Укус тени - Карин Жибель Страница 10

— Ты мне осточертела!!!

— Наверное, Гаэль не очень умело ведет себя в постели… Я угадала, Бенуа?

— Я запрещаю тебе упоминать о моей жене, чертова сумасбродка! — кричит Бенуа.

— И чем же ты можешь мне пригрозить? Изобьешь меня? Дотянешься до меня через эту решетку?!

Лидия начинает хохотать, прижав к лицу кулачки.

— Похоже, ты меня совсем не уважаешь, майор.

— Вот тут ты угадала!..

Лидия встает и берет с одного из стеллажей какой-то предмет. Бенуа тут же узнает свой пистолет, и у него начинает екать сердце. Лидия наводит пистолет прямо на него. Он поднимается на ноги, неотрывно глядя на ствол пистолета.

— Ты его узнал, да? Если ты думаешь, что я не умею им пользоваться, то глубоко ошибаешься… Я ходила на занятия по стрельбе!

— Стрелять по мишеням и стрелять в человека — далеко не одно и то же…

— В человека? А где ты видишь здесь человека? Лично я не вижу здесь ничего, кроме кучи дерьма, упакованного в штаны и рубашку…

Бенуа чувствует, что у него от гнева все внутри клокочет, но он остается неподвижен.

— Знаешь, что тебе светит, если ты убьешь полицейского? — спрашивает он.

— Меня это не волнует… Тебя ведь все равно уже никогда не найдут!

Бенуа предпринимает еще одну попытку.

— Убив меня, — говорит он, — ты ничего не добьешься, Лидия…

— А кто сказал, что я убью тебя так быстро?.. — Она немного опускает ствол. — Я начну с ног… Ну, что теперь скажешь? Если я прострелю тебе, скажем, колено, ты от этого не умрешь… Просто тебе будет очень-очень больно!

Она снимает пистолет с предохранителя. Бенуа, прижавшись к стене, словно его прибили к ней гвоздями, не шевелится и не дышит — как будто даже малейшее движение ресниц может повлечь за собой непоправимое…

— Раздевайся! — вдруг приказывает Лидия.

— Что?

— Снимай с себя одежду! Быстро! Иначе я выстрелю!

— Послушай, Лидия…

— Заткнись! Снимай с себя свои шмотки!

— Хорошо, только успокойся…

Бенуа, подчиняясь требованию своей мучительницы, снимает пальто, рубашку и джинсы и затем останавливается, надеясь, что этого будет достаточно.

— Прекрасно, майор! В тебе, я вижу, просыпается благоразумие! Неси свою одежду сюда. Брось ее по другую сторону решетки… И одеяло тоже!

Он опять подчиняется: она все еще держит его на прицеле.

— Вот так! — удовлетворенно восклицает Лидия. — Теперь ты будешь мучаться не только от голода, но и от холода!.. Какой ты забавный в этих трусиках!

Она снова садится на стул, кладет пистолет себе на колени и закуривает сигарету. Бенуа отходит назад, к стене. Он так напуган, что позабыл о холоде.

Лидия внимательно разглядывает его, явно радуясь этому зрелищу.

— Мне хочется выпить горячего чаю, — заявляет она. — Так что на какое-то время я тебя покину…

Она уходит. Бенуа опускается на бетонный пол — грязный и холодный.

Теперь он чувствует, как ему холодно. Ему еще никогда за всю его жизнь не было так холодно.

Ему даже кажется, что этот холод — ледяное дыхание смерти.

— А что вы можете сказать о Бенуа Лоране? — спрашивает Фабр.

Джамиля пожимает плечами. Она чувствует себя неловко в обществе человека, с которым едва знакома. Они едут вдвоем в направлении деревушки Оссель, где живет семья Лоран. За рулем сидит Джамиля — она сочла, что так будет лучше.

— Он хороший полицейский, — уклончиво отвечает Джамиля.

— А как человек? — не унимается Фабр.

— Ну, он отличается большой самоуверенностью…

Фабр только что приехал на скоростном поезде из Парижа, и его еще не представили бригаде Лорана. Он даже не успел устроиться в отеле, где для него зарезервировали роскошный номер.

— Что вы хотите, чтобы я вам про него рассказала? — добавляет Джамиля, почувствовав на себе настойчивый взгляд нового коллеги.

— У меня складывается впечатление, что вы… что вы его недолюбливаете, капитан… Я не ошибаюсь?

Этот тип только что приехал, а уже действует ей на нервы. Не чем-то конкретным, а так, вообще. Ему лет пятьдесят, он невысокий, толстенький, с довольно невзрачным лицом. Можно сказать, даже уродливый. Ей, Джамиле, явно не повезло! «В конце концов, могли бы прислать какого-нибудь молодого симпатичного мужчину…» — с досадой думает она. А этот тип мало того что страшненький — так его еще зовут Огюст. Никогда раньше ей не доводилось встречать мужчин с таким дурацким именем.

— Хм… Он, скажем так, относится к тому типу людей, о которых я не очень высокого мнения. Лоран самодовольный, надменный, всецело занят самим собой… Другие люди для него — марионетки, которых он пытается дергать за ниточки. Думаю, вы понимаете, что я имею в виду!

— Да, понимаю, — ухмыляется Фабр. — Ну да ладно, расскажите-ка мне лучше о тех версиях, которые вы начали прорабатывать…

— Я взялась за это расследование только сегодня! Видите ли, жена Лорана сообщила нам о его исчезновении лишь вчера утром, а потому мы еще не успели всерьез заняться поисками. Люди из бригады майора сейчас составляют список всех тех, кого он когда-то упрятал за решетку, и тех, кто недавно вышел на свободу.

— Превосходно… Как вы думаете, исчезновение вашего коллеги связано с его личной жизнью или с работой?

— Понятия не имею! Хотя… Пока нет никаких оснований полагать, что Лорана похитили или убили.

— Что вы хотите этим сказать? Вы считаете, что он мог исчезнуть по собственной воле?

— Он, скажем так, мог загулять с какой-нибудь женщиной и… лежит сейчас с ней в постели!

Фабр начинает смеяться. Джамиле его смех кажется противным и даже каким-то идиотским.

— Он часто изменяет своей жене?

— Думаю, что часто. Он, конечно, не хвастается по этому поводу, но… Я уверена, что у нее уже огромные рога!

— Лежит в постели с женщиной… Это был бы самый лучший исход для данного дела. Уж лучше найти его в кровати с любовницей, чем в канаве с пулей в черепе!

— Я с вами полностью согласна… Мы уже скоро приедем.

— А что вы можете сказать о его супруге?

— О Гаэль? Я не очень-то хорошо ее знаю… Но она производит приятное впечатление.

— У них есть дети?

— Сын. Жереми. Ему, по-моему, три года…

Смущенно помалкивая, они едут еще минут десять. Фабр делает вид, что любуется пейзажем, Джамиля — что слушает радио.

Наконец они въезжают в деревушку Оссель.

— А почему он поселился в такой глухомани? — удивляется Фабр.