заскрипев зубами, выдавил:

— Назови меня по имени.

Я молчала. Я не собиралась называть этого выродка именем своего отца. Он мог контролировать мое тело, но я не позволю ему управлять тем, что мне говорить.

— Скажи мне, что ты сейчас чувствуешь.

Я продолжала пристально смотреть на него.

Он повернул мою голову, и теперь я смотрела в сторону.

— Не смотри на меня.

Он снова попытался силой войти в меня. Я думала об этом одиноком волоске из родинки. Все его тело было гладко выбрито, кроме этой родинки. Пройдя через этап ужаса, я перешла к истерике и начала хихикать. Он был готов убить меня за это, но остановиться я не могла. Хихиканье переросло в нервный хохот.

Лежащее на мне тело замерло. Я по-прежнему смотрела в сторону, отвернувшись лицом к стене. Он протянул свободную руку и зажал мне рот. Потом снова повернул мою голову так, чтобы я смотрела ему в глаза. Губы мои были расплющены о зубы, а рука его давила все сильнее. Я почувствовала во рту соленый вкус крови.

— Сучка! — воскликнул он, забрызгав меня слюной.

Лицо его снова изменилось. Казалось, жизнь покинула его. Он соскочил с кровати, задул все свечи и широкими шагами ушел в ванную. Вскоре оттуда раздались звуки льющейся из душа воды.

Я подбежала к выходу и дернула за ручку двери. Она была заперта. Душ выключился. Сердце мое снова бешено забилось, и я бросилась обратно на кровать. Отвернувшись лицом к стене, я облизывала кровоточащую губу и плакала. Кровь смешивалась во рту со слезами.

Кровать прогнулась — это он лег рядом со мной.

Он вздохнул.

— Господи, как я люблю это место! Здесь так тихо — я установил дополнительную звукоизоляцию. Даже стрекотания сверчков не слышно.

— Пожалуйста, отвезите меня домой! Я никому ничего не скажу. Клянусь! Пожалуйста.

— Здесь мне снятся самые лучшие сны.

Он придвинулся, закинул свою согнутую ногу на мою, взял меня за руки и замер. Я лежала с прижавшимся ко мне голым извращенцем и мечтала, чтобы кровать разверзлась и бездна поглотила меня. У меня болела рука, болело лицо, болело сердце. Я заснула в слезах.

У нас осталось мало времени, но я уже заканчиваю. Да, я помню, что следующий сеанс мы пропускаем из-за Рождества. Это и к лучшему — мне необходима передышка от всей этой грязи. Чтобы рассказать вам об этом, мне приходится возвращаться туда. Отказаться от этого во много раз проще. Ну, во всяком случае, я могу поверить, что это так, обмануть себя… на пару секунд. Замалчивать — это то же самое, что закрывать дверь перед взбесившейся в половодье рекой. Сначала через щели начинают прорываться тоненькие струйки воды, а дальше только и успеваешь понять, что следующим ударом срывает с петель дверь. Теперь, когда я уже впустила немного воды, может быть, всю дверь и не вынесет? Если я дам волю тому, что есть у меня внутри, может быть, я поплыву дальше со всей рекой? Ладно, сейчас я думаю, что мне нужно побыстрее попасть домой и принять горячий душ. А после этого, вероятно, еще один.

— Как у вас прошло Рождество, док? Надеюсь, Санта принес вам что-нибудь хорошее. То, что вы каждую неделю занимались с такой больной на голову, как я, должно было гарантировать вам место в его списке на поощрение. А я? Что ж, несмотря на все мои намерения избежать любых форм праздничного веселья или каких-то развлечений, они просто вломились ко мне в дверь. В буквальном смысле. Сначала пришли скауты, которые продавали елку. Возможно, меня вдохновил ваш венок на дверях или же, черт побери, тут сыграло роль то, что им хватило смелости постучать в единственную дверь без праздничной иллюминации, но все закончилось тем, что я таки ее купила. Я всегда балдела от парней в униформе.

Проблема заключалась в том, что мама успела избавиться от всех елочных украшений, и каждый раз, когда я думала о том, чтобы зайти за ними в магазин… в общем, даже если люди уже не смотрят так, будто у меня на плечах сидит гоблин, я все равно скорее предпочла бы станцевать босиком на осколках стеклянных елочных игрушек, чем идти в магазин в это время года. Я так устала смотреть на это чертово дерево в углу, такое печальное и голое, что в итоге оттащила его в бесплатную ночлежку в городе. Подумала, что там она может кому-то доставить радость.