Пир плоти - Кит МакКарти Страница 103

Но она не успела.

* * *

Все мысли Рассела были сосредоточены на Либмане, но фигура, на которую налетел его «мерседес», была уже далеко не человеческой. Громкий удар, который профессор услышал как бы со стороны, превратил Либмана из обыкновенного глупого молодого человека в кусок мяса с какой-то адской скотобойни. Перед капотом в воздух взметнулось тело с совершенно бесстрастным лицом, и не было на этом лице даже тени удивления, а руки и ноги того, что долю секунды назад было Стефаном Либманом, двигались независимо от туловища.

Тело ударилось плечом о ветровое стекло прямо перед широко раскрытыми глазами профессора, заставив того вздрогнуть, затем, болтая руками и головой, как тряпичная кукла, оно отлетело вправо, обрушилось на капот припаркованного у тротуара автомобиля и соскользнуло с него на землю.

— Гребаная хреновина!

* * *

Взгляд Локвуда выхватил Стефана из темноты лишь на один момент, когда тот взлетел в воздух, чтобы тут же вновь исчезнуть в тени деревьев. Уилсон ничего не произнес, но на его лице, обычно ничего не выражавшем, на этот раз отобразилось очень сильное чувство — ужас. Мчавшийся перед ними автомобиль не снизил скорости, и Локвуд на миг растерялся, не зная, то ли ему гнаться за подонком, то ли остановиться, чтобы помочь несчастному парню.

Он стал тормозить, но тут увидел слева несшуюся к ним Уортон.

— За ним! — вопила она.

* * *

Елене и Джонсону с их несколько отдаленного наблюдательного пункта были видны Либман и приближавшийся к нему автомобиль. Сначала Стефан Либман представлял собой лишь неясную фигуру в полумраке, затем в ярком свете фар он превратился в черный силуэт. Елена и Джонсон видели и, можно сказать, почти физически почувствовали, как автомобиль врезался в парня, подкинул вверх на лобовое стекло и затем отбросил в сторону.

— Боже мой! — только и смогла произнести Елена, когда черный «мерседес» пронесся мимо них. Джонсон не сказал ничего. С посеревшим лицом он тут же завел двигатель. Его машина стояла развернутой в направлении, противоположном скрывшемуся в темноте автомобилю профессора, но можно было все же попытаться догнать его. Однако в этот момент мимо них промчался еще один автомобиль, в котором Джонсон успел заметить лица своих бывших коллег. Гнаться за ними не имело смысла.

* * *

Когда они подбежали, Беверли стояла на коленях рядом с телом. Ноги парня, явно переломанные, были раскинуты под неестественным углом, руки скрючены. Голова лежала на тротуаре лицом к колпаку припаркованной машины. Стефан Либман смотрел на него широко раскрытыми глазами, но жизни в этих глазах не было. Его перепачканное лицо представляло собой паутину царапин и порезов, из которых на удивление яркими и маленькими каплями сочилась кровь. Левая нога молодого человека тоже была неестественно согнута, под брючиной виднелся острый выступ — по всей вероятности, кость. По тому, как сгорбилось плечо, можно было предположить, что оно либо сломано, либо вывихнуто.

Беверли не слишком удивилась, увидев Елену и Джонсона. Вид у спутницы старшего инспектора был потрясенный и чуть ли не благочестивый. Джонсон никогда еще не видел ее такой.

— Срочно надо «скорую», — коротко бросила Беверли Уортон, и на этот раз в ее голосе не было обычной высокомерной снисходительности.

Двери окрестных домов начали со скрипом открываться, из-за них выглядывали люди. Среди любопытных была и миссис Либман.

Неожиданно Джонсону стало жаль Беверли Уортон.

* * *

Полицейским Локвуд был ленивым и никчемным, но водитель из него оказался превосходный.

Хотя автомобиль, который он преследовал, и обладал мощным двигателем, за его рулем сидел новичок и ему не удалось оторваться от Локвуда ни на узких боковых улочках, ни — чуть позже — на широких городских магистралях. И когда они неслись по одной из таких трасс, где Локвуд довел стрелку спидометра до отметки в сто семьдесят километров в час, а Уилсон без устали вопил что-то по рации, стремительное бегство Рассела было внезапно пресечено.

Рассел наслаждался гонкой. Десятилетиями он жил, не зная чувств, которые порождают выброс адреналина в кровь; единственным удовольствием, какое он получал от жизни, были еженедельные свидания с Линдой и те все более редкие случаи, когда ему удавалось продвинуться в своих исследованиях. И вот теперь, совершенно неожиданно для него самого, в профессоре вдруг проснулся азарт погони, езды на предельной скорости, и Рассел, как ребенок, увлеченный совершенно новой, ни на что не похожей игрой, повизгивал от восторга.

Автомобили, дома, темные и освещенные улицы — все проносилось единым потоком перед его глазами; рычание мотора сливалось с его собственным тяжелым дыханием и воем полицейской сирены позади. Оранжевый свет неоновых фонарей освещал салон кратковременными вспышками, превращая пространство вокруг него в серию мелькавших стоп-кадров.

Но вот он увидел перед собой широкий перекресток и красный свет светофора. Рассел и не подумал остановиться. Он был настолько захвачен гонкой, что мысль рвануть вперед, не обращая внимания ни на что, только подхлестывала его. Он прибавил скорость, и двигатель взвыл, как раненое животное.

У него это почти получилось. Он пересек половину поперечной улицы, не столкнувшись с автобусом благодаря тому, что резко крутанул руль влево и проскочил перед самым носом водителя, в ужасе вытаращившего глаза. Но в противоположном направлении двигался тяжелый автопоезд, который к этому моменту добрался только до половины перекрестка… Расселу хватило бы времени, чтобы прорваться, если бы ему не пришлось потратить драгоценные секунды на совершение маневра перед автобусом. А теперь все, что ему удалось, — это крутануть руль вправо, чтобы «мерседес» натолкнулся на переднюю ось грузовика, а не влетел в пространство между его колесами.

Рассел успел выкрикнуть всего одно, не принятое в профессорской среде слово — «…М-м-мать!» — прежде чем нос его автомобиля был смят в лепешку, предохранительные подушки полопались, со свистом выпуская воздух, а ноги его сковало невыносимой болью. Но мгновение спустя он уже не чувствовал никакой боли.

* * *

Едва Айзенменгер вернулся домой, как зазвонил телефон. Вечер он провел у родителей Мари, которые приняли его холодно. У них было несколько искаженное представление о том, что происходило сейчас между ним и их дочерью, и старики не пожелали сообщить зятю, где она живет и как с ней можно связаться. Айзенменгер подозревал, что Мари вернулась к родителям, но проверить это мог, разве что заперев хозяев в гостиной и обшарив весь их дом.

Он снял трубку, будучи уверен, что это Мари, но, как оказалось, звонил Джонсон.

— Я слушаю, Боб.

— У нас новости, док. — По голосу Джонсона Айзенменгер сразу понял, что тот чем-то сильно взволнован. Бывший сержант рассказал доктору обо всем, что произошло. — Либман пока жив, но в очень плохом состоянии, и что будет дальше, неизвестно. Рассел налетел на автопоезд, но каким-то чудом тоже не погиб, хотя врачи, конечно, его покромсают.