Карточный домик - Майкл Доббс Страница 10

– Я считаю, что они великолепно поработали, и я, вне всякого сомнения, никогда не справился бы без их участия… – продолжал Роджер. – Могу я передать им ваши слова?

Он закрыл рукой микрофон и повернулся к собравшимся в комнате сотрудникам, которые замерли в радостном ожидании.

– Премьер-министр попросил меня поблагодарить вас от его имени за то, что вы помогли ему так великолепно провести избирательную кампанию, и сказал, что ваше участие в ней имело огромное значение, – сообщил он, а затем еще несколько секунд молча слушал своего высокопоставленного собеседника. – И он не потребует назад свои деньги!

Комната разразилась аплодисментами и радостными криками, и О’Нил поднял трубку, чтобы премьер-министр не пропустил ни единого звука.

– Да, господин премьер-министр. Я совершенно счастлив, это огромная честь, что вы позвонили нам сразу после выборов… и тоже буду с нетерпением ждать нашей встречи. Да, я поеду на Смит-сквер чуть позже… Разумеется, разумеется. Значит, мы с вами скоро увидимся. И еще раз поздравляю с победой. Спокойной ночи.

Роджер аккуратно положил трубку, повернулся лицом к комнате и широко улыбнулся. Все тут же принялись бурно выражать свой восторг. Коллеги и помощники еще продолжали колотить его по спине, и все одновременно старались пожать ему руку, а он все еще пытался пробиться к промышленникам, когда сидевшая в машине на соседней улице Пенни аккуратно вернула на место телефон и принялась подкрашивать губы, глядя в зеркало у себя над головой.

Толпа на Смит-сквер, ждавшая появления премьер-министра, стала просто огромной. Часы давно пробили полночь, но сегодняшней ночью биологические часы у людей работали совсем в ином режиме. Все следили по экранам телевизионщиков за тем, как конвой премьер-министра в сопровождении полицейских и машин, оснащенных камерами, покинул М1 и сейчас приближался к Марбл-Арч [4]. До прибытия главы правительства осталось меньше десяти минут, и три юных девушки, возглавлявших команды поддержки, разогревали толпу смесью патриотических песен и лозунгов.

На этот раз им пришлось гораздо тяжелее, чем на предыдущих выборах. В то время как некоторые люди в толпе с энтузиазмом размахивали британскими флагами, огромные плакаты с фотографиями Генри Коллинриджа, которые вынесли из дверей штаба избирательной кампании партии, особой популярностью не пользовались. У нескольких человек в толпе были радиоприемники, и они сообщали тем, кто их окружал, результаты подсчета голосов. Даже девушки из команды поддержки время от времени останавливались и принимались обсуждать последние новости.

Кроме того, им пришлось столкнуться с конкуренцией, потому что несколько сторонников оппозиции пробрались в толпу и принялись размахивать своими знаменами и лозунгами. Полдюжины полисменов зоркими взглядами следили, чтобы эмоции не перехлестнуло через край, но не вмешивались.

По толпе пронеслось сообщение о том, что компьютеры предсказали большинство в двадцать восемь голосов. Две девушки из команды поддержки отошли в сторону и принялись обсуждать, можно ли считать это решающим перевесом. Придя к выводу, что, скорее всего, можно, они вернулись к своему прерванному занятию. Однако настроение толпы изменилось: прежний энтузиазм сменило беспокойство, и девушки решили поберечь силы до появления Генри Коллинриджа.

Внутри здания постепенно напивался Чарльз Коллинридж. Его лицо, испещренное прожилками, было залито потом, а глаза стали влажными и покраснели.

– Мой брат Генри – хороший человек. Великий премьер-министр, – бормотал он.

Стоявшие вокруг него люди уже начали замечать, что у него заплетается язык, когда он в очередной раз принялся пересказывать историю своей семьи:

– Я всегда считал, что он мог отлично управляться с нашим семейным бизнесом и превратить его в одну из величайших компаний страны, но Генри предпочел политику. Знаете, я тоже считаю, что производство комплектующих для ванных комнат – не самое интересное дело, но отцу нравится. Генри мог здорово расширить наше дело, сделать его грандиозным предприятием. А вам известно, что они импортируют заготовки из Польши? Или из Румынии?..

Чарльз прервал свой монолог, пролив остатки виски на уже и без того не слишком чистые брюки, и принялся рассыпаться в многословных извинениях. Председатель партии, лорд Уильямс, воспользовался этим, чтобы увести его в сторонку. В умных глазах пожилого человека не появилось даже намека на то, что он чувствовал, однако в действительности его переполняло негодование из-за того, что приходилось оказывать гостеприимство брату премьер-министра. Чарли Коллинридж был неплохим, но слабым человеком, и от него все время следовало ждать неприятностей, а самый старший и опытный член партии любил, чтобы на вверенном ему корабле царил безупречный порядок. Однако он был опытным штурманом и знал, что нет никакого смысла пытаться выбросить за борт брата адмирала.

Один раз председатель заговорил о нем с премьер-министром, попытался обсудить набиравшие силу слухи и огромное количество ехидных статеек в бульварных газетенках. Поскольку лорд Уильямс являлся одним из немногих, кто находился у руля еще до Маргарет Тэтчер, он пользовался авторитетом, а кое-кто даже сказал бы, что это его обязанность – поговорить с премьер-министром о неприглядном поведении его брата. Однако этот разговор ни к чему не привел.

– Я трачу половину жизни на то, что проливаю кровь; не просите меня, чтобы в число жертв вошел мой собственный брат! – взмолился Генри Коллинридж.

Он пообещал поговорить с Чарли и убедить его, что тот должен вести себя приличнее. Точнее, он даже сказал, что сам станет за ним следить, но, разумеется, премьер-министру никогда не хватало на это времени. К тому же он не сомневался, что младший брат пообещает все что угодно, даже если не сможет сдержать слово. Генри не собирался сердиться на него или читать морали, но знал, что больше всего обязательств политика накладывает на членов семьи. Уильямс все понимал, поскольку с тех пор, как сам появился в Вестминстерском аббатстве сорок лет назад, прошел через три брака.

Дело здесь не в отсутствии любви, а скорее, в нехватке времени на нее. В результате дома у политиков живут одинокие женщины и семьи, которым те не уделяют внимания, страдающие гораздо больше от острых шипов их работы, чем сами мужья и отцы. Политика оставляет за собой несчастных родственников и боль, особенно острую от того, что она причинена ненамеренно и случайно. Закаленный председатель партии смотрел, как Чарльз Коллинридж, спотыкаясь, вышел из комнаты, и на мгновение его охватила грусть, однако он быстро с ней справился. Эмоциям нет места, когда речь идет о жизнедеятельности партии, и Уильямс дал себе слово еще раз поговорить с премьер-министром.

Майкл Сэмюэль, министр по вопросам охраны окружающей среды и один из недавних и самых телегеничных членов Кабинета, подошел, чтобы поздороваться с Уильямсом. Он годился председателю в сыновья и был его протеже – первый шаг вверх по грязной министерской лестнице Сэмюэль сделал благодаря этому человеку, когда был молодым членом парламента и по его рекомендации стал помощником министра. Это был самый ничтожный парламентский пост, что-то вроде прислуги, ответственной за все, которой ничего не платят, но требуют выполнения самых разных поручений без жалоб и лишних вопросов – и именно эти качества премьер-министры рассматривают, когда выбирают кандидатов для продвижения по служебной лестнице. Помощь Уильямса помогла Майклу сделать головокружительную карьеру, и они стали близкими друзьями.