Те, кто против нас - Борис Руденко Страница 10

* * *

— Историк-то наш оказался заурядным жуликом, — рассказывал Гонта Магистру. Они сидели на скамейке на Чистых прудах. Грохот сплошного автомобильного потока за их спинами делал беседу неслышной не только для посторонних, но и трудноватой для самих участников. Порой каждому из них приходилось наклоняться к самому уху собеседника. — Украл из своего музея какую-то ценную книгу, его довольно быстро задержали и посадили.

— Неужели манускрипт Зеваэса? — поднял брови Магистр.

— Нет. Другую, хотя, как я понимаю, не менее ценную.

— И что говорят по этому поводу его сослуживцы?

— Я бы сказал, что они чрезвычайно удивлены. У Нестерова там отличная репутация, никто и помыслить не мог, что он способен на такое.

— А как обнаружилась кража? Это сотрудники музея заметили?

— В том-то и дело, что нет. В музее узнали об этом только тогда, когда к ним пришли сотрудники милиции.

— Он что, попался на продаже? — продолжал расспрашивать Магистр.

— Нет. Филин побывал в суде и посмотрел дело этого Нестерова. Все материалы начинаются с рапорта опера из отделения милиции о том, что из оперативных источников ему стало известно, будто такой-то гражданин упер ценнейший музейный экспонат и намеревается его сбыть за границу.

— Так-так, и что было дальше?

— Оперативник посетил музей и убедился, что книга в хранилище действительно отсутствует. После этого возбудили дело, провели у Нестерова обыск и обнаружили книгу.

Магистр размышлял с минуту.

— Тебе все это не кажется странным? — спросил он наконец.

— Что тут странного? — удивился Гонта.

— Появляется статья этого Нестерова, и почти сразу после этого его обвиняют в краже. Да и оперативность органов в данном случае меня весьма удивляет.

— Не совсем же они даром хлеб едят! — возразил Гонта.

— Не совсем, — согласился Магистр. — Вопрос только в том: чей хлеб? Думаю, тебе нужно с ним поговорить.

— С Нестеровым? Да где ж мне его искать? — присвистнул Гонта.

— Там, где он должен сейчас находиться. Мы должны знать все, что знал Нестеров. И, возможно, узнали другие. Считай, что ничего важнее этого на сегодня для нас нет. Можешь использовать для этого все ресурсы организации.

— Если я вас правильно понял, вы предоставляете мне особые полномочия? — осторожно уточнил Гонта. — Вплоть до…

— Именно так, — подтвердил Магистр. — Включительно. И поторопись, пожалуйста. Если мои предположения, верны, колонией несчастья Нестерова не ограничатся.

— Но мне еще нужно узнать адрес этой колонии. Сибирь — она большая, знаете ли. К тому же, может, он вовсе не в Сибири.

— Вот и узнавай! Откуда его послали? Из пересыльной тюрьмы? Возьми с собой Филина, поезжайте туда и выясняйте.

— Если они хотели заткнуть ему рот, то могли ликвидировать его прямо здесь, — проворчал Гонта. — Зачем было придумывать такую сложную комбинацию?

— Затем, чтобы иметь время выяснить, чем еще он располагает. Кто за ним стоит. Затем, наконец, чтобы использовать его, если такая необходимость возникнет. На месте свяжешься с нашей секцией. Тебе понадобится поддержка. Не исключено, что за ним и там продолжают наблюдать.

— Я с вами не согласен, Магистр, — возразил Гонта. — Если за ним действительно наблюдают, лишние движения абсолютно вредны. Под хорошей легендой я все сделаю сам, никто меня не заметит и не вспомнит.

— Свяжешься с секцией! — повторил Магистр. — Тебе хорошо известна цена вопроса. Я надеюсь, ты вылетишь уже сегодня?

— Я могу и не достать билета, — обиженно начал Гонта, но встретил насупленный взгляд Магистра и осекся на полуслове. — Извините, Магистр, я еще не привык пользоваться особыми полномочиями. Хорошо, я вылетаю!

Гонта поднялся со скамьи и, не оглядываясь, зашагал к выходу с бульвара. Перед потоком машин он на секунду остановился. Гонта не «голосовал», не поднимал руки, но первая же машина, на которую он взглянул, услужливо остановилась перед ним с распахнутой дверцей, а через секунду, подобрав пассажира, уже катила дальше. Магистр увидел, что это был здоровенный роскошный джип, и едва заметно усмехнулся. Все-таки Гонта всегда был изрядным пижоном.

* * *

— И ты раскололся? — спросил Горшок.

— Нет, — помотал головой Нестеров. — Мне не в чем было колоться. Не брал я этой проклятой книги и до сих пор не понимаю, как она там оказалась.

— И сколько тебе впаяли? — поинтересовался Паша-скелет и судорожно закашлялся.

— Шесть лет общего режима. Учитывая первую судимость, положительную характеристику… и прочее.

— Вот суки, — задумчиво сказал Леха. — И все же кто-то тебе ее туда засунул. Не сама же прилетела.

— На это я могу ответить только то, что отвечал уже сотни раз: я не знаю!

— А ты думай, браток, думай, — с трудом отдышавшись и сплюнув темный сгусток, сказал Паша-скелет. — Вычисляй гниду, которая тебя подставила.

— Туфта это все, — заявил Боксерчик. — Если надо, я и не такую баланду могу развести. Ты лучше скажи, на сколько этот талмуд тянул? В бабках?

— Эксперт назвал сумму в сто тридцать тысяч долларов, — ответил Нестеров.

— Сто тридцать! — воскликнул Боксерчик. — Так что ты нам тут мозги канифолишь?! «Не знаю, кто подложил…» Да за такие бабки ваш брат удавится!

— Помолчи, Боксерчик, — сказал Паша-скелет. — Ты и за рваный башку в удавку сунешь, не равняй всех с собой. Ладно, пора шабашить.

Он поднялся на ноги, и Нестеров увидел, что далось это ему с трудом.

— Пошли, парень, как тебя… Олег? До завтрашнего вечера еще перекантоваться нужно. У меня отсидишься. А вы лишнего не метите. Особенно ты, Боксерчик!

— Да ты что, паскуда, меня в стукачи записываешь! — разъярился Боксерчик, но Леха цыкнул на него, и тот мгновенно притих.

Жилище Паши было недалеко, да только добирались они с Нестеровым туда долго. Пройдя сотни две шагов, Паша зашелся в надсадном кашле, упал на четвереньки и долго отплевывался, а когда попытался подняться, то самостоятельно сделать этого не сумел. Нестеров был вынужден помочь, подхватив его под руку.

— Кранты мне, Олег, — отдышавшись, прохрипел Паша. — И так уже чужое время гуляю. Врачи говорили, что и до лета не дотяну.

— Вам в больницу надо, — сказал Нестеров, не зная и не умея по-другому выразить сочувствие.

— Таких, как я, больница не принимает. Да и незачем простыни там пачкать. У них и так лишних нет… И кончай ты, на хрен, «выкать». Я тебе не «кум» и не прокурор. Тебе сколько лет?

— Двадцать восемь.

— Вот видишь! А мне тридцать два. Почти одногодки, — Паша засмеялся, но смех его тут же перешел в очередной приступ кашля.