Дочь палача - Оливер Петч Страница 10

— Меч? — спросил Симон.

Куизль пожал плечами.

— Скорее, сабля или алебарда.

— И кто отважился на такое? — покачал головой Симон.

Палач перевернул тело. На плече стоял знак, немного стертый при переноске, но до сих пор хорошо заметный: фиолетовый круг с крестом в нижней части.

— Что это? — спросил Симон.

Якоб Куизль низко склонился над телом мальчика, потом послюнил палец и, легонько потерев знак, взял палец в рот. Почавкал, словно пытался распробовать.

— Сок бузины, — сказал он. — И неплохой. — Поднес палец к Симону.

— Как? Я думал, это…

— Кровь? — Палач дернул плечом. — Кровь давно стерлась бы. Только сок бузины так долго держит цвет. Можешь спросить у моей жены. Ругается на чем свет стоит, когда малыши в нем пачкаются. Хотя…

Он принялся тереть знак.

— Что?

— Краска частично под кожей. Кто-то вколол ее туда иглой или кинжалом.

Симон кивнул. Он видел подобное у солдат из Кастилии или Франции. Они набивали у себя на плечах кресты или изображения Богородицы.

— Но что означает это символ?

— Хороший вопрос, — Куизль глубоко затянулся, выдохнул дым и надолго замолчал. Он заговорил лишь через некоторое время. — Это символ Венеры.

— Что-что? — Симон внимательнее посмотрел на знак. Его внезапно осенило, где он видел его прежде. В книге по астрологии.

— Символ Венеры, — палач прошел в комнатушку и вернулся с запачканным фолиантом в кожаном переплете. Полистал его немного в поисках нужной страницы. — Вот, — показал он Симону.

На странице был нарисован тот же символ, а рядом с ним еще один — круг со стрелой, направленной вверх и вправо.

— Венера. Богиня любви, весны и роста, — вслух зачитал Куизль. — Противоположность Марсу, богу войны.

— Но в чем его смысл на теле мальчика? — спросил Симон в растерянности.

— Это старинный знак, даже древний, — ответил Куизль и снова затянулся от длинной трубки.

— И что он еще значит?

— У него множество значений. Он символизирует женское начало в противоположность мужскому. Это символ жизни, а также продолжения жизни после смерти.

Симон почувствовал, как стало трудно дышать. И вызвано это было вовсе не клубами дыма, окутавшими его.

— Но… ведь это же ересь, — прошептал он.

Палач поднял густые брови и посмотрел Симону в глаза.

— В этом-то и проблема, — сказал он. — Символом Венеры пользуются ведьмы.

И выпустил дым лекарю в лицо.

Шонгау купался в лунном свете. Время от времени наползали облака, и тогда река и город погружались в темноту. У Леха стоял человек и, погрузившись в раздумья, смотрел на бурный поток. Мужчина высоко поднял воротник подбитого мехом плаща и повернулся к городским огням. Ворота давно были заперты, но для таких, как он, всегда найдется лазейка. Требовалось лишь знать нужных людей и располагать небольшой суммой денег. Ни то, ни другое не составляло для этого человека большой трудности.

И тем не менее человек дрожал. Виной тому был не только холод, которым в апреле еще веяло с гор. Мурашки бежали по телу от страха. Мужчина осторожно оглядывался по сторонам, но не видел ничего, кроме черной ленты реки и нескольких кустов на берегу.

Он слишком поздно уловил шорох позади себя. Следующее, что он почувствовал, было острие сабли, ткнувшей спину сквозь меховой плащ, камзол и бархатную тунику.

— Ты один?

Голос прозвучал над самым ухом. Запахло спиртом и тухлым мясом.

Мужчина кивнул, но человеку за спиной этого показалось недостаточно.

— Ты один, чтоб тебя?

— Ну а как же!

Спину перестало колоть, острие отодвинулось.

— Повернись! — прошептал человек.

Мужчина развернулся как по приказу и боязливо кивнул собеседнику. Закутанный в черный шерстяной плащ и в надвинутой на лицо шляпе с пером, тот выглядел так, словно явился прямиком из преисподней.

— Зачем звал? — спросил он и убрал саблю в ножны.

Человек перед ним сглотнул. Затем к нему вернулась его обычная самоуверенность. Он выпрямился и гневно вскинулся на пришедшего.

— Зачем звал?.. Мне говорили, ты и так знаешь!

Тот пожал плечами.

— Мальчик мертв. Что тебе еще надо?

Человека из города ответ не устроил. Он яростно дернул головой и взмахнул тонким указательным пальцем.

— А другие? — прошипел он. — Их было пятеро! Три мальчика и две девочки. Что с остальными?

Чужак отмахнулся рукой.

— До них мы еще доберемся, — ответил он и пошел прочь.

Мужчина бросился за ним.

— Проклятье! Так мы не договаривались!

Он крепко схватил уходившего за плечо. О чем в следующий миг крепко пожалел… Жесткая ладонь, словно тисками, сдавила ему горло. Схвативший его внезапно обнажил белые зубы в улыбке, больше походившей на волчий оскал.

— Ты боишься? — спросил он тихо.

Мужчина сглотнул и почувствовал, как трудно стало дышать. Когда начало темнеть в глазах, чужак выпустил его и отпихнул в сторону, словно надоедливую зверушку.

— Ты боишься, — повторил он. — Вы, торгаши, все одинаковые.

Мужчина закашлялся и отступил на несколько шагов. Он поправил одежду и почувствовал, как постепенно вернулась способность говорить.

— Просто доведите дело до конца, — прошептал он. — Дети не должны заговорить.

Его собеседник снова блеснул зубами.

— Но тебе придется доплатить.

Человек из Шонгау пожал плечами.

— На это мне наплевать. Лишь бы все осталось позади.

Второй, казалось, на мгновение задумался. Наконец он кивнул.

— Нужны имена, — сказал он тихо. — Ты знаешь их, потому назови имена.

Мужчину пробрала дрожь. Он видел детей лишь мельком, но был уверен, что знает их. Он почувствовал, словно переступал через некий порог. Еще не поздно было все вернуть…

Имена слетели с языка, прежде чем он успел что-либо сообразить.

Человек кивнул. Затем резко развернулся и через несколько секунда слился с темнотой.

Среда, 25 апреля 1659 года от Рождества Христова, 7 утра.

Якоб Куизль плотно закутался в плащ и шел по Монетной улице, стараясь не наступать в помои и кучи нечистот возле дверей. Ранним утром по улицам еще стелился туман, воздух был влажным и холодным. Прямо над ним кто-то распахнул окно и выплеснул на улицу ночной горшок. Куизль с проклятием отскочил в сторону, и на мостовую прямо возле него обрушился водопад мочи.